Дум и Хоть-Куда, свесившись, глянули повнимательней и увидели, что длинная сухая жила, которой Напролом привязывал к ноге подошву из сыромятной кожи (придуманной Думом), обмоталась вокруг ноги мамонта и при каждом его шаге дергает охотника вниз.

Хоть-Куда спрыгнул, отвязал жилу от ноги Самого Большого и показал ее Напролому. А Дум сказал:

— Вот уж не думал, что ты боишься тени!

— Если ее боится целое племя, — ответил охотник и воин, — почему бы не испугаться и мне!

По знакомым деревьям и камням-валунам путешественники определили, что им предстоит скорая встреча с племенем воинов.

Дело шло уже к вечеру, отыскав место ночлега у небольшого озера, так же заросшего тростником, как то, памятное, путники расположились как можно удобнее. Мамонт пошел к тростнику, люди запаслись, пока было еще светло, травой для постели, разожгли Костер и стали жарить имеющееся в сумках мясо.

Начался разговор о том, стоит ли им близко знакомиться с людьми-воинами.

Выяснилось, что этого хочет только Напролом — ради того, чтобы узнать, не появилось ли у них новое оружие.

Хоть-Куда вообще предлагал обойти племя стороной. Он сказал, что если случится столкновение, в них полетят копья и стрелы, и мамонт может сбросить их и убежать, не говоря уже о том, что все трое могут быть убиты кровожадными вояками.

Дума же беспокоила судьба музыканта: жив ли? А если жив, то что поделывает? Не придумал ли какого-то нового музыкального инструмента?

Тогда не было пословицы "Утро вечера мудренее", но была похожая: "С восходом Солнца рождается все хорошее". Принять решение согласились утром.

— Не представляю себе, что после лука можно придумать еще какое-то оружие! — сказал Напролом, укладываясь на настеленную на землю траву. — На луке человек исчерпал себя!.

Все его слышали, все подумали о том, что он сказал, но никто ничего не произнес в ответ. Кто знает, о чем поразмышляли тогда Дум и Хоть-Куда.

Люди боялись, что мамонт снова забредет за тростником в озерную топь, но зверь помнил беду, в которой побывал, и, почувствовав под ногой ил, тут же отступил на твердую землю.

Утреннее решение — его приняли за завтраком, обгладывая заячьи косточки и поглядывая на восходящее Солнце — было таково: селение воинов обойти стороной, потому что и мамонта, и тем более людей на его спине легко увидеть издалека.

Слева от селения Людей-С-Перцем-В-Крови был Лес, в котором они много дней назад встретили музыканта, через этот-то Лес они и пойдут.

Самый Большой не любил Леса, но этот был редкий, люди с его спины слезли и пошли рядом и впереди, ему ничего не оставалось, как идти вместе с ними. И все же прежде чем войти в Лес, он постоял, поупрямился чуть, и Думу пришлось долго говорить с мамонтом, пока тот не сделал первого шага.

В Лесу Самый Большой был настороже: он знал, что это прибежище многих хищников, а ему, громадине, огромине, трудно здесь развернуться. Единственное, что его успокаивало, — люди, шедшие, как мы уже сказали, спереди и с боков.

Вдруг четверо остановились — они услышали неподалеку странные звуки: бум-бу-бу-бум! Бум-бу-бу-бум!

Что это? Кто это? Люди? Зверь? Никто из наших путешественников ни разу не слышал ничего подобного!

Все стояли замерев, а мамонт как поднял ногу, так и не опустил. Кроме того, он задрал хобот и оттопырил уши, боясь пропустить хоть один звук. Шерсть на его загривке поднялась, он от этого казался еще горбатее.

А из Леса, из зеленой его гущи, раздавалось по-прежнему:

— Бум-бу-бу-бум! Бум-бу-бу-бум!

Храбрый Напролом оглянулся на своих и показал лицом, что пойдет и посмотрит, кто скрывается за деревьями. Он двинулся вперед самыми осторожными, самыми неслышными шагами, на которые только был способен. Под его ногами не треснул ни один сучок, ни шелестнул ни один лист.

Охотник перемещался от дерева к дереву, от куста к кусту. И вот его уже не видно, и кусты, за которыми он скрылся, перестали шевелиться. Его друзья, готовые броситься на помощь, ежели та понадобится, сжали копья.

— Э-эй! — послышался громкий голос Напролома. — Идите сюда!

