— Да, я понимаю, — сказал он.

— Понимаешь? Мне сказали… Я первый раз вижу, чтобы ваши знали наш язык, они слишком гордые, чтобы его учить. Илой ведь центр мира, и пусть дикие варвары сами учат илойский, если хотят жить.

— Пять лет войны, — сказал Ренцо, подворачивая штаны до колена, чтобы открыть лодыжку. — Если хочешь завоевать варваров, то стоит понимать о чем они говорят между собой. Иначе с улыбкой могут воткнуть нож в спину.

Старуха презрительно фыркнула.

— Нож в спину — это по вашей части, — сказала она. — Но хватит болтать. Давай, я посмотрю, что там у тебя.

Кряхтя, она села рядом. Цокнула языком.

Кровоподтек на ноге был даже не синим, а почти черным, и заметная опухоль.

Дотронулась пальцами, и Ренцо почувствовал легкое покалывание и тепло. Магия. Здесь многие это умеют, и золото в глазах старухи говорит само за себя.

— Хочешь сказать, ты дошел сюда сам? — недоверие в ее голосе.

— Опираясь на алебарду.

— Алебарду?

— Да. Ваш золоченый гвардеец был очень щедр.

— Ин-Айтран? Ты можешь встать? Встань, я хочу посмотреть. Вставай-вставай, это важно.

Пару секунд Ренцо колебался. Он сейчас не в том положении, чтобы спорить по мелочам.

Хорошо.

Сидя пододвинулся ближе к стене, опираясь на стену и на правую ногу кое-как поднялся.

— А на левую-то ногу можешь встать? Сделай шаг вперед.

— Может, и станцевать еще?

— Станцуй, — сказала старуха. — Тогда я, может быть, поверю, что у тебя есть шанс.

— Боюсь, мне плевать на твою веру, — сказал Ренцо. Но, стиснув зубы, шаг все-таки сделал. Один вперед и один назад. И плюхнулся обратно в солому, даже от пары шагов на спине выступил пот.

— Хорошо, — довольно сказала старуха.

Поймала его ступню своими костлявыми пальцами, надавила, и что-то хрустнуло. Ренцо дернулся, едва не заорал от боли. Но потом отпустило.

— Я помогу тебе, — сказала старуха. — Завтра ты будешь ходить. Не могу обещать, что боль уйдет совсем, но ходить ты будешь. И помогу даже больше. Мэй рассказывала, что ты можешь чувствовать ее, даже не видя? Это правда?

Мэй…

— Да, — сказал Ренцо. — Она ведь джийнарка…

Сколько раз он сам себе пытался это объяснить. Ее сила так действует на него?

— Дело не в ней, — сказала старуха. — Дело в тебе. Если ты чувствуешь, то в тебе это есть. Но сейчас важно другое. Завтра, когда будешь драться — закрой глаза и доверься своим чувствам, своему сердцу.

Еще и глаза закрыть?

— Не смотри на меня так, — старуха покачала головой. — Тарин может создавать иллюзии, миражи. И не всегда то, что ты видишь — истина. Доверяй только своему сердцу.

Ночью во сне к нему приходила Мэй.

Все так реально, словно наяву. Мэй тихо вошла, прикрыла дверь, он проснулся от ее шагов. Остановилась рядом.

— Я скучала, — тихо сказала она, ее голос звенел горной речкой и серебряными колокольчиками, так удивительно. — Я так ждала тебя. И очень боялась, что ты придешь. Но сейчас я не боюсь.

— Я не мог не прийти.

Ее платье, скользнув, упало к ногам.

Она шагнула вперед и опустилась рядом с ним на солому.

— Обними меня, — сказала так требовательно. — Сегодня ночью я хочу быть твоей. Пусть даже во сне.

Ее кожа была гладкая и теплая, и волосы пахли спелыми апельсинами.

— Я люблю тебя, — шепнула на ухо. — Я — это любовь.

Дождь льет как из ведра. Словно специально. Или специально даже, Ренцо бы не удивился. Мэй постаралась?

Огонь Тарина против воды Мэй.

Чуть-чуть больше шансов.

Оружие Ренцо отдали его собственное — хорошо. Спата привычно легла в ладонь.

Старая арена в стороне от дворца, почти каменная яма. Судя по всему, за последнее время использовали ее мало, камень крошился от времени, вверху между плитами пробивалась трава. Внизу дно арены все покрыто копотью, в центре даже оплавлено слегка.

Ну, вот и все. Пути назад нет.

