Они до сих пор отчаянно желали заполучить Маришу Мантару Думракшу: он же Хозяин Теней по имени Длиннотень. Их страсть к мести опиралась на расовую одержимость. Они не распространялись о том зле, которое Длиннотень обрушил на их предков, но у нас имелись свои источники информации в Хань-Фи. Жестокость Длиннотени была столько же изощренной, как и любое злодейство Душелова, но куда более ужасной для его жертв. Необходимость увидеть Длиннотень перед трибуналом сплачивала любой союз генералов, юридические и дворянские суды и даже некоторые духовные традиции Хсиена. Мариша Мантара Думракша – вот единственное, с чем соглашались все без исключения. И я ни разу не заподозрил даже намека на то, что некто намерен попытаться захватить контроль над Длиннотенью, чтобы усилить собственную власть.

Поэтому Дрема и не желала, чтобы нетерпеливый, грубый, но все еще влиятельный бывший Капитан путался у нее под ногами со своим сарказмом и высказывал свое мнение, пока она пытается выжать последнюю и желательную для нее концессию из Шеренги Девяти. Она была уверена, что годы нашего хорошего поведения склонят чашу весов. А если нет… что ж, она из тех, у кого всегда припасена запасная схема. Более того, она принадлежала к той замечательной породе злодеев, для которых известная всем и очевидная схема вполне может оказаться лишь дымовой завесой для главного плана. Наша Дрема – способная юная злодейка.

В Стране Неизвестных Теней нет серьезных чародеев. Фраза «все зло умирает там бесконечной смертью» означает, что после бегства Хозяев Теней всех более или менее талантливых магов здесь просто-напросто казнили. Но знания в Хсиене имеются и оберегаются. Есть несколько огромных монастырей – среди них Хань-Фи самый большой, – которые как раз и предназначены для сохранения знаний. Монахи не делят знания на хорошие или плохие и не выносят моральных суждений. Они придерживаются позиции, что никакое знание не является злом до тех пор, пока кто-либо не решит творить зло с его помощью.

Хотя меч задуман и создан именно для того, чтобы калечить человеческое тело, он по сути своей есть лишь инертный металл, пока кто-нибудь не решит взять его и нанести удар. Или решит не делать этого.

Есть, разумеется, и тысячи желающих поупражняться в софистике из числа тех, кто отрицает право индивидуума на выбор. Что, с точки зрения божества, есть проявление высокомерия.

Вот что случается, когда стареешь. Начинаешь думать. А что еще хуже – начинаешь всем рассказывать, до чего додумался.

Дрема нервничала, опасаясь, что я выскажу свое дурацкое мнение кому-то из Девяти, и тогда оскорбленная сторона отбросит все доводы разума и собственные интересы и навсегда откажет нам в знании, необходимом для починки Врат, ведущих в наш родной мир. Она преувеличивает мою способность возбуждать недружественные чувства.

Пока к нам не заявилась пантера-оборотень, я мог наступить на эти грабли. Я мог высказать свое истинное мнение члену Шеренги, часть которых можно причислить к наиболее бездарным генералам, каких мне только доводилось встречать. Сомневаюсь, что, если им предоставить возможность править, не имея соперников, многие из них окажутся более просвещенными, чем всеми ненавидимые Хозяева Теней.

Люди – существа странные. А Дети Смерти – одни из самых странных.

Я никого не стану огорчать. Я буду смиренно поддерживать любую политику Дремы. Я хочу покинуть Страну Неизвестных Теней. Мне надо завершить кое-какие дела, прежде чем я передам кому-то эти Анналы в последний раз. Свести счеты с Лизой Деллой Бовок – лишь одно из них. Есть еще верховный главнокомандующий Могаба, самый грязный предатель из тех, кто когда-либо пятнал историю Отряда. Есть Нарайян Сингх. Для Госпожи есть Нарайян и Душелов. Для нас обоих есть наше дитя. Наше злобное, злобное дитя.

– Мы можем предложить Шеренге Девяти что-либо кроме Длиннотени? – спросил я. – И подсластить наше предложение настолько, чтобы они встали рядом с Хань-Фи и Судом Всех Времен?

