Боже мой, хорошо-то как!.. Том сильный, он может нести ее хоть милю. Или две. Джиллиан уронила голову на широкую грудь, от которой исходило тепло и пахло чем-то официальным… видимо, формой, участком и тому подобным.

К двери они пришли намного быстрее, чем ей хотелось, но Том еще не счел свою миссию законченной. Он отпер дверь (должно быть, Алекс заперла ее за собой, уходя), потом боком, чтобы не задеть косяки своей живой ношей, перешагнул порог и прошел в жилую комнату. Джиллиан оказалась на диване, прямо с ногами.

— Спасибо, что подбросил меня…

Она запнулась, не сумев выдавить из себя слово «дом».

— Я пока не ухожу. Где кухня?

— Налево по коридору.

Размеренные шаги удалились, в отдалении послышались шумы и шорохи.

Джиллиан позволила себе на минуту расслабиться. Сандалии мешали. Она сняла их, потянулась поставить на пол и только тут заметила на журнальном столике записку. Чистенький прямоугольник бумаги с одной строчкой знакомым аккуратным почерком. Наверняка: «Джилл, позвони сразу, как только вернешься!» Ха! Так она и позвонила! Дорогая кузина может взять свои нотации и засунуть себе в задницу. Но в записке стояло: «Беспокоюсь. Алекс».

Скомкав бумажку, Джиллиан сунула ее в карман джинсов. Вернулся Том с полотенцами в руках. Не слушая протестов, он обтер разбитое колено мокрым полотенцем, прикрыл еще одним, сухим, а сверху водрузил третье, полное колотого льда. Он сделал все быстро и профессионально.

— Спасибо.

— Я бы прихватил еще льда, на щеку, но теперь слишком поздно — синяк все равно проявится. Он и так уже виден.

Ну, значит, хорошо, что рядом нет зеркала. Джиллиан поморщилась:

— Жуткий вид?

— Я видывал и похуже. — Том выпрямился и переступил с ноги на ногу, словно не зная, что делать дальше. — Может, хочешь чаю?

— Нет, спасибо, — с невольной улыбкой ответила она.

— Позвонить кому-нибудь? Сестре?

— Обойдусь. — Улыбка вмиг исчезла, словно ее выключили. — Посижу здесь, посмотрю телевизор, а потом лягу.

— Ключи от машины я заберу. Завтра пригоню ее.

Просто какое-то бюро добрых услуг! Он всегда такой, Том Теркинс. Добр ко всем, кто попал в беду. Даже к ней.

— Ты очень добр.

Ну, теперь он точно уйдет. Однако он не ушел, а, наоборот, приблизился и стоял, глядя сверху вниз, с бесстрастным полицейским лицом.

— Кто подбил тебе глаз?

В горле снова начало саднить — привычная аллергия на слетающую с языка ложь.

— Говорю же, дверь!

— Я вот думаю, может, твой подбитый глаз имеет какое-то отношение к трупу человека, что лежит сейчас в морге? Между прочим, он не сам себя отправил на тот свет.

— Отношение? Нет, что ты!

— Я просто так, на всякий случай спросил.

— Ах, на всякий случай… — посмотрела на свои руки и заметила, что большой палец у нее тоже сильно ободран. — Спасибо, что там, на дороге, поверил мне.

Он ничего не ответил, просто стоял и смотрел, и ее вновь охватило абсурдное чувство, что время может течь и вспять, если очень захотеть. Давнее, но не забытое тяготение вернулось — может быть, потому что и взгляд был прежний, именно такой, каким когда-то юный Том Перкинс смотрел на юную Джилл Форрест.

— Почему, ну почему ты не залез ко мне в спальню тогда, когда я оставляла окно открытым?! — вырвалось у нее.

Он повернулся и пошел к выходу, все так же молча, но у самой двери приостановился:

— Ты слишком быстро сбежала из города. Что, черт возьми, он хочет сказать?

Однако прежде чем она успела повторить вопрос вслух, он вышел.

Дункан вздрогнул, когда на поясе у бедра завибрировал телефон, звук которого по вполне понятной причине он отключил. Хирургические перчатки не придавали ловкости, но он сумел отцепить телефон, не уронив.

Звонила Алекс. Он покачал головой, поражаясь шуткам судьбы.

— Привет!

