Внезапно она обмякла в моих руках. Я понял, что она плачет. Я встряхнул ее, не переставая нашептывать ей на ухо:

– Отвечайте, ради Бога! Время поджимает! Признайтесь... ну, признайтесь же, что я правильно догадался.

Одетт отстранила свое лицо от моего и прямо взглянула на меня. Ее мокрые глаза блестели новым пылом. Она пробормотала:

– Я не знаю... я не знаю...

– Я, я знаю. Если Латюи здесь, значит, я догадался верно. Он здесь?

– Да, – выдохнула она после минутного колебания.

Я взял руками ее голову и снова повернул ухом к моим губам:

– Нужно покончить с таким существованием. Вы не можете волочить его за собой, как каторжник ядро. Он убийца... Кабироля, Баду. Следует избавиться от него. Хотите?

Она не отвечала. Я отпустил ее и отступил на шаг.

– Идите за ним, – громко потребовал я. – Мне нужно сказать ему пару слов.

– Я здесь, сударь, – послышался гнусавый, распутный и липкий голос. – Повернитесь чуть-чуть, пожалуйста.

Я повиновался. Первое, что я увидел, был снабженный глушителем крупнокалиберный пистолет, направленный прямо на меня.

Но он, со своей стороны, увидел точно тоже самое, как в зеркале, за тем исключением, что мое лицо намного приятнее. Руки у меня на месте, и, выполняя его приказание, я успел вытащить свою пушку. Так что она теперь целилась в него.

– Мы на равных, – рассмеялся я. – Прекратим комедию и спрячем игрушки.

– Ну нет, я свою не уберу, – заявил он. Единственное, что в нем было не потасканным, это костюм. Хотя по идее, должен бы быть. У Изабеллы Баварской сильно не хватало современного комфорта. Но молодой Латюи, по всей видимости, прекрасно знал, как важно суметь себя подать (если можно так сказать), и позаботился о костюме. За сим исключением, у него было потасканное лицо, потасканный нос, потасканные глаза и потасканный рот. Он выглядел воплощением бесцветного проходимца, порочного насквозь, каким мы его себе представляем, никогда не встречая в жизни. Но я коллекционирую редкостные экземпляры.

– Как хочешь, – согласился я. – Но ты тупица. Мы же не станем здесь открывать стрельбу, а? Для этого нужно быть совсем уж набитыми дураками...

Я сунул свою пушку в карман.

– Я пришел поговорить, Латюи. Можно сесть? Разговор рискует затянуться.

Мы сели все втроем. Маленькое дружеское сборище. Одетт нервно перекручивала пальцы.

– Для начала, как вы узнали, что я здесь, суд'рь? – спросил Латюи с этим своим невыносимым "суд'рь".

– Я сопоставил факты. Когда я понял, что смерть Баду выгнала тебя из укрытия, я решил, что вскоре ты будешь готов. Но событие все откладывалось, и мне пришло в голову, что ты нашел новое теплое местечко. И не у приятелей, не в каком-нибудь притоне, так как и приятелей, и подобные заведения ты избегал с самого начала. Ко всему, и можно сказать в то же время, Марёй застает Одетт с неким типом, похожим на проходимца. Я сразу же подумал о тюрьме. Почему? Потому что многие из безделушек, на которых специализируется Марёй, делаются заключенными. Даже скажу тебе больше, Латюи. Марёй, часто посещавший тюрьму, принося и унося поделки, вполне способен разглядеть там больше положенного и тоже сопоставить факты. Возможно, он тебя там видел и после вспомнил. Ладно. Итак, я подумал о тюрьме и задал себе вопрос: а что, если тип, похожий на проходимца, застигнутый у Одетт Ларшо, и есть Латюи? И если это он, так здесь его новое убежище.

– А дальше?

– Я пришел проверить мои умозаключения. И они подтвердились.

Он кивнул:

– Круто.

– Как всегда.

– А о чем вы тут пели малышке, суд'рь?

– Любовный роман. Ее любовный роман. Ты тоже хочешь послушать?

– Пожалуйста, суд'рь.

Я повторил все рассказанное Одетт. За исключением двух-трех последних фраз. Когда я закончил, он пожал плечами:

– Ладно. А дальше? Вы хотели поговорить со мной, суд'рь?

– О! Заткнись со своим суд'рем. Прекрати, или я стану называть тебя мадемуазель.

– Плевать я хотел. Итак? Что вы собирались мне сказать?

