За этими высокопарными фразами скрывается во тьме не что иное, как бессмертное открытие, что человек при всех состояниях должен есть, пить и т. д. { нельзя даже просто продолжить и сказать: одеваться или иметь нож и вилку, кровать и жилище, так как это имеет место не при всех состояниях}; словом, что он при всех состояниях должен для удовлетворения своих потребностей находить в природе готовые внешние предметы и овладевать ими или изготовлять из того, что он находит в природе; стало быть, в этих своих действительных действиях человек фактически относится всегда к известным внешним вещам как к «потребительным стоимостям», т. е. обращается с ними как с предметами своего потребления. Поэтому потребительная стоимость есть, по мнению Родбертуса, «логическое» понятие; следовательно, на том основании, что человек должен также дышать, «дыхание» есть «логическое» понятие, но ни в коем случае не «физиологическое». Вся поверхностность Родбертуса выступает в этом его противопоставлении «логического» и «исторического» понятий! Он вспоминает «стоимость» (экономическую, в противоположность потребительной стоимости товара) лишь в ее форме проявления, в виде меновой стоимости, а так как последняя выступает лишь там, где по меньшей мере некоторая часть продуктов труда, предметов потребления, функционирует в виде «товаров», что имеет место не с самого начала, а лишь в известный период общественного развития, т. е. на известной ступени исторического развития, то меновая стоимость есть «историческое» понятие. Если бы Родбертус, — ниже я скажу, почему он этого не сделал, — анализировал дальше меновую стоимость товаров, — ибо последняя существует лишь там, где имеются товары во множественном числе, различные сорта товаров, — он нашел бы за этой формой проявления «стоимость». Если бы он далее исследовал стоимость, то он нашел бы, что здесь вещь, «потребительная стоимость», фигурирует как простое овеществление человеческого труда, как затрата равной человеческой рабочей силы, и потому это содержание представляется как предметный характер вещи, присущий ей самой как вещи, хотя эта предметность не проявляется в ее натуральной форме { что как раз вызывает необходимость в особой форме стоимости} . Он, следовательно, нашел бы, что «стоимость» товара лишь выражает в исторически развитой форме то, что существует также, хотя и в другой форме, во всех других исторических общественных формах, а именно общественный характер труда, поскольку последний существует как затрата общественной рабочей силы. Если, таким образом, «стоимость» товара есть лишь определенная историческая форма чего-то существующего во всех общественных формах, то это же относится к «общественной потребительной стоимости», поскольку она характеризует «потребительную стоимость» товара. Г-н Родбертус взял меру величины стоимости у Рикардо; но так же мало, как Рикардо, он исследовал или понял самую субстанцию стоимости; например, «совместный» характер первобытной общины как совокупного организма связанных между собой рабочих сил и, следовательно, их труда, т. е. затраты этих сил. Излишне разбирать дальше нелепости Вагнера на эту тему.
Мера величины стоимости. Здесь г-н Вагнер меня принимает, но находит, к своему сожалению, что я «элиминировал» «труд по образованию капитала» (стр. 58. примечание 7).
«В обороте, регулируемом общественными органами, определение таксированной стоимости или таксированных цен должно сообразоваться с этим моментом издержек» {так называет он затраченное в производстве и т. д. количество труда}, «как это в принципе имело место в прежних административных и цеховых таксах и как необходимо опять будет иметь место при любой новой системе такс» { подразумевается социалистическая (!) система такс}. «Но в свободном обороте издержки — не единственная основа определения меновых стоимостей и цен и не могут служить таковой ни при каком мыслимом социальном строе. Ибо, независимо от издержек, должны наступить колебания потребительной стоимости и потребностей, влияние которых на меновую стоимость и на цены (договорные и таксированные цены) видоизменяет и должно видоизменять влияние издержек» и т. д. (стр. 58, 59). «Эта» {именно эта!} «остроумная поправка к анализу социалистической теории стоимости... составляет заслугу» (!) «Шеффле», который пишет в «Социальном теле», III, стр. 278: «При любом влиянии общества на потребности и производство нельзя обойтись без того, чтобы все потребности каждый раз оставались в равновесии с производством. Но если это так, социальные показатели издержек не могут одновременно служить пропорциональными социальными показателями потребительной стоимости» (стр. 59, примечание 9).
Что все это сводится лишь к тривиальному положению о повышении и падении рыночных цен выше или ниже стоимости и к предположению, что в «социальном государстве Маркса» имеет силу его теория стоимости, развитая для буржуазного общества, — показывает фраза Вагнера:
«Они» (цены) «временно будут отклоняться более или менее от них» { от издержек}, «они будут повышаться для благ, потребительная стоимость которых поднялась, и падать для благ, потребительная стоимость которых уменьшилась. Лишь для длительного периода времени издержки могут оказать свое действие в качестве решающего регулятора» и т. д. (стр. 59).
Право. Для характеристики фантастических представлений нашего vir obscurus о творческом влиянии права на хозяйство достаточно одной фразы, хотя заключающуюся в ней абсурдную точку зрения он провозглашает во многих местах:
«Единичное хозяйство имеет во главе в качестве органа его технической и экономической деятельности... какую-нибудь личность в качестве правового и хозяйствующего субъекта. Она не есть чисто хозяйственное явление, но зависит вместе с тем от характера права. Ибо последнее решает, кто признается личностью и, следовательно, может стоять во главе какого-нибудь хозяйства» и т. д. (стр. 65).
Пути сообщения и транспортное дело (стр. 75—76 и 80, примечание).
На стр. 82 «место, где объясняется смена в (натуральных) составных частях массы благ» {какого-нибудь хозяйства, иначе называемая Вагнером «смена благ», у Шеффле «социальный обмен веществ»}. {Это по меньшей мере один случай последнего: я употребил это название также при «натуральном» процессе производства в смысле обмена веществ между человеком и природой} заимствовано у меня, где обмен веществ выступает впервые в анализе Т—Д—Т, а в дальнейшем перерывы в смене форм обозначаются так же, как перерывы в обмене веществ.
То, что г-н Вагнер говорит далее о «внутреннем обмене» благ, находящихся в какой-либо отрасли производства (у него в каком-либо «единичном хозяйстве»), частью в применении к их «потребительной стоимости», частью в применении к их «стоимости», — также изложено у меня при анализе первой фазы Т—Д— Т, а именно Т—Д (пример с ткачом холста, «Капитал», стр. 85, 86, 87), где в заключение говорится: «Наши товаровладельцы открывают, таким образом, что то самое разделение труда, которое делает их независимыми частными производителями, делает в то же время независимыми от них самих процесс общественного производства и их собственные отношения в этом процессе, что независимость лиц друг от друга дополняется системой всесторонней вещной зависимости» («Капитал», стр. 87)[263].
Договоры для приобретения благ путем обмена. Здесь наш темный муж (vir obscurus) решительно ставит все на голову. У него существует сначала право, а потом оборот; в действительности же дело происходит наоборот: сперва появляется оборот, и лишь потом из него развивается правовой порядок. При анализе товарного обращения я показал, что уже при неразвитой меновой торговле обменивающиеся лица молчаливо признают друг друга равными личностями и собственниками обмениваемых ими благ; они делают это уже тогда, когда предлагают друг другу свои блага и совершают друг с другом сделку. Это фактическое отношение, возникающее лишь благодаря самому обмену и в обмене, получает позднее правовую форму в виде договора и т. д.; но эта форма не создает ни своего содержания, обмена, ни существующих в ней отношений лиц друг к другу, а наоборот. В противоположность этому Вагнер пишет:
