На один короткий миг в уголках его глаз залегли насмешливые морщинки, и Джиллиан смутилась, поняв, что хнычет, как маленькая девочка. А все Алекс! Стоит вспомнить о ней, как всплывает обида.

— Послушай, — сказана она, стараясь говорить внятно и рассудительно, — я не пьяна, не под наркотой и не спятила. Отпусти, ладно?

Голос дрогнул, но ненавидеть себя можно и потом, а сейчас она хотела только одного: чтобы ей верил хотя бы один человек во всем мире. С близкими не повезло, ну и черт с ними! Пусть Том будет тот, кто неизменно добр к незадачливым и обделенным. Том Перкинс выхаживал птиц со сломанными крыльями и хромых собак. Неужели у него не найдется доброго слова для глупой девчонки с подбитым глазом?

— Выйди из машины, — повторил он и открыл дверцу.

Им не дано понять, как унизительно, когда тебя раз за разом выставляют лгуньей. Скрипя зубами, Джиллиан выключила зажигание, выбросила наружу злобно, как нечто чужеродное, ноги в сандалиях на толстой подошве.

Выпрямилась и пошатнулась.

Глава 11

Она могла бы самым позорным образом рухнуть на пыльную землю, если бы Том ее не подхватил.

— Ну вот, теперь ты думаешь, что я не держусь на ногах! — Джиллиан высвободилась из объятий, в которых ей отказали много лет назад, и с вызовом крикнула: — У меня разбита коленка!

Про колено она совсем забыла из-за боли в щеке, и вот оно напомнило о себе. Казалось, кто-то воткнул туда раскаленный вертел.

— Лицо разбито тоже, — заметил Том.

— Тебе следовало пойти в детективы, а не в полицию!

— Сможешь дойти до машины?

Он указал в сторону мигающих огней. Джиллиан украдкой огляделась. Дорога пустынна, но с ее везением вряд ли это долго продлится.

— Зачем?

— Подышишь в трубочку.

Только скрестив руки на груди (самое теплое объятие, которое мог предоставить ей паршивый городишко), Джиллиан заметила лопнувшую лямку и то, что грудь обнажена чуть не до соска. Но хуже всего (и, вообще говоря, хуже всего на свете) то, что проклятый сержант Перкинс не бросил туда ни единого заинтересованного взгляда.

— Я не обязана дышать в трубочку! Ты не имеешь права меня заставлять!

— Верно. И очень жаль. — Впервые за все время разговора в его голосе послышалось что-то человеческое.

— Почему?

— Черт возьми, Джиллиан! Да потому что я тебе верю. Ты можешь отказаться от теста, но тогда на основании жалобы мне придется отвезти тебя в участок. Пару миль я ехал за тобой, и скорость чем дальше, тем больше возрастала. Причиной может быть как сильное потрясение, так и алкоголь. Если ты в самом деле не пила, тест подтвердил бы это, и оснований для ареста не останется.

Из всей тирады она восприняла одну-единственную короткую фразу.

— Ты мне веришь?

Том кивнул.

Прежде чем опереться на руку, которую он ей предложил, чтобы отвести к машине, Джиллиан бросила и затоптала окурок.

Тест не занял много времени. К губам он поднес пластмассовую трубку, она пару раз дыхнула, Том проверил показания и одарил ее одной из своих редких улыбок — тех, что совершенно его преображали, превращая из бесчувственного стража закона в самого потрясающего парня, какого ей только приходилось встречать.

— Ну, что я говорила! — воскликнула она с торжеством, и в ее восклицании слышалось что-то от прежней бесшабашной девчонки.

— А теперь рассказывай, что случилось.

Джиллиан хотела лишь поощрения, чтобы излить душу, потому что данный конкретный человек умел по-настоящему слушать. Но восемь лет непрерывной лжи не так-то просто перечеркнуть. Открыв рот, она поняла, что не может произнести ни слова правды.

— Сегодня я… ну… очень расстроилась… не важно из-за чего! Главное, что не смотрела под ноги и свалилась. Потом еще Алекс заглянула… мы поругались — все одно к одному.

— Что значит «свалилась»? С чего-то или на что-то? — уточнил Том небрежно.

Джиллиан не вчера родилась. В конце концов, он полицейский. Правда, он не записывал.

— Составишь рапорт?

