По окончании завтрака Фикс почувствовал себя обязанным отвести мистера Фогга в сторону и сказать:

- Сударь…

Это слово жгло ему губы, он сдерживал себя, чтобы не схватить этого «сударя» за шиворот!

- Сударь, - продолжал он, - вы были столь любезны, что предложили мне место на этом судне. Хотя мои средства не позволяют мне жить так широко, как вы, я все же хотел бы заплатить свою долю…

- Не будем говорить об этом, сударь, - ответил мистер Фогг.

- Но я хотел бы…

- Нет, сударь, - повторил Фогг тоном, не допускавшим возражений. - Это входит в общие расходы!

Фикс поклонился и замолк. Затем он отправился на нос шхуны и за весь день не сказал больше ни слова.

Судно быстро мчалось вперед. Джон Бэнсби надеялся на успех. Несколько раз он повторял мистеру Фоггу, что к назначенному сроку они будут в Шанхае. Мистер Фогг кратко отвечал, что он на это и рассчитывает. Впрочем, весь экипаж маленькой шхуны был преисполнен рвения. Премия воодушевляла этих смелых людей. И поэтому - ни одной снасти, не натянутой до предела! Ни одного плохо поставленного паруса! Ни одного резкого поворота, в котором можно было бы обвинить рулевого! Все маневры производились с такой тщательностью, словно шхуна участвовала в гонках Королевского яхт-клуба.

К вечеру лоцман определил по лагу, что от Гонконга шхуна прошла двести двадцать миль, и Филеас Фогг мог надеяться, что по прибытии в Иокогаму ему не придется записывать в свой маршрут ни минуты опоздания. Таким образом, серьезная неудача, постигшая его впервые после отъезда из Лондона, не должна была, видимо, нанести никакого ущерба его планам.

Под утро «Танкадера» прошла пролив Фо-Кьен, отделяющий большой остров Формозу от китайского берега, и пересекла тропик Рака. Море в этом проливе очень опасно: оно полно водоворотов, образуемых встречными течениями. Шхуну сильно качало. Короткие волны пересекали ей путь. На палубе было трудно стоять.

С наступлением дня ветер еще больше усилился. На небе появились предвестники шторма. К тому же барометр предсказывал скорую перемену погоды; его суточный ход был неправильный, и ртуть капризно колебалась в трубке. На юго-востоке море вздымалось длинными волнами, от которых «пахло бурей». Накануне солнце зашло в красном тумане, висевшем над фосфоресцирующими волнами океана.

Лоцман долго рассматривал мрачное небо и бормотал сквозь зубы что-то неразборчивое. Оказавшись рядом со своим пассажиром, он негромко спросил:

- Вашей милости можно говорить все?

- Все, - ответил Филеас Фогг.

- Нас ожидает шторм.

- Откуда он идет: с севера или с юга? - спокойно спросил мистер Фогг.

- С юга. Смотрите, какой собирается тайфун!

- Ну, так что ж! Тайфун с юга нам по пути, - ответил мистер Фогг.

- Если вы так на это смотрите, мне нечего больше сказать, - заметил лоцман.

Предчувствия не обманули Джона Бэнсби. В более раннее время года тайфун, по выражению одного известного метеоролога, пронесся бы всего лишь светящимся водопадом электрических разрядов, но в дни осеннего равноденствия можно было опасаться жестокой бури.

Лоцман заранее принял необходимые меры предосторожности. Он приказал убрать все паруса и спустить реи на палубу. Стеньги были также опущены. Люки наглухо задраили, чтобы ни одна капля воды не могла проникнуть в трюм судна. Один лишь треугольный парус из толстого полотна был оставлен на мачте, чтобы удерживать шхуну в попутном ветре. После этого оставалось только ждать.

Джон Бэнсби предложил своим пассажирам спуститься в каюту, но оставаться в тесном помещении» почти лишенном свежего воздуха и сотрясаемом волнами, было неприятно. Ни мистер Фогг, ни миссис Ауда, ни даже Фикс не согласились покинуть палубу.

К восьми часам сильный шквал с потоками дождя обрушился на шхуну. Увлекаемая своим единственным парусом, «Танкадера», словно перышко, была подхвачена бешеным ветром, силу которого невозможно точно передать. Сравнить его скорость с учетверенной скоростью несущегося на всех парах локомотива - значило лишь приблизиться к истине.

