— Блядь… — Ваня стиснул зубы, плотно прижался к земле и быстрей заработал локтями. Проскочив еще с десяток метров, он остановился, переждал пока сердце слегка успокоится и раздвинул пушистые стебли.

На небольшой полянке рядом с проселочной дорогой, у полуразвалившихся стожков прелого сена, стоял угловатый колесный броневик Sd.Kfz. 222[19], на борту которого чернел стилизованный щит с немецкой буквой «Z»[20] с перекладинкой на ножке.

Салманова обступили весело гоготавшие немецкие солдаты в касках и маскировочных куртках. Санинструктор молчал и только растерянно оглядывался. Его карабин все еще висел на плече, но он даже не пытался снять его.

— Почему он еще вооружен? — из-за броневика вышел офицер в фуражке. — Обершутце[21] Краузе, я вас спрашиваю?

— Виноват, господин унтершарфюрер[22]! — один из солдат сдернул с Салманова карабин, а потом ловко подбил ему ногу, поставив на колени.

— Немецкого языка не понимает, господин унтершарфюрер, — угодливо доложился второй. — Или делает вид, что не понимает. Прикажете разговорить? Даю слово, через пару минут расскажет все, что знает и не знает!

Офицер обернулся и властно бросил солдату в граненой башне броневика.

— Повнимательней, Кемпке, неподалеку могут быть еще русские. Где-то здесь пытается скрыться штаб русского командующего армией. — Потом он ткнул пальцем в грудь Салманову и на неплохом русском языке поинтересовался у него. — Где твой командир? Мы знать, что он есть рядом. Говорить, если хотеть жить!

— Не… не знаю… — санинструктор быстро замотал головой. — Я сам здесь… никого больше нет… честно, я сам… заблудился…

Ваня стиснул зубы от злости на самого себя. Он успел подумать, что Салманов сразу все выдаст.

Немецкий офицер разочарованно хмыкнул и жестом что-то приказал одному из солдат.

Тот сразу же двинул прикладом винтовки санинструктора по шее. Салманов громко охнул и растянулся на земле.

— Я тебе повторять вопрос, — офицер лениво пнул его сапогом. — Где твой генерал?

— Не знаю… — тихо завыл санинструктор. — Я сам… отбился от своих, пожалуйста, не надо…

— Это бесполезно — эти русские фанатики не понимают доброго отношения, — немец презрительно хмыкнул и бросил солдатам. — Он ваш, только заткните ему рот, чтобы не орал. Развлекитесь, все равно нам придется здесь ждать группу Хортсмана, а русские уже давно сбежали к По… Польесте… Черт бы побрал эти русские названия! Кох, Вебер, займите на всякий случай позиции в полусотне метров выше по дороге. Шуппе, Зеедорф — вы отойдите левее.

Несколько солдат отбежали от броневика, остальные весело похохатывая, склонились над санинструктором.

Салманов обреченно взвыл.

Ваня потянул из-за пояса гранату, но сразу отдернул руку и вцепился зубами себе в предплечье.

«Ну что тебе стоило… — зло думал он, матеря себя последними словами. — Что тебе стоило дать ему гранату, бесчувственная ты, скотина! Ублюдок, жалко тебе было?..»

Воздух рванул вопль санинструктора, перешедший в сдавленное мычание…

— Вилли, придурок, наступи этой русской свинье на локоть…

— Дерьмо, он дергается как припадочный…

— Недочеловек, они понимают только боль…

— А-а-а-аа, не на-а-адо-о, пожалуйста, а-а-а-а!!!

— Да заткните же ему пасть!!!

— Корнелиус, проткни ему штыком ногу…

— Я давно хотел попробовать снять скальп, как делают краснозадые в Америке…

— Так что тебе мешает?

— А-а-а-а-аа…

Ваня искусал руку до крови от бессильной ярости, прекрасно понимая, что ничем не может помочь Салманову. Он лежал всего в тридцати метрах от броневика, но для того, чтобы добросить гранату, пришлось бы встать, и немцы обязательно заметили бы его. И даже если бы не заметили, положить всех с большой вероятностью не получилось бы. Опять же, оставался стрелок в башне броневика и мотоциклисты неподалеку. Против автоматической пушки и пулеметов, шансы выжить выходили очень призрачными.

