_________________________________________________

[1] В древнегреческой мифологии могущественный и чудовищный великан, порожденный Геей и Тартаром; чудовище с сотней драконьих голов, человеческим туловищем до бёдер и змеями вместо ног; олицетворение огненных сил земли и её испарений, с их разрушительными действиями (имя Тифон одного корня с глаголом τύφω, что означает «дымить, чадить»).

[2] Река плача и слёз в Подземном мире.

[3] Один из эпитетов Афродиты.

Я помню, как поймала потом, вернувшись на поверхность, Адониса и с наслаждением всадила ему в сердце железный шип своей чёрной розы. Он — бог, и это не могло его убить. Но помучило знатно. Я тогда с наслаждением смотрела, как широко распахиваются, такие же зелёные, как и у меня глаза, как с красных губ капает ихор, как тонкие пальцы скребут траву, и чудовище во мне ликовало и злорадствовало. Мне не было ни капельки жалко этого глупца Адониса, и очень хотелось, чтобы он выучил урок — с подземными шутки плохи. Он выучил и оббегал меня потом седьмым небом.

А Аид после того случая придумал и активировал свою систему отслеживания.

— Я много думала, зачем они это сделали с нами? — говорю, глядя снизу вверх в лицо мужа. Когда он со мной — черты его смягчаются, морщины разглаживаются, и он выглядит даже моложе Зевса и Посейдона. Те, на своих владыческих престолах, да и после — изрядно погрузнели, обрюзгли, а мой — всегда в отличной форме, подтянутый и стройный. — Мне всегда приходило в голову только одно — зависть. Но чему они могли завидовать? Ведь многие наоборот ужасались моей судьбе? Моя теория давала сбой. А ты что скажешь?

— Любовь, моя Весна, — отзывается он, целуя меня в макушку. — Они завидовали нашей любви. Они вообще завидовали способности любить. И не только нашей. Афине с Прометеем тоже досталось.

— Странно, ведь весь Олимп только и кричал о любви. Бесконечные любовные истории.

Аид хмыкает:

— О любви не кричат, Весна моя. О ней шепчут на ушко, — он наклоняется к моему уху и щекочет его горячим дыханием, — о том, как кто-то маленький и очень сладкий совершенен, о том, что нет никого лучше в целой вселенной.

Слова сопровождаются поцелуями, а его чуткие сильные пальцы скользят вдоль моего позвоночника. Я млею и таю.

— Любовь — это таинство, — произносит он, слегка прикусывая мочку и посылая по телу рой сладких мурашек, — только для двоих. Те, кто выставляет чувства напоказ, никогда не любили. Знаешь, адепты Единого придумали для таких очень мудрое определение — фарисеи. Только этому — лицемерить — люди научились задолго до прихода Единого. От наших.

Мне очень трудно воспринимать информацию, плавясь в его объятиях. У Аида такая изощрённая пытка — ласкать меня и рассказывать при этом нечто важное.

А он — прокладывает дорожку поцелуев — от ушка к ключице. Прикрываю глаза и склоняю голову, подставляясь под ласки.

Аид продолжает:

— Они-то и пустили слух о том, что любовь — это слабость. Чтобы люди боялись любви, боялись казаться слабыми. Но на самом деле любовь — это великая сила, равной которой просто нет. Любовь — упорядоченный Хаос, из него рождаются миры. Тебе ли не знать этого, Весна моя? Ты же смогла заставить цветы расти под землёй. Не будь в сердце Прометея любви, выдержал бы он тысячелетия мук на скале?

Я пытаюсь собрать расплывшиеся в кисель мысли и говорю:

— То есть, Гермесу нужна Афродита…

— … чтобы создать красивую сказку о любви для смертных. Очередную иллюзию. Потому что если этого чувства нет в сердце самой Богини Любви, то разве смогут они поведать людям о нём настоящем?

— Что же нам делать теперь? — бормочу я, зарываясь в его объятия от дурных мыслей, что роятся сейчас в голове.

— Играть. Делать вид, что мы ничего не знаем и не подозреваем. А когда они расслабятся, поверив, нанести решающий удар.