— Привет, Дункан. Где ты сейчас?

— Ты чем-то расстроена?

Она бы расстроилась и того больше, если б знала, что в данный момент в ее собственной квартире он просматривает содержимое базы данных ее личного компьютера (отправился сюда сразу, как они распростились, в надежде что семейный кризис затянется).

— Да, я расстроена. А известно тебе, что в таких случаях требуется?

— Полагаю, что известно.

— Правильно! — Голос звенел от нервного напряжения. — Встретимся у меня на квартире.

— Отлично, — согласился он со смешком. — Считай, что я уже там.

Меньше двух минут ушло на то, чтобы выключить компьютер и захлопнуть за собой дверь. Дункан вышел из здания через черный ход, пробежался пару кварталов до своей машины, побросал в багажник отмычки, перчатки, бейсболку и черную ветровку. На сиденье коротал время твидовый пиджак, в который он и облачился, сразу приняв достойный вид. Теперь никто, даже случайный свидетель, не узнал бы в нем человека, недавно входившего в ту же самую дверь. Маскировка — великая вещь!

Дункан сел на водительское сиденье и призадумался над своими открытиями.

Алекс собрала отличную коллекцию травяного чая, но пила в основном крепкий черный кофе. Эротические издания на верхней полке встроенного шкафа, разложенные по номерам, занесены в каталог. Бюджет она вела с той же скрупулезной точностью, с которой систематизировала библиотечные книги, причем с помощью специальной программы. В папке удаленных писем на компьютере нашлись действительно сочные, годичной давности, — насколько Дункан мог понять, во время разлук Алекс и ее приятель переходили на киберсекс. Не женщина, а сплошные контрасты.

Одно ясно: она не держала Ван Гога у себя на квартире ни открыто, ни припрятанным. И не ясно, где он мог быть, так что свидание предстояло между одинаково расстроенными любовниками.

Кстати, о контрастах, подумал Дункан. Вот, к примеру, один, от которого он и рад бы отмахнуться, да невозможно: Алекс рассуждала о каком-то животном сексе душераздирающим тоном женщины, которая больше всего нуждается в простом дружеском объятии.

Он вздохнул. Дружеское объятие по отношению к женщине у него и раньше не слишком выходило, а теперь и подавно. Но он и не сексуально озабоченный козел.

По крайней мере не всегда.

Второй раз за день переступая порог квартиры Алекс, Дункан напомнил себе, что не стоит с ходу сбрасывать одежду. Не тот случай.

А жаль.

— Привет! — бросила Алекс чувственным голосом, в котором слышалось: «Пойдем скорее в кровать».

Словно нарочно, чтобы его помучить, она успела переодеться в короткий шелковый халатик телесного цвета с рисунком из роз. Дункан вообразил себе палитру красок, которые позволят запечатлеть дымчатый оттенок ткани, густой кармин губ, матовую белизну кожи, нежный румянец щек и печальную глубину глаз.

Увы, для изображения подобного на холсте нужен много больший талант, чем у него. Он знал, что не отважится, а потому запечатлел Алекс в памяти. Со времени его приезда в Свифт-карент они встречались много раз, но даже в день убийства она не выглядела такой подавленной.

— Эй, эй!

Дункан захлопнул дверь и внезапно понял, что ему не придется снова и снова напоминать себе, что он здесь не ради секса. Он привлек Алекс к груди, и она укрылась в его объятиях, как спрятавшаяся от бури птичка.

— Хорошо, что ты пришел… — Она овеяла его теплом дыхания.

— Трудный день?

Она кивнула, пощекотав подбородок шелковистой макушкой. Дункан увлек ее в спальню, уложил и, подобно заботливому супругу, подоткнул вокруг нее одеяло. Алекс выглядела как один комок нервов: вокруг глаз залегли тревожные морщинки, руки комкали под одеялом край халатика. Не спрашивая, он начал массировать сведенные напряжением плечи. Она благодарно застонала. Зная, что всегда лучше выговориться, он решил вызвать ее на беседу.

— В чем хоть дело?

Она неопределенно повела плечами, но не ответила. Дункан терпеливо ждал, не прекращая массажа.

— Что я за человек! — наконец прошептала Алекс. — С Джиллиан случилась беда, но вместо того чтобы утешить и поддержать, я пригрозила отправить ее в клинику.