— Нет, все останется между нами.

— Тогда… я споткнулась и свалилась прямо на ребро открытой двери… да, и потом еще пересчитала ступеньки у входа.

— Правда? — Некоторое время Том внимательно смотрел на нее, потом заметил: — Знаешь, можно ведь привлечь и дверь. Запретить ей приближаться к тебе более чем на сто метров. Если сочтешь нужным, позвони.

Она едва вытолкнула «Ладно» через саднящее горло.

— Подожди здесь.

Том пошел к ее машине, достал с сиденья сумку, поднял окно и запер дверь. Вернулся.

— Зачем ты так сделал?

— Подброшу тебя домой. С такой коленкой ни к чему давить на педали. Еще наделаешь дел. Вот что, давай по дороге заглянем в больницу.

— Совершенно ни к чему. Дома приложу лед, и все будет в порядке.

Том вел машину в молчании, такой спокойный, такой уверенный в себе. На ручке «бардачка» болтался освежитель воздуха, оформленный в виде деревца, — она и не знала, что такие еще продают. Ехали молча. Тишина нервировала. Джиллиан поправила очки раз, другой, потом сняла и пихнула в сумочку. Не зная, куда девать руки, поддернула сползающую блузку.

Ну хоть какой-нибудь звук! Пусть даже полицейское радио!

— А что, у тебя в машине радио нет? Если верить телевидению, оно есть в каждой полицейской машине.

— В моей есть монитор.

— Круто!

Новая затяжная пауза.

— Мы с Эриком разошлись.

«Поздравляю, Джилл! Умеешь ты вступить в светскую беседу. С тем же успехом можешь брякнуть, что всю неделю окно спальни будет оставаться открытым, на случай если ему все-таки захочется тебя навестить».

Воспоминания обожгли.

— Знаю.

Допустимая скорость в окрестностях города — тридцать миль. Как и следовало ожидать, на его спидометре — двадцать девять. Таким манером он привезет ее домой как раз к утру.

— Вообще-то положено реагировать: «Надо же! Мне так жаль!»

Послышался смешок, в котором Джиллиан уловила больше иронии, чем сочувствия.

— Лично мне не жаль нисколько.

Если бы только сердце могло стесниться от радостной надежды: ему небезразлично ее семейное положение! Но она слишком хорошо знает Тома Перкинса. Он имел в виду то, чего и остальные не говорили ей в лицо только из вежливости. Молодец Эрик Мунн, что, наконец свалил с плеч такую обузу.

— Тем лучше для меня! — заявила она с вызовом.

— Я тоже так думаю.

Вот такое заявление по-настоящему неожиданно, и Джиллиан, не сумев скрыть удивления, уставилась на Тома во все глаза. Глупое сердце, которое, похоже, так ничему и не научилось, все-таки подпрыгнуло в груди.

— Соседи скажут: «Достукалась!» — заметила она, когда под колесами захрустел гравий подъездной аллеи. — Давненько меня не доставляла домой полиция. Лет с двенадцати, если не ошибаюсь. — Она бросила на своего спутника вороватый взгляд. — А лекция будет? О том, как следует и не следует себя вести?

— Нет. Мое дело — доставить тебя домой в целости и сохранности.

— Как был бойскаутом, так и остался! — буркнула Джиллиан.

— Может, остался, а может, и нет…

Он, в самом деле так сказал или ей послышалось? Скорее — второе. Во время ломки случаются слуховые галлюцинации.

Она вовремя вспомнила о поврежденном колене и оперлась на ногу с осторожностью, но боль только и поджидала. Повиснув на ручке дверцы, Джиллиан пережидала приступ со стиснутыми зубами. Дверь казалась бесконечно далеко, и к ней еще нужно взобраться по каменным ступенькам.

«Ладно. Не получилось сбежать от проблем, значит, придется перед ними предстать. Будь мужественной, девочка, и тебе зачтется».

Джиллиан сделала шаг. Взгляд наткнулся на руку, готовую поддержать, если у нее не хватит сил.

Ну уж нет! Решила надеяться только на себя — значит, придется так дальше и жить. Захватив зубами край нижней губы, Джиллиан шагнула снова. И прикусила губу до крови, удерживая стон.

Послышалось проклятие, потом: «Не валяй дурака!» — и ее подхватили на руки.