Без суд'ря. Прогресс.

– Вот что: ты думал, что делать дальше? Оставаться тут навеки? Ты не сможешь. А потом, какой смысл? Жить в таких условиях все равно, что в тюрьме.

– У вас есть другой выход, суд'рь?

– Тебе понадобится немало денег, чтобы скрыться подальше от полицейских, которые разыскивают тебя за убийство Кабироля, не забывай об этом!

Он пожал плечами:

– Не говорите ерунды.

– Это ты говоришь ерунду. Ты завалил свое дело, ты напуган, ты не думаешь...

– О чем, черт возьми, думать? Тот очкарик, которого я видел два или три раза у Кабироля... Теперь я могу признаться, Кабироль прятал меня после побега. Как только тот тип меня увидел в этом чертовом замке, он заговорил о полиции...

– И тогда ты его убил.

– Извините, суд'рь. Просто мы повздорили. Он падает... несчастный случай, и все!

– Еще бы! У меня впечатление, что ты устроил ему несчастный случай вместо памятного сувенира.

– Думайте, что хотите. Мне плевать. Что же до заваленного дела, я что-то не возьму в толк, какое, собственно, дело я завалил?

– Дурень, тот парень искал клад. Этот клад существует. Полиция в него не верит. Никто не верит. Полицейские и все прочие предпочитают верить в летающие тарелки и марсиан, а не в то, что двести или триста лет назад тогдашние богачи зарыли в землю свои богатства.

– А вы в такое верите, суд'рь?

– Еще как! Потому что давно интересуюсь этим вопросом. Но я не могу работать один. Итак, я сказал себе: если я в самом деле найду Латюи там, где, думаю, он скрывается, то спрошу у него сведений поточнее. Вот. Я пришел к тебе за подсказкой.

– Какой подсказкой?

– Ты знал Кабироля. Ты знал Баду. Возможно, ты слышал какие-то их споры. С другой стороны, ты видел, как Баду пробрался в старый замок королевы Изабеллы. Он ведь должен был пойти в то или иное место...

– Я не могу ничего подсказать вам, суд'рь. Кабироль никогда мне ни о чем таком не говорил. Я ничего не знаю. И, кроме того, мне все это кажется подвохом.

– Как хочешь. Если бы я знал, предложил бы тебе путешествие на Марс. Может быть, ты бы легче согласился. У тебя башка так устроена.

– Нет. У меня башка устроена так, чтобы не соглашаться, вот и все.

– Ты вообще ни на что не годен. Ладно. Что ж, это все, что я имел тебе сказать. Сеанс закрыт.

Я поднялся. Одетт осталась сидеть, но Латюи последовал моему примеру. По-прежнему с пистолетом в руке.

– Подумай все же об этом, Латюи. Я не о кладе говорю, а о твоем будущем. Ты должен бы попытаться найти другую крышу и сменить помещение. К примеру, через неделю. Возможно, что примерно в это время у меня возникнет желание рассказать кое-что моему приятелю Флоримону Фару из сыскной полиции. Причем, не принимая во внимание госпожу Жакье или мадемуазель Ларшо. А! И не забудь о Марёй. Я тебе точно говорю, он твою физиономию с того знаменательного дня хранит в самом сердце, и если вдруг догадается совместить ее с тюремным пейзажем...

Он закусил губы. Потасканные губы, которые такими и остались.

– Ладно. Я извлеку изо всего этого свою выгоду.

– Суд'рь. Ты забыл.

– Ладно.

– Мадемуазель Ларшо, отворите, пожалуйста.

Молча, пошатываясь от усталости, она встала и отперла мне дверь. Я пятясь вышел и закрыл створку за собой. Она проводила меня, до лестницы.

– Все обойдется, – сказал я девушке напоследок.

И подмигнул. Она промолчала. Я неторопливо спустился по внушительной лестнице с чудесными перилами, так же неторопливо пересек двор и вышел наконец-то на улицу, в самом центре района, где исторические воспоминания напоминают нам, что раньше люди, переходившие с улицы на улицу, под камзолами носили стальные жилеты. Осторожные люди.

* * *

Небрежной походкой я дошел до улицы Вьей-дю-Тэмпль по почти пустынным в этот ночной час улицам Эльзевир и Барбетт. Я был почти уверен, что на некотором расстоянии за мной следует тень. Остановившись перед башней Изабеллы, я краем глаза заметил, как уже знакомая тень забилась в какое-то углубление и затаилась.