Для работы крестьяне объединялись в группы по 10 семей, 5 таких групп в большую группу и т. д. вплоть до 10.000 семей. Во главе каждой группы стоял чиновник: десятский, пятидесятский и т. д. Низшие члены этой иерархии назначались из крестьян, высшие были инками (57, с. 96–97, 59, с. 77).

Не только работа, но и вся жизнь обитателей государства инков находилась под надзором чиновников. Специальные ревизоры (лактакамайок, «деревенские инструкторы») непрерывно ездили по стране, наблюдая за населением. Для удобства надзора крестьяне, например, обязаны были держать дверь открытой во время еды (закон предписывал время еды и ограничивал меню) (56, с. 96, 57, с. 132). Другие стороны жизни тоже были строго регламентированы. Чиновники выдавали каждому индейцу из государственных складов два плаща — один рабочий и один праздничный. В пределах одной провинции плащи отличались только в зависимости от пола владельца, в остальном они были одинакового фасона и цвета, но жители разных провинций отличались по цвету своих плащей. Плащи полагалось носить, пока они не истлеют. Изменять покрой или цвет одежды запрещалось. Были законы и против других излишеств: запрещалось иметь в доме стулья (разрешались только скамьи), строить дома большего, чем положено, размера и т. д. В каждой провинции была своя, обязательная для ее жителей, прическа (56, с. 91, 57, с. 132). Эти предписания распространялись не только на крестьян: например, количество и размеры золотой и серебряной посуды, которую мог иметь чиновник низшего разряда, было строго ограничено в зависимости от его положения (56, с. 91–92).

Под особо строгим контролем находились жители вновь завоеванных областей. Туда переселялись жители центральных провинций, причем им предоставлялось право входить в дома туземцев в любое время дня и ночи, они обязаны были сообщать обо всех замеченных признаках недовольства.

Крестьяне не имели права покидать свою деревню без особого разрешения. Контроль облегчался различием цвета одежды и характера стрижки волос в разных провинциях. Специальные чиновники надзирали за проходящими через мосты и заставы. Но государство производило принудительные переселения населения в больших размерах. Иногда переселения вызывались экономическими соображениями: жители перемещались в провинцию, опустевшую после эпидемии, или в более плодородную область. Иногда же причина была политической — как при переселении жителей коренных областей в завоеванную провинцию или наоборот, расселение завоеванного племени среди более лояльного населения империи (56, с. 99–100,59,с.58).

Под контролем государства находилась и семейная жизнь. Все мужчины, достигшие определенного возраста, обязаны были вступать в брак. Раз в год каждую деревню для этого посещал особый чиновник, проводивший публичную церемонию заключения брака, в которой обязаны были участвовать все, достигшие в этом году брачного возраста. Многие испанцы, описывавшие нравы государства инков, утверждают, что мнение вступивших в брак по поводу партнера при этом не спрашивалось, а Сантильян (автор, писавший в конце XVI в.) сообщает, что возражения наказывались смертью. С другой стороны, согласно патеру Моруа, мужчина мог сослаться на то, что уже дал обещание другой девушке, и тогда чиновник рассматривал вопрос еще раз. Ясно, однако, что о мнении женщины никто не справлялся (57, с. 158, 160).

Члены высшей социальной группы — инки — имели право на несколько жен или, вернее, сожительниц, так как первая жена занимала особое положение, а остальные находились на роли служанок. Брак с первой женой был нерасторжим, сожительница же могла быть прогнана и после этого не имела права вступать в брак (57, с. 156). Закон регулировал число жен в зависимости от социального положения мужа — двадцать, тридцать, пятьдесят и т. д. (57, с. 134). Для Инки и его ближайших родственников никаких ограничений не существовало. Большое число жен, а следовательно и большое потомство, приводило к тому, что удельный вес инков в населении все время возрастал.