Дум и Хоть-Куда поняли по голосу, что опасности нет, но все равно побежали, ломая кусты.

Охотник стоял перед зеленым от мха камнем, а на камне сидел… музыкант — еще более худой, чем раньше, в еще более изодранной шкуре. На коленях у него лежал какой-то круг. Невпопад узнал окруживших его людей и кивнул им.

Старые знакомые хлопали музыканта по плечу, говорили всякие пустяковые слова, которые всегда произносят при неожиданной встрече люди, кружили возле…

Потом все уселись на землю рядом с камнем, и путешественники наскоро рассказали Невпопаду то, что мы уже знаем подробно и чего не стоит повторять. Ответный же рассказ музыканта нужно привести полностью.

— Если вы помните, мою гуслю наши превратили в самострел, чуть ее увидав, — начал он и с грустью посмотрел на лук в руках Напролома. — И племя тут же захотело вновь воевать. Воины были уверены, что уж теперь-то они победят.

Они понаделали луков и стрел с кремневыми наконечниками и, не теряя времени попусту, выступили в поход. И напали на соседей, чтобы захватить их землю и набрать пленных.

Когда две рати сблизились, крича и вереща, наши пустили в противника стрелы… Но соседи, оказывается (они хорошо нас знали и подсылали, верно, к нам лазутчиков), оказывается, придумали к этому времени то, чем можно закрыться от стрел — щиты…

— Не может быть! — вскричал Напролом и в гневе переломил стрелу. — Этого еще не хватало! Не успеешь изобрести что-то хорошее, как уже готова новая выдумка, которая перечеркивает первую! Вот уж кому бы я свернул шею — открывателю щита!

А музыкант продолжал рассказ:

— Когда наши выпустили все стрелы и все они застряли в щитах, противник перешел в контратаку (это слово было в первом десятке слов, придуманных человечеством. — В.Ч.) и нам, как всегда, намяли бока, накостыляли шеи, пересчитали ребра, понаставили синяков и шишек и гнали до самых наших домов…

— И это всё? — спросил Напролом.

— Нет еще, — ответил Невпопад. — История со щитом имеет продолжение.

— Лучше бы глянуть на него хоть одним глазком, — буркнул охотник. — Ты не мог бы рассказать о щите подробнее?

— Зачем рассказывать? — музыкант взял круг, лежавший у него на коленях, и протянул Напролому. — Вот он. Один я нашел потом на месте боя.

— Щит?! — не поверил Напролом и схватил круг. Это была толстая бизонья кожа, натянутая на согнутую в круг гибкую ветку. Охотник щупал крепкую кожу, бил в нее кулаком, тыкал обломком стрелы, проверяя щит на прочность. Хватался за ручку сзади и закрывался от воображаемой стрелы.

— Вот это изобретение! — в конце концов завопил он. — Не то что твой Зонт, Дум! Со щитом можно идти в бой против кого угодно! Он выдержит даже удар копья! А больше они ничего не изобрели, Невпопад?

— На этот раз изобрел опять я. И всем утер нос. Они превращают музыкальные инструменты в оружие, а я обратил оружие в музыкальный инструмент. Смотрите! — Невпопад взял из рук охотника щит, положил его на расставленные колени, достал из-под камня две коротенькие палочки и ну колотить ими по туго натянутой коже!

Раздалось то самое бум-бу-бу-бум, которое они слышали, чуть войдя в Лес и которое их испугало.

— Вот что я изобрел! — не переставая барабанить, кричал Невпопад. — Бубен! Когда я бью в него, все племя танцует! Воины забывают обо все на свете! Им уже не до оружия — моя музыка сильнее его!

— А ты еще не придумал, какой музыкальный инструмент можно сделать из копья? — с тревогой спросил Напролом.

— Пока нет… Но, наверно, если копье хорошенько высушить…

— Пусть заберет тебя лесной Бабай, прежде чем ты сделаешь это! — рассвирепел охотник. — Дум, ты слышишь, на что он поднимает руку? Нет уж, копья я тебе не отдам. И лука тоже. Дай-ка сюда щит! Ты его чуть не испортил окончательно, превратив в бубен. Вот что я скажу тебе, Невпопад: хватит изобретений! На чем-нибудь нужно остановиться! У нас теперь есть все для хорошей войны — дубинка, копье, лук и щит, пора прекратить поиски! Всему есть предел. Еще что-нибудь может помешать. У воинов может зайти ум за разум, ты меня понял, Невпопад?