Останемся на месте, друзья! Куда нам торопиться? Разве здесь не прекрасно, в нашей стороне? Вон там, вдалеке, идет стадо мамонтов. А вон пасутся олени. Летают птицы. Каменный топор уже изобретен. Мы опоясаны шкурами. Научились добывать огонь, стуча камнями и высекая искры. Земля еще плоская и у нее есть Край. Нам известно, что Солнце, велением Грома рождается утром, каждый раз новое, и умирает вечером — точно так же рождается весной цветок, чтобы осенью умереть зрелым плодом…

Остановитесь! — рявкнул Шито-Крыто, увидев, что племя уже не просто расходится, а разбегается. — Остановитесь! Потому что я сейчас пригрожу Думу так, что ему расхочется изобретать, да и вы обомрете от страха.

Дум, — обратился он прямо к выдумщику, — если я услышу хоть еще об одном твоем изобретении, я ушлю тебя к Краю Земли и прикажу заглянуть с Края в Бездну! Никто из смертных не выдерживает этого испытания и сваливается, влекомый Бездной, вниз. Кувыркнешься и ты, Дум, и будешь лететь в пустоте множество лет и зим, пока не высохнешь и не превратишься в подобие сухого древесного листа. Ты будешь лететь сначала быстро, Дум, а потом, по мере высыхания, все медленнее, и в конце концов ты остановишься в полете и будешь кружить на одном месте, а вокруг тебя, куда б ты ни глянул, ослушник этакий, будет Бездна, Бездна, Бездна — и она станет твоим последним наказанием!

Шито-Крыто обратился теперь к замершей толпе:

— Как вы думаете, внуки Горы, заслуживает негодник Дум такого наказания?

Уставшее от длинной лекции племя, дружно и одобрительно заревело, размахивая кто кулаком, а кто дубиной. В изобретателя полетело еще несколько камней. Толпа ревела, отводя душу, минут пять, не меньше. Дум многим не нравился тем, что не сразу, например, брался за какую-то работу, а через время, сначала прикидывая, как лучше, как легче ее сделать. Это в выдумщике раздражало, хотя с его помощью с работой управлялись быстрее.

Скоро все кончилось. Племя разошлось по своим местам в пещере и по делам, ушел, зачем-то прихватив с собой каменный диск, шаман. А Дум сел там, где стоял, пока Шито-Крыто произносил свою заковыристую речь, и долго рисовал на земле то Круг, то Треугольник, то Квадрат, не зная, конечно, что они так мудрено называются.

Но самым опасным изобретением Дума было… нет, вы ни за что не догадаетесь, какое произведение человеческого ума больше всего угрожало, по мнению вождя и шамана, благополучию племени.

— Ты как-то странно научился скалить зубы, — сказал однажды, возвратившись с опасной охоты, старший брат Дума, которого за его хозяйственность прозвали Домом, — скалишь, а мне не страшно.

— Тебе и не должно быть страшно, — ответил Дум, — потому что я улыбаюсь.

— Улыбаешься? Снова непонятное слово! Что оно означает?

— Оно означает, что я чему-то рад. Чему-то или кому-то. Тебе, например. Ты вернулся с охоты, и я рад, что ты остался в живых.

— Когда я рад, я хлопаю себя по животу или по коленям — в зависимости от того, чему я рад. По-моему, нет ничего естественнее и понятнее для человека, чем хлопать себя по животу, когда он рад. Вот ты опять скалишь зубы, но уже как-то иначе. Я бы сказал — обиднее.

— На этот раз я усмехаюсь, — объяснил Дум.

— А это что за новость?

— Усмехаться? Как тебе объяснить… То, что ты сказал только что, показалось мне смешным, и я усмехнулся, то есть полуулыбнулся… Если ты помнишь, хлопал себя по животу наш дедушка, а он был, кажется, обезьяной. А мы — уже люди, хоть и дети Горы, и у нас должен быть свой способ выражать радость.

— Бабай тебя забери! — рассердился Дом. — Я ничего не понял! Знаю лишь одно — когда Шито-Крыто увидит, что ты, как ты говоришь, улыбаешься, тебе не поздоровится!

Улыбку на лице выдумщика шаман углядел в тот же день — Дум, видимо, хотел заразить ею все племя. Он подходил то к одному, то к другому и, разговаривая, улыбался во весь рот.

Кто смотрел на него с недоумением, а кто и пробовал оскалить зубы так же, как Дум. Не у каждого это получалось, как показывают нам рисунки на стене шпата, Первая Улыбка давалась не всем…

— Э-эй! — крикнул изобретателю Шито-Крыто, стоявший у входа в свою пещеру. — Ты что это делаешь?

Дум подошел к шаману. Рот его, как скажут через тридцать тысяч лет, был до ушей.

— Я улыбаюсь, — сказал он.