Погибнуть Ваня не боялся, по-прежнему считая, что смерть вернет его обратно в родную эпоху, но при этом, четко осознавал, что женщины медики без него не выживут.

Вспомнились слова Сани Симонова: «Я до хера чего видел. Видел, как детишек и баб в овине сожгли, видел, как наших пленных расстреливали. Сука, как в тире, десятками. Рядом был, своими глазами, блядь, видел. И ничего сделать не мог, понимаешь? Не мог, блядь!!!»

— И я не могу… — одними губами шептал Ваня. — Не могу, прости, прости меня…

Салманов надрывно ревел, судорожно дергая ногами, гитлеровцы глумливо хохотали.

Голову от дикого напряжения пронзила боль, сердце стучало как гигантский барабан, Ваня почувствовал, что теряет контроль над собой.

— Да что вы там возитесь, бездельники? — оберштурмфюрер[23] подошел к своим солдатам.

— Есть!!! Я сделал это! — один из немцев вскочил и победно вскинул руку с куском окровавленной кожи, на которой хорошо были заметны слипшиеся в сосульки русые волосы.

Салманов зашелся в утробном вое и, неожиданно вскочил, раскидав немцев.

— Держи его Корни, Вилли, хватай… — радостно, загомонили немцы.

Санинструктора поймали и завалили на землю, образовалась куча мала, в забаве решил поучаствовать даже сам офицер.

И тут, там, где возились немцы, неожиданно вспух большой чадный комок пламени. Шарахнул глухой строенный взрыв, немцев разбросало по сторонам, оберштурмфюрера словно тряпку шмякнуло об борт броневика. А сам Салманов превратился в мало узнаваемое месиво.

— Да ну нахрен?! — Ваня не поверил своим глазам.

Взрыв саданул так неожиданно, что Иван до крови прикусил губу. Что взорвалось, кто инициировал взрыв и, главное, зачем, он сразу не сообразил.

Но уже через несколько мгновений, мозги пронзила неожиданная отгадка. У каждого немецкого солдата за поясом торчали гранаты, перед тем как Салманов упал, он плотно обхватил одного из немцев. После чего, видимо, успел сорвать колпачок и дернуть за шнурок. А дальше, сдетонировала еще пара «колотушек».

— Дерьмо, дерьмо!!! — из башни броневика соскочил на землю немец в черном комбинезоне и шлемофоне, похожем на перевернутый котелок. — Господин оберштурмфюрер, как же так… — он склонился над офицером, мелко и судорожно подергивающем ногой. — Доигрались мудаки… Господи!!! Сраные, сраные ублюдки! Что же теперь делать? — немец бросился к катающемуся по земле солдату в изорванной осколками маскировочной куртке. — Вили, сукин ты сын…

Ваня выдрал из планшета Наган с «БраМитом», взвел курок, рыком приподнялся на локтях и прицелился, обхватив левой ладонью правую на рукоятке. Принять решение он не успел, все случилось автоматически, мозги сами подали команду.

Пенек мушки погулял по спине немца в шлемофоне и остановился точно между его лопаток.

Но выстрелить оказалось не в пример трудней, пальцы словно закаменели.

— «Давай, тряпка, давай!!!» — заорал мысленно Ваня, зажмурился и, наконец, диким усилием воли, сорвал спусковой крючок.

Треснул сухой, негромкий выстрел, пуля звонко брякнулась об броню. Немец резко обернулся.

— Блять!!! — зашипел Иван и высадил в немца самовзводом все оставшиеся в барабане патроны.

Сухо клацнул курок, немецкий солдат медленно сполз с броневика и кулем свалился на землю.

— Получилось, получилось… — заорал уже в голос Ваня и стремглав понесся к броневику. Одним прыжком влетел на борт и ужом ввинтился в башню.

— Что у вас там случилось? — забубнила рация. — «Лейпциг-1», на связи «Лейпциг-2», прием? Ответьте…

— Твою же мать… — Ваня схватил висевшую на проводе тангенту и, подпустив в голос волнения выкрикнул в микрофон на немецком языке. — Все нормально, «Лейпциг -2», ложная тревога…