— Крис, могу я пригласить твою девушку потанцевать? — спросил Джейс у брата, прерывая наши переглядывания. Как раз зазвучала новая мелодия.

— Конечно, брат, — согласился Крис.

Я передала коробочку с кулоном Крису, а Джейсон предложил руку, в которую я вложила свою, и мы вышли в центр зала. Девушки и парни стали выстраиваться парами вокруг нас. Джейс положил большую ладонь на мою талию и закружил в танце.

Какое-то время он просто нежно смотрел на меня, а я улыбалась в ответ.

— Ты очень красивая сегодня, Лори, — тихо сказал Джейс.

— Спасибо! Я сегодня очень постаралась, — доверчиво призналась старому другу.

— А до этого почему так не старалась? — удивил он вопросом.

— Не знаю, — пожала плечами, — но сегодня день рождения, совершеннолетие, мне захотелось выглядеть идеально. Как принцесса.

— У тебя все получилось, принцесса Лорианна, — тепло произнес Джейс.

Он кружил меня и молчал, не отрывая грустных изучающих глаз, смущая непонятным незнакомым выражением.

— Прости за те слова, Лори, я был полный дурак, — вдруг прервал молчание Джейс.

— Джейс, я давно простила и забыла, — снова улыбнулась я.

— Я постоянно прошу прощения за что-нибудь, — криво улыбнулся он. — Постоянно тебя обижаю.

Я недовольно передернула плечами. Чего уж тут говорить. Но сейчас был праздник и я не хотела вспоминать плохое.

— Кристоф не обижает тебя? — спросил вдруг Джейс, рука на талии напряглась.

— Нет, что ты! Он такой необыкновенный! — искренне ответила, широко улыбаясь. — Он никогда меня не обижает.

Джейсон почему-то сжал губы в кривую тонкую линию, глаза из мягких стали колючими, и он опять замолчал. Я чувствовала, что он хотел еще что-то сказать, но так и не решился. А я не стала спрашивать, почувствовав непонятную нерешительность. А потом танец закончился, он отвел меня к Кристофу и сразу же затерялся среди гостей.

— Все нормально, Лори? — обеспокоенно спросил Крис. — Ты какая-то расстроенная. Он снова обидел тебя?

— Нет, все хорошо, — я была немного растеряна, — наоборот, Джейсон попросил прощения за те грубые слова, но, Крис, он все равно странно себя ведет. Я не узнаю его.

Крис нахмурился и задумчиво посмотрел в спину удаляющемуся брату.

Глава 6.1.

Настоящее время. Тангрия. Военный госпиталь. 3202 год.

— Лера Тубертон, как чувствуете себя? — ученый Стонич внимательно смотрел на меня, закрепляя уникальную "шапочку" на голове.

— Хотелось бы получше, господин Стонич, — устало ответила я. — Воспоминания изматывают — вы два раза в неделю надеваете мне эту «шапку», а мне кажется, что я сплю в ней каждый день с утра до вечера, ведь воспоминания приходят не только после искусственного сна, но и в другое время.

— Я знаю, но не могу контролировать этот процесс, лера, — с искренним сожалением ответил ученый. — Если бы не ваш ментальный блок, я бы нашел выход из этой мучительной ситуации, но "королевская слеза" слишком совершенное изобретение, которое невозможно обойти. К сожалению, я не настолько гениален.

Я разочарованно смотрела на ученого, поскольку мечтала, чтобы он хоть что-то придумал, чтобы облегчить мое положение, но, к сожалению, он был бессилен.

Подошла сестра Таисия, протянув руку с небольшим стаканчиком, в котором был укрепляющий эликсир. Я уже сама собственной рукой взяла стаканчик, внимательно посмотрела на цвет жидкости. Она была прозрачного светло-желтого цвета. После предупреждения Кирстана я теперь очень внимательно осматривала все, что мне давали пить. Однажды ученый Стонич пошутил, что я, видимо, боюсь того, что меня хотят отравить.

Я медленно и осторожно поднесла стаканчик к губам и также медленно выпила терпкий эликсир.

— Спасибо, сестра, — поблагодарила и осторожно вернула стаканчик.