— А кто тебе разрешил? — спросил Шито-Крыто и вдобавок к космам прикрыл глаза рукой, чтобы не видеть улыбки Дума. Она действовала на него странным образом: шаману хотелось, глядя на выдумщика, тоже улыбнуться, и он еле-еле сдерживался.

— Разрешил? — переспросил Дум. — Эта Улыбка моя собственная. Я ее ни у кого не украл. Наоборот, я ее дарю направо и налево! Скоро все будут улыбаться!

— Ах вот оно как! — зашипел, чтобы не слышали другие, Шито-Крыто. — Да знаешь ли ты, что такое Улыбка?! Ну-ка пойдем со мной! — шаман схватил Дума за руку и потащил в пещеру вождя.

— О великий из великих! — завопил Шито-Крыто, швыряя выдумщика к ногам Сокрушая, сидевшего на толстой медвежьей шкуре. — Нам мало бед, что грозят нам сверху, снизу, со стороны восхода Солнца и со стороны захода, а также с двух сторон, не имеющих пока названия (шаман имел в виду Север и Юг), так вот — появилась еще одна, грозящая нам изнутри!

— Нельзя ли попроще? — рявкнул вождь. Он был самый высокий и самый широкоплечий в племени, самый мускулистый, и все сложные вопросы решал быстро и круто.

— Хорошо, — сказал Шито-Крыто. — Чем поддерживает великий из великих порядок в своем племени?

— Вот этим, понятно! — Вождь взял в руки дубинку, лежащую справа от него.

— А как великий разговаривает с чуждым племенем, неизвестно ради чего подошедшего к нашим границам?

— Конечно, только так! — Сокрушай свирепо оскалил зубы, зарычал и взмахнул дубинкой.

— А что если вождь внуков Горы выйдет навстречу чужакам и сделает вот так? — и шаман с трудом — это ведь было для него впервые — изобразил на лице Думову Улыбку.

Сокрушай вытаращил глаза и даже откачнулся к стене — такого на лице человека он никогда не видел!

— Что это с тобой, Шито? — спросил он. — Что за странную рожу ты скорчил?

— Эта, как ты справедливо заметил, странная рожа — очередное изобретение Дума. Он называет ее Улыбкой и считает, что скоро все-все будут друг другу улыбаться, а значит и ты, и я!

— С какой это стати, — зарычал вождь, — я буду кому-то, будь это свой или чужой, улыбаться вместо того, чтобы сразу нагнать на него страху? Разве не страх — условие порядка и мира? Так вот чем ты занимаешься, Дум! Изобретаешь Улыбку! Да знаешь ли ты, что это предательство и измена?.. — Здесь надо сказать, что Сокрушай не проговорил всех этих слов, он только имел их в виду. Рассвирепев от Думова поступка, вождь вскочил, оскалился, лязгнул зубами и начал, рыча, размахивая дубинкой и грозя развалить голову выдумщика на мелкие кусочки, метаться по пещере.

Съездив изобретателя по наклоненной макушке, Сокрушай потоптал Дума ногами (не до смерти), сел и приказал шаману закончить за него его речь. У вождя просто не хватало сейчас слов от ярости, чтобы разъяснить изобретателю, в чем вред его новации и преступность замысла.

— Дум, — начал Шито-Крыто, — ничто так не подрывает авторитет первобытного человека, как Улыбка!

— Вот-вот. — подтвердил с медвежьей шкуры вождь, — ты попал в самую точку, Шито: она подрывает авторитет! А теперь разверни эту мысль.

— Итак, Дум, я продолжаю, — послушался шаман. — Вспомни для начала, сколько неразумных голов было проломлено, прежде чем наш великий стал тем, кем ему предназначено было стать самим духом Горы Тарарамом.

Дум, стоявший на четвереньках, поднял ушибленную голову и потряс ею.

— Вспомнил? А теперь вообрази, что вождь, представ перед своим народом, вдруг разулыбается! Знаешь, что произойдет? Я думаю, земной Диск треснет и мы все очутимся в Бездне. Ведь каждый, увидев, как растягивается до ушей — непонятно для чего — грозный рот Сокрушая, подумает, что с ним что-то не то: либо он заболел, либо сошел с ума. В Улыбке, Дум, народ увидит слабость, узрит неуверенность своего предводителя! Но это еще не все. Сейчас я открою тебе, каким тайным оружием ты снабжаешь общество. Скажи мне, Дум, вот что: если раньше кто-то, слушая вождя, не соглашался с ним, что он делал? Да, Дум, правильно — неслух поднимал руки, потрясал ими и вопил дурным голосом. Так он сообщал о своем несогласии с предводителем. А как поступал с ним наш Сокрушай? И это ты знаешь, Дум. Он подзывал несогласного поближе, поднимал дубинку и…