От ожидания слегка трясет, но с этим он справится.

Зрителей немного, никто, пожалуй, не оценивает эту битву всерьез.

Мэй там наверху. Стоит, прижав к груди руки, совсем белая, неподвижная, собранная. Можно улыбнуться и помахать ей рукой, и тогда в ответ, дрогнут ее губы. Мэй рассчитывает на него и нельзя подвести. Дождь ее слез бежит по его лицу.

Тарин злой. И это хорошо. Лишняя злость мешает концентрации и точному расчету. Хотя вряд ли Тарин нервничает из-за битвы, и, судя по тому, как он поглядывает на Мэй — у него свои причины.

Чистокровный джийнарец в бою лишь немного уступает дракону-оборотню в человеческом облике. По силе, ловкости, скорости, разве что, восстанавливается дракон быстрее. Тарин… почти. У Тарина зеленые глаза, не золотые, и это говорит, что человеческой крови в нем много. Но Тарин больше чем на голову выше, лет пятнадцать моложе, и уж точно сильнее.

— Начнем! — объявляет Тарин, без всяких речей и церемоний, лишь только ступив на арену. Тяжелая, обитая железом дверь, закрывается за ним.

Начнем.

В слух Ренцо не говорит, просто смотрит. Пытаясь понять, чего от Тарина ждать в бою.

А Тарин не собирается тянуть.

Удар о землю ногой, словно глухой удар грома. И от него кольцом разбегается стена огня. Даже под дождем, шипя и дымя, почти скрывая Тарина с глаз. Огонь. И хочется отшатнуться, но отступать некуда, каменная стена за спиной. Нет, бегать от него нельзя.

Все, что нужно сделать — это собраться с духом и шагнуть сквозь огонь. Шаг вперед, быстро. И обдает жаром. Одежда высыхает разом и волосы трещат, оплавляясь. И снова на голову обрушивается холодный дождь.

И тут же удар. Ренцо успевает увернуться в последний момент, тяжелый клинок Тарина скользит, едва касаясь, по его мечу, звеня… и они расходятся в стороны, делая в воздухе круг…

И еще удар, и еще, прежде, чем дать короткую передышку. Последним — Тарин едва не выбивает спату, с такой силой, что разом немеют руки и болью отдается в плечах. Ренцо держит, успевая отскочить в сторону. И есть пара мгновений, чтобы вздохнуть.

Нога болит. Нет, сегодня он может на нее наступать, хвала старой джийнарке! И двигаться удается вполне быстро, даже прыгнуть. Но чем дальше, тем ощутимее.

Долго уклоняться не выйдет, Ренцо устанет куда быстрее. Время работает против него.

Он нападает сам. Так быстро, как только может — метя по очереди голову, в ноги и в правый бок. Но не успеть, Тарин двигается стремительно и легко, словно забавляясь. Словно танцуя. Смеется громко. И вдруг клинок его вспыхивает огнем.

От первого удара Ренцо инстинктивно шарахается в сторону, почти не осознавая и не глядя куда, и едва успевает уклониться от следующего удара. Но так нельзя. Не паниковать.

Огонь ничего не меняет. Даже больше — собственный огонь перед глазами мешает Тарину смотреть.

Забыть про огонь. Даже когда обжигает руки. Когда серией мощных атак Тарин прижимает Ренцо к стене, и огненный клинок замирает у лица, и хочется зажмуриться от жара.

Не паниковать, не торопиться.

Это просто огонь.

Выдохнуть, пока есть возможность. Увернуться, поймав нужный момент, уходя вниз и в сторону, под клинком, и развернувшись — ударить.

И острием прочертить царапину у Тарина на плече.

Тарин рычит словно раненный зверь. Не от боли, от злости.

И нападает — раз за разом. Так, что огнем сжигает брови и легкие, и не вздохнуть.

Першит в горле. Хуже всего, что мешает кашель. Сбивает.

И все же, адски болит нога.

Удивительно, как он еще жив…

Но не достать. Тарина никак не достать. Пока удается уходить от ударов, отводя, стараясь не принимать на клинок — Тарин слишком силен, но собственные атаки разбиваются о непреступную скалу. Без всякой надежды.

Спокойно. Тарину ведь тоже не удается. Кажется, игры с огнем мешают Тарину, отвлекают, магия тоже требует концентрации и сил.

И когда, после серии ложных выпадов, Ренцо достает-таки Тарина по ноге — тот не выдерживает. К чему эти танцы, когда можно иначе.