В пьесе «Любовь пчел трудовых» и статье «Дорогу крылатому Эросу!» она наглядно развивала эти положения. Против них резко возражал Ленин (Клара Цеткин «О Ленине»), Сольц:
«Беспорядочная половая жизнь несомненно ослабляет каждого как борца»
М. Н. Лядов (Мандельштам, один из старейших социал-демократов и большевик) и др. Зато Лядов, например, призывал к отмене семейного воспитания детей:
«Можно ли коллективного человека воспитать в индивидуальной семье? На это нужно дать категорический ответ: нет, коллективно мыслящий ребенок может быть воспитан только в общественной среде… Каждый сознательный отец и мать должны сказать: если я хочу, чтобы мой ребенок освободился от того мещанства, которое сидит в каждом из нас, нужно изолировать ребенка от нас самих… Чем скорее от матери будет отобран ребенок и сдан в общественные ясли, тем больше гарантий, что ребенок будет здоров»
Напомним и сообщения об «интернировании» детей в коммунах, которые мы приводили выше.
Наконец, предлагалось и далеко идущее вмешательство государства в семейные отношения. Этому давалось и историческое обоснование:
«там, где государство овладело всеми хозяйственными ресурсами, как в древнем Перу, оно стремилось поставить под свой контроль как самое заключение брака, так и семейную жизнь брачующихся»
Предлагались и радикальные евгенические меры, например:
«…у нас есть все основания предполагать, что ко времени социализма деторождение будет уже изъято из-под власти стихии»,
с сомнительным утешением:
«Но это, повторяю, единственная сторона брака, которой, по нашему мнению, сможет коснуться контроль социалистического общества»
Один из влиятельнейших деятелей того времени, Преображенский, писал:
«С точки зрения социалистической является совершенно бессмысленным взгляд отдельного члена общества на свое тело как на свою безусловную личную собственность, потому что индивид есть лишь отдельная точка при переходе рода от прошлого к будущему. Но в десять раз более бессмысленным является такой взгляд на „свое“ потомство».
Автор признает
«полное и безусловное право общества довести свою регламентацию до вмешательства в половую жизнь для улучшения расы путем естественного подбора»
Иногда, впрочем, вопрос ставился более радикально, чем во всех приведенных нами примерах. Так, ячейка ВЛКСМ литейного цеха Людиновского завода (Брянская организация) приняла резолюцию по докладу «О половых отношениях»:
«Половых отношений нам нельзя избегать. Если не будет половых сношений, то не будет и человеческого общества»
Практика, конечно, отставала от идеологии. Но все же был проведен ряд мер, идущих хотя и не столь далеко, но в том же направлении. Законодательство максимально упрощало заключение и расторжение брака, регистрация рассматривалась лишь как один из способов подтверждения брака (наряду, например, с его судебным подтверждением).
«…регистрация — пережиток старых буржуазных отношений, и ее в конце концов совсем не будет»
Развод давался по первому заявлению одной из сторон. Отцовство устанавливалось на основании заявления матери:
«Наша судебная практика… возлагала ответственность на всех ответчиков (смех), предоставляя женщине взыскивать с каждого… суд, как общее правили, будет руководствоваться указаниями истицы: кого укажет истица, того и суд признает отцом (смех)»
Новые дома не разделялись на отдельные квартиры, а строились в виде общежитии:
«И ни в коем случае нельзя обвинять тех рабочих и работниц, которые не хотят селиться в общих квартирах. Нужно постоянно иметь в виду, что прошлая жизнь рабочего класса глубоко уходила в буржуазное общество, строившееся на изолированности отдельных семей. Эта индивидуальная семья буржуазного общества — вот что стоит на пути коллективизации нашего быта»
Квартиры-общежития не имели, как правило, кухонь, так как предполагалось, что питаться все будут в столовых и «фабриках-кухнях». В записке «Десять тезисов о советской власти» Ленин предлагал:
«Неуклонные, систематические меры к (переходу к Massenspeisung) замене индивидуального хозяйничанья отдельных семей общим кормлением больших групп семей»
Общежития, питание в столовых, воспитание детей отдельно от родителей — осуществлялось в ряде коммун (ср. приведенные выше примеры).
Эти меры действительно привели к значительному ослаблению семьи. В цитированной книге (123) приводится письмо «ответственного работника Комсомола»:
«Сейчас брак между комсомольцами почти не замечается».
Автор письма утверждает, что господствуют внебрачные половые отношения. Авторы книги упрекают его: но это и есть брак!
«Ведь для марксиста, казалось бы, сам факт половой связи должен свидетельствовать о брачных отношениях»
В Европейского части СССР, например, число браков на 100.000 с 1924 до 1925 г. упало с 1.140 до 980, а число разводов увеличилось с 130 до 150. В 1924 г. среди разводившихся состояли в браке меньше одного года на каждую 1.000: в Минске — 260, Харькове — 197, Ленинграде — 159 (для сравнения: в Токио — 80, Нью-Йорке — 12, Берлине — 11) (128, с. 412, 416). Известно, каким бедствием была в то время детская беспризорность:
«Немалую долю теперешней детской беспризорности нужно отнести за счет того, что семья распадается, разваливается»
И криком души звучит:
«…если мы пойдем таким путем, я опасаюсь, мы всю Россию превратим в сплошной всенародный брак»
г) Культура
В послереволюционную эпоху в рамках социалистической идеологии не раз возникали более или менее разработанные теории и проекты уничтожения культуры, науки, искусства. Некоторые из них вышли из среды анархистов. Так, в опубликованной в 1917 г. работе (129) анархист А. Боровой утверждает, что лишь через преодоление культуры возможно достижение анархических идеалов. Чрезвычайно плодовитые в то время авторы — братья Гордины (анархисты, но в политической деятельности очень близкие к большевизму) провозглашают лозунг («клич») «Долой науку!», расшифровывая его как призыв к освобождению от угнетения логикой:
«Долой и духовное угнетение, насилие наукою, обманом, лжеубеждением!»
«Долой науку — духовное государство и ее логическую власть и армию, логическое насилие…»
«Он (анархист — авт.) первым делом объявляет террор науке»
Вся книга посвящена сопоставлению и разоблачению двух суеверий — религии и науки. Так, авторы считают партию — церковью науки (с. 142), университет — ее синагогой (с. 202), философа — юродивым интеллекта (с. 194).
«История культуры — это история нашего суеверия»
«История культуры однажды исполнила свою высокопочтенную роль могилыцицы религии, служа ей и гробницей. Она должна будет это исполнить и по отношению к науке. После краха науки, после разочарования в ней как в истине, после ее угашения как „цивилизации“ она должна стать „культурой“, отправиться на покой в архив человеческого суеверия»
