Мое лицо исказилось от шока.

- Я не буду спать с вами двумя, - безапелляционно заявила я.

- Кроме того, ты же голый.

Его смех походил на низкий рокот, что заставило меня почувствовать себя капризным ребенком, но мне было плевать.

Он сел и простынь с трудом скрывала его пробуждающийся пенис. Положив свои руки мне на бедра, он нежно притянул меня к себе. В моем животе стало растекаться тепло и, посмотрев за его голову, я увидела спящую Селию.

Когда он заговорил, его дыхание ласкало мой живот через тонкую материю сорочки, - Это не просьба, Котенок.

Только я хотела было сказать, что считаю неправильным спать рядом с Селией, как его губы сомкнулись вокруг моего торчащего соска, и невероятно сильный внутренний толчок ускорил мой пульс, наполняя мое лоно возбуждением. Он быстро отпустил меня, но его цель была достигнута.

Влажность, оставшаяся от его рта, продолжала делать мой сосок твердым с каждым соприкосновением воздуха. Казалось, что мое дыхание стало затрудненным, но внешне Калеб выглядел спокойным и держал себя под контролем.

- А сейчас, - сказал он, едва не зарычав мне в ухо, - ты ляжешь в постель или предоставишь мне причину помучить тебя тысячей способов, от которых не испытывают лишь физической боли?

Я хныкнула.

Он начал подталкивать меня к кровати, но я, упершись пятками в пол, мягко демонстрировала свой отказ.

Калеб глубоко вздохнул. Я знала, что тем самым я испытывала его терпение на прочность, но уступать не собиралась.

- Пожалуйста, сделай так, чтобы она ушла, - прошептала я.

- А разве это не будет противно? - поддразнил он меня, ссылаясь на прошлый наш разговор, и не сдержавшись, я улыбнулась.

Он смотрел на меня некоторое время, после чего игриво закатил глаза и крикнул, - Селия!

Я подпрыгнула.

Дернувшись, Селия проснулась, потирая руками свои заспанные глаза.

- Si, Senor? - спросила она спросонья, встревоженным тоном.

- Возвращайся к себе комнату.

Несколько минут Мэттью сидел в абсолютной тишине, пытаясь переварить услышанное. Что он мог сказать? История не несла в себе какой-либо важной информации, но у него, определенно, разыгралось любопытство касательно Калеба и того, каким человеком он был.

Калеб казался весьма противоречивой персоной. По мнению Мэттью, данные противоречия не оправдывали его действий, но сидя в палате Оливии, и изо всех сил стараясь игнорировать дрожь возбуждения, которое он испытывал всякий раз, ерзая на своем месте и думая о Слоан, он гадал, были ли у него какие-нибудь схожие черты с этим человеком. С какой стороны ни посмотри, эта мысль была малоприятной, но она имела право на существование. Ему стало любопытно.

Во время повествования Оливии, он вспомнил их предыдущий разговор о том, рождаются ли люди монстрами, или все-таки становятся таковыми. Он верил во второй вариант, так же, как и Оливия, но у Мэттью были проблемы с пониманием постулата о том, что жестокостью из детства можно оправдать жестокость в поведении взрослого человека. То же самое обстояло и с похотью.

В случае с Мэттью, он чувствовал, что ему следовало подчинить свою потребность к сексуальному доминированию и унижению. Его желания брали свои корни в его прошлом, когда он заботился о слабой женщине, кроме того вербально и физически унижаясь перед еще более слабым, чем он сам, мужчиной. То, что Мэттью стал решительным и уверенным в себе человеком, было благословением, но его потребность, время от времени, испытывать насилие над собой было проклятием, с которым он боролся в каждых романтических отношениях, которые у него были.

Мэттью задумался о том, если бы они с Калебом оказались в жизненных ситуациях друг друга, стали бы они другими людьми, нежели являлись сейчас? Стал бы Мэттью похитителем? И испытывал бы Калеб потребность в подчинении вместо доминирования? Или некоторые аспекты личности укоренились в них с самого рождения?