– Не могу такое представить, – пожала плечами моя ненаглядная и загадочно улыбнулась. – Но, может, это и не имеет значения.

Я не обратил на ее слова достаточно внимания. Иногда я не замечаю новые истины. Нынче моим Отрядом командуют хитроумные дети и коварные старухи, а не прямолинейные ветераны вроде меня и моих современников.

Едва окрепнув, я попросил дядюшку Доя возобновить со мной упражнения по боевым искусствам, которые я забросил много лет назад.

– А почему ты заинтересовался ими сейчас? – спросил он. Иногда мне кажется, что он относится ко мне подозрительнее, чем я к нему.

– Потому что у меня есть время. И необходимость. Я сейчас слабый, как щенок. И хочу вернуть прежнюю силу.

– Ты избегал меня, когда я сам тебе это предлагал.

– Тогда у меня не было времени. А ты был куда более раздражительным.

– Ха. – Он улыбнулся. – Ты слишком добр ко мне.

– Ты прав. Но я князь.

– Князь Тьмы, Каменный Солдат. – Он знал, что это выведет меня из себя. – Но ты везучий князь. – Старый хрыч ухмыльнулся. – Несколько твоих сверстников уже обращались недавно ко мне и тоже мотивировали желание заниматься тем, что вскоре нас ждут всяческие трудности.

– Хорошо. – Известно ли ему нечто такое, чего не знаю я? Наверняка, и немало. – Когда и где?

Его ухмылка стала зловещей и обнажила гнилые зубы. Это зрелище заставило меня задуматься над тем, нашла ли Дрема кого-нибудь на должность дантиста, ставшую вакантной после кончины Одноглазого. Старый дурак не утруждал себя подготовкой учеников.

«Когда» оказалось на рассвете, а «где» – на немощеной улице возле домика Доя, который он делил вместе с Тай Дэем, дядей Тобо, и несколькими местными офицерами-холостяками. Моими товарищами по несчастью оказались Лозан Лебедь, братья Лофтус и Клетус, оставшиеся главными архитекторами и инженерами Отряда, и правящие князь и княжна Таглиоса в изгнании – Прабриндрах Драх и его сестра Радиша Драх. Это не имена, а титулы. Даже по прошествии десятков лет я так и не узнал их настоящих имен. А они и не собираются их раскрывать.

– А где твой приятель Нож? – спросил я Лебедя. Некоторое время Нож пробыл военным посланником Дремы в Шеренге Девяти, но я слышал, что его отозвали после смерти Одноглазого. Однако мне он на глаза не попадался.

– Старина Нож слишком занят, чтобы отвлекаться на нечто подобное.

Лофтус и Клетус буркнули что-то себе под нос, но пояснять не стали. В последнее время я и их редко видел. Я полагал, что они работают как проклятые на строительстве города. Суврин, подошедший как раз вовремя, чтобы услышать их бормотание, энергично кивнул:

– Она собирается так завалить нас работой, что от нас только мокрое пятнышко останется. – Насчет Суврина я не уверен. Мне очень легко представить, как он расхаживает, бесконечно повторяя про себя: «Каждый день и всеми способами я буду становиться все более хорошим солдатом».

– Что ж, старина Нож никогда не был по-настоящему амбициозным, – ответил ему Лебедь. – Кроме тех случаев, когда приходилось вырезать жрецов. – Похоже, он знал, о чем говорит, хотя смысл его слов не был для меня очевидным.

– Если мы добьемся от Шевитьи прямого ответа, то после возвращения домой придется пропалывать новый урожай, – заметил Клетус.

Прабриндрах Драх и его сестра подошли ближе, нетерпеливо ожидая новостей из дома. Дрема не утруждалась держать их в курсе. У нее нет особой дипломатической жилки. Надо будет ей напомнить, что нам понадобится их дружба, когда мы пересечем Равнину.

Эту парочку красивой не назовешь. И Радиша больше похожа на мать князя, чем на его сестру. Но он находился со мной под землей, пока она ехала верхом на таглиосском тигре и пыталась не уступить поводья Душелову. Здесь они старались не создавать проблем: князь – потому что был нашим активным противником на поле боя, а княгиня – потому что перешла на нашу сторону лишь в самый последний момент нашей победы над последним Хозяином Теней.