– Какие возможности? Ты хочешь сказать, что мы не едем в Россию в июне?

– Пока я еще не знаю. Но это не имеет значения. – Нэш явно не хотел обсуждать сейчас эту тему. – Кстати, Джейн и Нелл просили передать тебе, чтобы ты шла к ним немедленно.

Она вскочила на ноги.

– Что-нибудь случилось?

– Нет, но ты должна прийти сию же минуту.

Он взял ее за руку и вывел из дома.

– Но эта дорога ведет в конюшни, – сказала она, через некоторое время. – Мне показалось, что ты сказал, будто я нужна Джейн.

– Так оно и есть. Мы идем за конюшни. Мальчики сейчас в конюшнях: заливают воду в поилки, чистят стойла и, судя по всему, чувствуют себя на седьмом небе.

Нэш кивнул.

– Я удивлен, что они до сих пор не научились ездить верхом.

– Джон успел взять несколько уроков, но после того как на охоте упал с лошади и повредил позвоночник, вопрос о продолжении занятий отпал сам собой – всех лошадей продали.

Он сжал ей руку.

– Несмотря на то что тебе пришлось видеть столько смертей, ты все-таки осталась оптимисткой.

Она улыбнулась:

– Во времена террора бабушка потеряла почти всех, кого когда-либо любила, но она научила меня брать от жизни все, пока можешь. Папа умер два года назад, и я в течение года носила по нему траур, но это было скорее данью традиции. Мы с ним никогда не были близки. К тому же нельзя быть грустным, когда надо заботиться о маленьких детях.

– Наверное, ты права. Особенно если у тебя их целых пятеро.

– И конечно, когда обнаружилось, что папа оставил после себя только долги, это тоже не позволяло расслабляться.

– Можно и так сказать, – усмехнулся он.

Под «не расслабляться» она подразумевала «научиться выживать». Он с гордостью взглянул на нее: его невеста была живым примером повседневного мужества.

– Я посмотрел сведения о твоем отце в старом томике «Дебретта», – сказал он. – Сэр Джон Вудфорд? – Она кивнула, и он продолжил: – Там указано поместье. Насколько я понимаю, оно было продано.

Она покачала головой.

– Это майорат. Поместье перейдет к Джону, когда ему исполнится двадцать один год. Мистер Хьюм сдал его арендаторам за очень хорошую плату.

– Хьюм? Старый козел, за которого ты собиралась выйти замуж?

Она кивнула.

– Он доверенное лицо Джона, а когда-то был другом папы и соседом. Он старается вновь сделать поместье прибыльным ко времени достижения Джоном совершеннолетия. Финансы – это его страсть.

«И не единственная», – мрачно подумал Нэш.

– Почему твой отец не оставил детей на его попечении, вместо того чтобы взваливать это бремя на плечи молодой одинокой женщины?

– Папа, наверное, думал, что детей лучше оставить женщине, а финансовые дела должен вести мужчина. К тому же он хотел, чтобы я вышла замуж за мистера Хьюма.

Нэш замер от удивления.

– Значит, когда ты ему отказала, этот самый Хьюм выгнал тебя из фамильного дома и даже не обеспечил никаким жильем?

Она отвела взгляд.

– Я знаю, что некоторым мой поступок покажется эгоистичным, потому что я поставила собственные желания выше благосостояния детей.

– Вздор! Ты поступила правильно.

– Вообще-то я тоже так думаю, – откровенно призналась она. – Мистер Хьюм хотел отослать мальчиков и Джейн в школу. Как только я вышла бы замуж, моего мнения никто не стал бы и спрашивать. Но ведь они только что потеряли своих родителей и дом. Нельзя было отсылать их куда-то, чтобы они жили с чужими людьми. Поэтому я написала одному другу бабушки – твоему дяде, – и он предложил мне этот коттедж. – Она потянула его за рукав. – Идем. Не хочу заставлять Нелл ждать. Пожалуй, я догадываюсь, что мне предстоит увидеть.

– Вот как? – удивился он.

– Судя по всему, у Джейн всегда была тайная честолюбивая мечта стать наездницей. Я правильно понимаю?

Она бросила на него озорной взгляд.

– Я обещал молчать.

– Я так и думала. И очень рада этому. Папа не одобрял, когда леди ездят верхом, считая, что это неженственно и опасно. Но я видела вчера, как она наблюдала за леди Нелл, великолепной наездницей…

– У нее лучшая в графстве манера сидеть на лошади, – подтвердил Нэш.