— Как ваши руки, лера Тубертон? — участливо спросила она, забирая пустой стаканчик. — Слушаются? Сильно болят?

— Постоянно испытываю ноющее и тянущее ощущение, но уже хорошо ими владею.

— Вы — большая умница, — похвалила меня сестра. — Эти ощущения со временем обязательно пройдут. А движения должны быть всегда медленными и осторожными, как сейчас.

Она ушла к своему столу, а я вновь посмотрела на ученого, который с удобством устраивался в кресле у моей кровати. У него был усталый вид и покрасневшие глаза. Видимо, мое лечение тоже давалось нелегко этому обычному человеку без магии.

— Воспоминания скачут из одного жизненного периода в другое, перепрыгивают через события, потом вновь возвращаются в более раннее прошлое. Это очень тяжело. И морально, и физически, — пожаловалась я ученому.

— Я понимаю, лера Тубертон, я все понимаю, но, увы, я здесь бессилен, — господин Стонич вновь с сожалением посмотрел на меня.

— Вы же забирали аппарат на доработку, — упрекнула я. — И ничего не изменилось.

— Забирал и думал, что все отрегулировал, но вы все равно жалуетесь, и я не понимаю, в чем дело, лера, — нехотя признался ученый. — А военный министр торопит, больше не разрешает отвлекаться на доработку и усовершенствование данного изобретения.

Я устало закрыла глаза. Конечно, атеру Турновичу абсолютно наплевать на то, что я мучаюсь от постоянных головных болей. Для него главным являлось то, чтобы я как можно быстрее вспомнила про артефакт. Интересный человек этот военный министр — он уверен, что я все расскажу ему, как на духу, когда все вспомню. Почему? Какой козырь у него в рукаве?

— Вы собирали в детстве мозаику, господин Стонич? — тихо пробормотала я, не открывая глаз.

— Я? — удивился тот вопросу. — Не помню уже, лера Тубертон. Возможно, да. Возможно, и нет. Я уже плохо помню детство. Это было так давно. Почему вы спрашиваете?

Некоторое время я молчала, меня уже клонило в искусственный сон. Потом все же очнулась и тихо прошептала:

— Воспоминания о прошлом напоминают мне кусочки стеклянной мозаики, которая была у меня в детстве. Такая красивая мозаика ручной работы. Все кусочки были разными по цвету, форме и размеру, из них я собирала картинку, на которой в итоге должно было получиться изображение Пресветлой Богини в разных ипостасях и нападающих на неё демонов. Мне кажется, что картина моей прошлой жизни собирается из таких вот разных по всем параметрам кусочков, господин Стонич. Как будто кем-то нарисован черно-белый эскиз рисунка моего прошлого с нечеткими, еле видимыми линиями, а я сверху накладываю то один кусочек воспоминаний, то другой, — я тихо вздохнула. — Но если в детстве я видела и знала, какой должен собраться рисунок в окончательном виде, и осознанно брала тот или иной кусочек мозаики, или, наоборот, не трогала, то сейчас я не знаю, какое воспоминание придёт, и какая получится картинка в итоге, и это очень пугает меня.

В наступившей тишине я услышала, как всхлипывала сестра Таисия, пытаясь сдержаться.

— Какое точное сравнение вы привели, лера Тубертон, — задумчиво и удивленно произнес ученый Стонич. — Мозаика воспоминаний… А ведь, действительно, картина вашего прошлого — это как сложное мозаичное панно, только собираете вы его в темной комнате и с закрытыми глазами. В прямом и переносном смысле. И поэтому не знаете, какой кусочек сейчас возьмете, и какое место он займет в вашей личной мозаичной картине прошлого.

В снова наступившей тишине я медленно уплывала в короткий искусственный сон.

— Сегодня ключевым словом будет «война», лера Тубертон, — словно издалека услышала грустный голос господина Стонича. — Военный министр не оставляет мне выбора. Я вынужден обременять ваш уставший мозг неприятными и тяжелыми воспоминаниями. "Война", лера Тубертон. вспоминайте все про "войну" между нашими империями, как она началась, кем вы были и чем занимались… "Война между Тангрией и Марилией".