Киваю: умно. Впрочем, как всегда у моего стратега.

— Во что будем играть?

— Кажется, Афина и Тей хотели свадьбу.

— Вечер, — поправляю я.

— Пусть — вечер. Сделай им.

— Я же не Гименей[1], я флорист.

— Найди Гименея. Пусть думают, что мы заняты пустяками.

— Разве это не будет — пиром во время чумы?

— А он нам-то как раз и нужен: запутать, замордовать, увести… Стигийских подключим. Они умеют.

И я крепче прижимаюсь к мужу, потому что меня обдаёт прохладным дыханием туман.

«Эй, — говорит он, — беги, прячься, рвись. Тебе всё равно не уйти. А если ты остановишься — я разобью твоё сердце. Как ты будешь бегать тогда?»

И смеётся — холодно и противно.

Туман на шаг впереди нас. Он умеет заставить даже богов поверить в иллюзию.

Но у нас есть оружие — любовь. Она — тот острый нож, что порежет студень тумана на куски…

_________________________________________

[1] В древнегреческой мифологии божество брака, собственно олицетворённая брачная песнь.

Зал освещён софитами так, что виден только центр сцены — тёмно-синий круг, на котором золотыми буквами написано: «Замуж не напасть». В круге стоит очень красивый юноша модно одетый, сжимающий в руке микрофон, замаскированный под факел.

Ведущий: Здравствуйте-здравствуйте-здравствуйте, дорогие друзья. И вновь в эфире шоу «Замуж не напасть» и его ведущий Гименей. (Одобрительный гул невидимой толпы). Сегодня у нас особенный гость — богиня Весны Кора, прямиком с Олимпа. Встречайте (Крики и аплодисменты).

Входит девушка лет 20-22х. Невысокого роста, хрупкая, одета в строгую белую офисную блузу и узкую тёмно-серую юбку-карандаш, на ногах — туфли-лодочки на шпильке. Ярко-рыжие волосы собраны в скромный узел на затылке, лишь несколько непокорных локонов обрамляют лицо. Из украшений у неё только тонкая серебряная цепочка с хризолитовой подвеской-каплей и серебряное обручальное кольцо. Девушка проходит на середину сцены и садится в высокое кресло. Прожектора моментально выхватывают её.

Ведущий: Радуйтесь, Кора.

Кора: И вам не хворать, уважаемый Гименей.

Ведущий (радостно): Спасибо, что согласились поучаствовать в моём шоу. Ведь с вами связана одна из самых романтичных историй во всей мифологии.

Кора: Я бы не хотела обсуждать это публично.

Ведущий: Уже поздно — вашу историю обсуждают несколько тысяч лет. Именно она легла в основу всем известных сказок — «Красавица и Чудовище», «Аленький цветочек».

Кора: Вы плохо осведомлены в мифологии, Гименей. «Красавица и Чудовище» — совсем про другую пару.

Ведущий (в студию): Становится всё интереснее. (К Коре) Вы расскажите нам эту, безусловно, занимательную историю?

Кора: Нет, она касается Танатоса и Психеи[1]. Думаю, вам лучше спросить у него самого.

Ведущий (вздрагивает): Вы предлагаете мне призвать в эту студию Танатоса?

Кора: Да, ведь ему в жертву приносили Психею. Так что он расскажет правдивее всего. Из первых уст, так сказать.

Ведущий (нервно улыбаясь): Ладно, обойдёмся без истории из первых уст и вернёмся к вашей. Вы же не станете отрицать, что именно после того, как Аид похитил вас и увёз в своё Подземное царство, хорошие девочки стали влюбляться в негодяев, считая их романтичными?

Кора: Аид не был негодяем, а за всех хороших девочек я отвечать не могу.

Ведущий: Но ведь именно ваш случай стал, пожалуй, первым в истории принуждением к любви?

Кора (усмехается): К любви невозможно принудить. Может быть, я вас удивлю, но любовь — это сложный психофизиологический процесс, подразумевающий рассудочность и добровольность.

Ведущий: Своими рассуждениями вы лишаете столь прекрасное чувство ореола спонтанности, внезапности.