Громкий писк ноутбука вырвал Мэттью из его мыслей. Он получил сообщение от агента Уильямса. Возможно, было невежливо открывать его прямо сейчас, но он был рад внезапному отвлечению и к тому же, входящая информация могла быть важной.

- Извините. Мне нужно прочитать это сообщение, - сказал Мэттью.

- Можешь сказать мне, что в нем? - спросила Оливия.

Казалось, ей тоже нужно было чем-нибудь отвлечься. И пока он, прокручивая сообщение, просматривал отрывки информации, его брови хмурились, а губы изгибались, придавая лицу разное выражение, в зависимости от того, что он читал.

- Думаю да. Было бы неплохо, если бы вы смогли добавить что-нибудь новое.

- Я могу попытаться, - сказала она, и тут Мэттью понял, что он ей верил.

Он по-прежнему был твердо уверен в том, что Оливия страдала от Стокгольмского Синдрома, но это не означало, что она пыталась помешать его работе.

- Дмитрий Балк пошел на многое, чтобы скрыть свое прошлое. Согласно полученной информации, до 1988 года его звали Владэк Рострович. По неподтвержденным данным, он был мелким торговцем оружия из России, - сказал Мэттью.

- После 1988 года он исчезает, а через десять лет появляется под фамилией Балк. В 2002 году его компания приобретает статус Открытого Акционерного Общества и буквально за одну ночь он становится миллиардером.

- Что это значит? - спросила Оливия.

- Не могу сказать наверняка, - ответил Мэттью.

Он не мог предоставить Оливии все детали сообщения. Ей не следовало знать обо всем этом. Однако, он надеялся, что открыв ей некоторую информацию, он подтолкнет ее рассказать те подробности, которые она либо скрывала, либо не знала об их существовании.

Согласно сообщению, Мэттью предположил, что Пакистан, так же, как и большинство граничащих с ним государств, в восьмидесятые годы, получал оружие от российских торговцев. Это было наиболее вероятным объяснением пересечения путей Рафика и Владэка.

На мгновение, Мэттью подумал о том, что ссора между ними двумя могла быть связана с продажей оружия врагам Пакистана, но казалось, что данный вопрос не мог оправдать мести, охватившей в своем временном масштабе целых двадцать лет. Это должно было быть чем-то личным.

По крайней мере, сейчас у Мэттью были временные рамки того, когда этот инцидент мог произойти. К тому же, учитывая факт похищения Оливии с целью дальнейшей продажи в рабство, но никак не оборота оружия или наркотиков, в этом паззле недоставало большого куска.

- Калеб когда-нибудь упоминал о том, по какой причине Рафик хотел смерти Балка?

Слегка склонив голову набок, Оливия подняла глаза к потолку, как будто ответ на заданный вопрос был написан именно там.

Мэттью подумал, что так можно было описать поведение человека, пытавшегося о чем-то вспомнить. Он нашел интересным тот факт, что, несмотря на все различия между людьми, у них наблюдались общие черты.

Наконец, Оливия ответила.

- И да и нет. В ту ночь, когда Калеб рассказал мне о том, что он..., - внезапно она стала грустной.

- В чем дело? - спросил Мэттью.

- Думаю, ты прав, Рид, - ответила она несколько грубым голосом.

- Мне понадобится интенсивная терапия.

- Мне жаль, - сказал он, и это было чистой правдой.

- Мне тоже, - прошептала она и сделала глубокий вдох.

- Во всяком случае, в ту ночь, когда Калеб рассказал мне о своих планах продать меня, он упомянул о том, что Балку нужно было заплатить за то, что тот сделал с матерью и сестрой Рафика. По-видимому, он что-то сделал и Калебу. Я помню это, потому как позже задавалась вопросом, не был ли он связан со шрамами, покрывающими спину Калеба.

- И как? - спросил Мэттью.

Снова замолчав, она отвела взгляд.

- Нет. Он сказал, что это было дело рук человека по имени Нарви. Он мало что рассказал - только то, что именно он избивал Калеба, когда тот был моложе. Еще он сказал, что его жизнь была сущим адом, пока... его не спас Рафик.