– А сегодня утром Джейн нашла в старом сундуке в детской амазонку, некогда принадлежавшую Нелл. Потом они целый день шептались с Нелл по углам, и Джейн исчезла выполнять какое-то загадочное поручение. Она наверняка решила перещеголять мальчишек.

– Я ставлю на Джейн, – рассмеявшись, заявил он.

Они свернули на дорожку, ведущую в обход конюшни.

Вдоль южной стены уже зацветали под теплыми солнечными лучами ранние розы. Они сразу же ощутили их аромат.

– Тебе здесь нравится?

Она с улыбкой взглянула на него загоревшимися глазками.

– Здесь чудесно. Все так добры, и дети довольны и при деле и… – Она понюхала розу и сделала пируэт. – Я вдруг почувствовала себя свободной… молодой и полной жизни.

– Ты и есть молодая и полная жизни… и такая прелестная, такая гибкая и абсолютно неотразимая.

Он поймал ее в объятия во время исполнения очередного пируэта и приподнял над землей. Они стали кружиться вместе. Мэдди, у которой перехватило дыхание, смеялась, прижимаясь к его груди.

Потом он неожиданно поставил ее на ноги, словно смутившись, и стал почти серьезным.

Он шагал по дорожке, отрешившись от действительности и вспоминая, как кокетливо кружилась и смеялась его мать, поддразнивая и соблазняя отца.

Это было в розарии, в Элверли. Сколько лет было тогда Нэшу? Восемь? Девять? Детям был запрещен доступ в розарий, но его крикетный шар перелетел через зеленую изгородь и он проник туда, отыскивая его. Он увидел, как среди розовых кустов прогуливались его родители. Испугавшись, что его поймают, он спрятался. И стал наблюдать.

Отец срезал розы и подавал их маме, которая медленно обрывала лепестки, бросала их на голову отца и смеялась, глядя, как он вытряхивает их из волос.

Отец обрывал с роз шипы, но, как видно, пропустил один. Мама оцарапала им руку, вскрикнула и с упреком протянула руку отцу. Нэш заметил тонкую красную царапину на ее ладони.

Отец взял руку и слизнул кровь. Потом он зарычал словно зверь, приподнял маму над землей, прижав к груди, – и понес в дом. Они смеялись, что-то тихо говорили друг другу, а следом за ними на полу оставалась дорожка из розовых лепестков.

Однако в тот же день чуть позднее в холле стояли мамины чемоданы, и родители кричали друг на друга – бледная, напряженная мама, говорившая что-то язвительное, и взбешенный, побагровевший отец с искаженной от гнева физиономией.

Нэш и Маркус наблюдали за происходящим, спрятавшись за перилами лестницы, где сидели тихо, словно мыши, понимая, что, если их застукают за подслушиванием, им не миновать порки. Нэшу хотелось что-то сделать, чтобы остановить родителей. Но Маркус сказал, что ничего не поможет. Когда мама приезжала домой, всегда происходило одно и то же. Она терпеть не могла деревню.

Но Нэш не стал его слушать. Он знал, как снова сделать маму счастливой, как сделать счастливыми их обоих и остановить эти ужасные крики. Воспользовавшись лестницей для слуг, он выбежал из дома в розарий и сорвал дюжину роз.

Он даже удалил все шипы, как это делал отец, чтобы мама не оцарапала пальцы. Его руки были в кровавых царапинах, но ему было все равно. Лишь бы мама не уезжала…

Он до сих пор помнил, как тяжело билось его маленькое сердечко, когда он стоял в коридоре, протягивая розы маме.

У него дрожали руки. А мама рассмеялась.

Отец выхватил цветы из его рук и вышвырнул его из комнаты с такой силой, что он пролетел половину коридора.

Почти сразу же после этого мама уехала в Лондон.

Отец задержался ровно настолько, чтобы жестоко выпороть Нэша за то, что вмешался в разговор родителей, и за то, что без спроса сорвал розы. Потом он выпорол Маркуса – за то, что не остановил Нэша: он был старшим и нес ответственность за поведение Нэша.

После этого отец следом за мамой уехал в Лондон. Он не мог жить без нее. Слуги, когда думали, что мальчики их не слышат, болтали между собой, что они слишком сильно любят друг друга.