В продолжение всего дня судно, уносимое чудовищными волнами, мчалось к северу, сохраняя, к счастью, скорость, равную скорости этих волн. Двадцать раз на него грозили обрушиться горы воды, встававшие за его кормой. Но ловкий поворот руля, за которым стоял сам лоцман, каждый раз спасал судно от катастрофы. Временами пассажиров с ног до головы окатывало налетавшей волной, но они переносили это с философским спокойствием. Фикс, конечно, ворчал, но бесстрашная Ауда, не отрывая глаз от Филеаса Фогга, хладнокровием которого она любовалась, выказывала себя достойной его спутницей, не обращая внимания на порывы ветра, налетавшего с обоих бортов судна. Что касается Филеаса Фогга, то можно было подумать, будто тайфун тоже входил в его расчеты.

До сих пор «Танкадера» неизменно шла к северу, но к вечеру, как и можно было опасаться, ветер повернул на три румба и подул с северо-запада. Шхуна, шедшая теперь бортом к волне, отчаянно сотрясалась. Море било в нее с такой силой, что можно было бы опасаться за ее целость, если бы все части судна не были так крепко пригнаны друг к другу.

К ночи буря еще больше усилилась. Видя, что наступает темнота, а с темнотою и шторм становится сильнее, Джон Бэнсби начал тревожиться. Он спрашивал себя, не пора ли пристать к берегу, и посовещался об этом со своими матросами.

Затем он подошел к Филеасу Фоггу и сказал:

- Мне кажется, ваша милость, мы хорошо сделаем, если зайдем в один из ближних портов.

- Я тоже так думаю, - ответил мистер Фогг.

- Вот как! - произнес лоцман. - Но в какой?

- Я знаю лишь один порт, - спокойно ответил Филеас Фогг.

- И он называется?…

- Шанхай.

Лоцман сначала не понял смысла этого ответа, свидетельствовавшего о несокрушимой настойчивости и решимости. Потом он воскликнул:

- Ну что ж, хорошо! Ваша милость правы. В Шанхай!

И направление «Танкадеры» неизменно поддерживалось на север.

То была поистине ужасная ночь! Только чудом маленькая шхуна не перевернулась. Два раза она скрывалась под водой, и, если бы не крепкие найтовы, все было бы смыто с палубы. Миссис Ауда чувствовала себя совсем разбитой, но не издала ни единой жалобы. Несколько раз мистер Фогг бросался к ней, чтобы защитить ее от ярости волн.

Наступил день. Буря все еще продолжалась с прежней силой. Но ветер опять переменил направление и дул теперь с юго-востока. Эта перемена благоприятствовала «Танкадере», которая вновь двинулась вперед по бушующему морю, где сталкивались встречные волны. Будь судно построено не так прочно, эти волны разбили бы его одним ударом.

Время от времени среди разорванных клочьев тумана показывался берег, но не было видно ни единого судна. Только одна «Танкадера» боролась с морем.

К полудню появились первые признаки успокоения, к закату солнца они стали более определенными.

Буря стихла так же внезапно, как началась. Разбитые от усталости пассажиры могли, наконец, закусить и немного отдохнуть.

Ночь прошла относительно спокойно. Лоцман вновь поставил паруса, взяв на них два рифа. Шхуна пошла со значительной скоростью. На восходе солнца следующего дня, 11 ноября, Джон Бэнсби, определив положение судна, заявил, что до Шанхая осталось меньше ста миль.

Но эти сто миль надо было пройти в один день! К вечеру мистер Фогг должен прибыть в Шанхай, если он не хочет опоздать к отходу пакетбота на Иокогаму. Не будь этой бури, из-за которой пропало несколько часов, шхуна была бы уже в тридцати милях от порта.

Ветер заметно стихал, и с ним, к счастью, стихало и волнение. Шхуна оделась парусами. Топсель, кливер, контрфок - все толкало судно вперед; море пенилось под его форштевнем.

К полудню «Танкадера» была всего в сорока пяти милях от Шанхая. Оставалось шесть часов до отхода парохода на Иокогаму.

На борту началось волнение. Всем хотелось во что бы то ни стало прибыть во-время. Все - кроме, конечно, Филеаса Фогга - чувствовали, как их сердца бьются от нетерпения. Маленькой шхуне надо было сохранить скорость не менее девяти миль в час, а ветер все слабел и слабел! Это был неустойчивый бриз, капризные порывы которого налетали откуда-то сбоку. Стоило им прекратиться, и море сейчас же успокаивалось.