В тот период, когда социалистические идеи развивались в рамках идеологии еретического движения, они приобрели ряд новых черт, которых нельзя обнаружить в античности. В эту эпоху социализм из теоретического, кабинетного учения превратился в знамя и движущую силу широких народных движений. Античность знала жестокие народные потрясения, приводившие иногда к гибели государств. Беднейшие слои населения, захватив власть, избивали богатых или изгоняли их из города, а потом делили их имущество: в Керкире в 427 г. до Р. Х., в Самосе в 412 г., в Сиракузах в 317 г. В Спарте царь Набис в 206 г. разделил между своими сторонниками не только имущество, но и жен богачей. Однако народные движения античности не знали лозунгов общности имущества, общности жен, не были направлены против религии. Все эти черты возникают в Средние века.

И сами социалистические учения видоизменяются — приобретают нетерпимый, пропитанный ненавистью, разрушительный характер.

Возникает идея о разделении человечества на «избранных» и «обреченных», призывы к уничтожению всех «безбожников» или «врагов Христа» — то есть противников движения.

Социалистическая идеология впитывает представления о близящемся коренном переломе, конце и разрушении старого мира, начале новой мировой эпохи. Эта концепция сплетается с идеей «плена» и «освобождения», которая сначала — у катаров — мыслится как пленение души материей и освобождение ее в потустороннем мире от этого плена, потом — у амальрикиан и «свободных духов» — как духовное освобождение путем достижения «божественности» в этом мире, и наконец, — у таборитов и анабаптистов — как материальное освобождение от власти «злых», как установление господства «избранных» над «злыми».

Наконец, социалистические идеи в эту эпоху соединяются со всемирно — исторической концепцией (в основном идущей от Иоахима Флорского). Осуществление социалистического идеала связывается не с решением мудрого правителя, как у Платона, — оно мыслится как результат детерминированного процесса, охватывающего всю историю, независимо от воли отдельных людей приводящего к этому результату.

Вырабатывается и новая организационная структура, в рамках которой развиваются социалистические идеи и производятся попытки их воплощения в жизнь. Это секта со стандартным «концентрическим» построением — узкий, глубоко законспирированный круг руководителей, которые посвящены во все стороны учения, и широкий круг сочувствующих, знакомых лишь с некоторыми аспектами, связь которых с сектой основывается скорее на неформулируемых эмоциональных влияниях.

Ведущими личностями в развитии социализма тоже становятся люди нового типа — место уединенного мыслителя и философа занимает кипящий энергией, неутомимый литератор и организатор, теоретик и практик разрушения. Эта странная, противоречивая фигура будет встречаться дальше в течении всей истории: человек, казалось бы, неисчерпаемых сил в период успеха, превращающийся в жалкое, перепуганное ничтожество, брошенную на землю марионетку, — как только успех от него отвернулся.

Заканчивая эту главу, обратим внимание на одно интересное и, по-видимому, исключительно важное обстоятельство, которое, вероятно, уже бросилось в глаза читателю, — на глубокую зависимость социалистической идеологии (как она сложилась в Средние века) от христианства. Почти во всех социалистических движениях идея равенства обосновывалась равенством людей перед Богом, тем, что люди были равными посланы в мир. Стандартной была ссылка на апостольскую общину в Иерусалиме как на образец общежития, построенного на принципах общности. Христианству социализм обязан концепцией смысла истории, цели, к которой она идет; идеей греховности мира, его грядущего конца и суда над ним. Столь тесную связь вряд ли можно объяснить желанием опереться на общепринятый авторитет или (как делает, например, Энгельс) тем, что религия являлась тогда единственным языком, на котором можно было формулировать общеисторические концепции. То, что социализм заимствовал из христианства некоторые из важнейших для него идей, показывает, что здесь имело место не внешнее перенесение, а более глубокое взаимодействие. На существование каких-то родственных элементов в христианстве и социализме указывает и такое явление, как монастырь, казалось бы, осуществляющий внутри христианства социалистические принципы уничтожения частной собственности и брака. Было бы очень важно понять, какие стороны сближают христианство и социализм, проследить, как концепции христианства переориентируются внутри социалистической идеологии, превращаясь под конец в отрицание основных положений христианства. (Например, когда суд Бога над миром переосмысливается как суд «избранных» над их врагами, или воскресение мертвых — как «обожествление» в секте «свободных духов»). Такой анализ, вероятно, прояснил бы очень многое в социалистической идеологии.

В английской революции XVII в. еретическое движение в последний раз выступило как одна из основных сил, определяющих историю. После этого хилиастические секты, вплоть до этого времени потрясавшие Европу, превратились в такие мирные течения, как меннониты, баптисты, квакеры. Социалистические идеи средневековых сект продолжают, хоть и в иной форме, жить и в их мирных наследниках. Наиболее ярким их проявлением являются многочисленные коммунистические колонии, основанные сектантами в Америке в XVIII и XIX вв. В них мы встречаем попытки осуществления хорошо знакомых социалистических идеалов: общности имущества, запрета брака и семьи, выражающегося или в безбрачии, или в общности жен и общественном воспитании детей. Но и сами социалистические идеи приобретают иную окраску: они теряют свою агрессивность, исчезают призывы к насильственному переустройству мира, меньшую роль играет пропаганда учения, центр тяжести переносится на жизнь общины, изолированной от враждебного ей мира. Благодаря этому влияние социалистических учений здесь не выходит за пределы исповедующих их общин, в этой форме социалистические идеи теряют свою зажигательную силу, перестают питать широкие народные движения.

Но развитие социалистических идей на этом не прекращается, наоборот, в XVII u XVIII вв. социалистическая литература буквально захлестывает Европу. Однако эти идеи переходят на иную почву, в руки людей другого склада. Место проповедника, странствующего апостола, занимает публицист, философ. Религиозная возбужденность, ссылки на откровение сменяются апелляцией к рассудку. Социалистическая литература приобретает чисто светский, рационалистический характер, разрабатываются новые приемы популяризации: ее произведениям придается форма путешествий в неведомые страны, в них вводятся фривольные сюжеты. Тем самым меняется и адрес, в который обращена эта литература: не к крестьянам и ремесленникам, которым проповедовали апостолы средневековых сект, а к читающей, образованной публике. Благодаря этому на некоторое время социализм отказывается от прямого влияния на широкие массы. Все течение, не добившись полного успеха во фронтовой атаке на христианскую цивилизацию, как бы осуществляет обходной маневр, продолжающийся несколько столетий. Лишь в самом конце XVIII в. социализм опять выходит на улицу, и мы, после многовекового перерыва, встречаемся с новой попыткой народного движения на базе социалистической идеологии.

Этот поворот в развитии социалистических идей наметился задолго до английской революции XVII века. В начале XVI в., одновременно с первыми шагами Реформации, появилось первое произведение, уже содержащее в себе многие черты новой социалистической литературы: «Утопия» Томаса Мора. Именно в ней возникают такие приемы, сделавшиеся дальше стандартными, как описание путешествия в далекие страны, открытия ранее не известной экзотической страны, в которой существует идеальное, социалистическое общество. Недаром название этой книги послужило одним из терминов, которым обозначалось все учение: «утопический социализм».