Среди женщин особую категорию составляли так называемые «избранные». Каждый год во все области страны посылались чиновники, отбиравшие девочек 8–9 лет. Эти девочки назывались «избранными» и воспитывались в специальных домах (в некоторых испанских хрониках они называются монастырями). Каждый год во время определенного праздника тех из них, которым исполнилось 13 лет, отправляли в столицу, где сам Инка разделял их на три категории. Одни возвращались в «монастырь», они назывались «солнечными девами», их деятельность была связана с культом богов солнца, луны и звезд. Они должны были соблюдать целомудрие, но Инка мог предоставлять их своим приближенным и брать себе — в качестве наложниц. Вторая группа распределялась Инкой между инками — в качестве жен или наложниц. Такой подарок Инки считался высоким отличием. Наконец, третья группа предназначалась для человеческих жертвоприношений, которые происходили регулярно, в особенно же больших размерах при празднестве коронации нового Инки. Закон предусматривал наказание родителей, дававших заметить свою печаль, когда их дочерей отбирали в «избранные» (57, с. 161–162).

Кроме «избранных», и все незамужние женщины были собственностью инков, но не частной собственностью, а раздавались им государственными чиновниками в качестве сожительниц или служанок. Такое приниженное положение женщин в государстве инков особенно выделяется на фоне нравов окрестных индейских племен, где женщины пользовались большой независимостью и авторитетом (57, с.159).

Естественно, что такая регламентация жизни, всепроникающий государственной контроль — были бы невозможны без разветвленного бюрократического аппарата. Бюрократия строилась по чисто иерархическому принципу: чиновник имел связь лишь со своим начальством и подчиненными, чиновники же одного ранга могли сноситься лишь через посредство их общего ближайшего начальства (56, с. 96). Основой функционирования этой бюрократии был учет, осуществлявшийся при помощи сложной и до сих пор не разгаданной системы шнурков с узелками — «кипу».

Идея «кипу» была любопытным отражением в мире вещей иерархического строения государственного аппарата. Иерархия вводилась и в материальную область: например, все виды оружия были расположены в порядке «старшинства». Так, копье считалось старше всех других, за ним шли стрелы, дальше лук и т. д. Соответственно «старшинству» эти предметы отмечались завязками выше или ниже на шнурке. Обучение искусству пользоваться «кипу» начиналось именно с заучивания принципов «старшинства».

В виде «кипу» информация передавалась вверх по бюрократической лестнице в столицу, где она изучалась и затем хранилась по типам: военное дело, население, продовольственные припасы и т. д. В испанских хрониках утверждается, что учтено было даже число камней для пращей, число животных, убитых на охотах и т. д. Хуаман Пома Аяла пишет:

«Они ведут учет всему, что происходит в государстве, и в каждой деревне есть для этого секретари и казначеи», «при помощи „кипу“ правят государством»

(56, с. 94–95).

Действительно, встречаются сообщения о необычайных достижениях административного искусства: создании рабочих армий в 20.000 человек или операции распределения 100.000 бушелей маиса среди населения большой области по строго определенным нормам (56,с. 102).

Работники этой бюрократии готовились в школах, куда был открыт доступ лишь детям инков: закон запрещал образование низшим слоям населения. В школах обучение вели ученые: «амаутас». Их же обязанностью было писать историю, причем в двух вариантах: одна, объективная, в форме «кипу» хранилась в столице и была предназначена лишь для специально допущенных чиновников, другая в форме гимнов повествовалась народу на празднествах. Если сановник признавался недостойным, его имя устранялось из этой «праздничной» истории (56, с. 75–76, 78).

Законы, регулировавшие жизнь в государстве инков, опирались на изощренную систему наказаний. Кара закона была суровой: почти всегда смерть или тяжелые пытки. Это и понятно: когда вся жизнь регулируется государством, всякое нарушение законов выливается в государственное преступление, а, в свою очередь, любое преступление против государства затрагивает самую основу общественного строя. Так, смерть полагалась за поваленное в лесу дерево или за кражу плода с государственной плантации. Аборт карался смертью, как самой женщины, так и всех, кто ей помогал (59, с. 173).