В комнате действительно был настоящий бардак. На давно не метенном полу, не застланном ковром, валялись какие-то бумажки, на столе громоздились кипы газет и журналов вперемешку с апельсиновыми шкурками, покрывало на диване имело нестираный вид и местами было откровенно рваным.

Глеб поспешно подошел к столу и встал к нему спиной, очевидно пытаясь закрыть хоть частично от Ларисиного взгляда царящий здесь бедлам. Она тут же почувствовала острую жалость к Глебу. Кошмар, наверное, ютиться в этом логове, в грязи. Ясное дело, создать уют он не способен, как не способен вообще более или менее сносно заботиться о себе. К тому же, кажется, он все-таки нездоров. Вон как глаза блестят и испарина на лбу.

Лариса сделала шаг вбок и едва не упала, споткнувшись о валяющуюся на полу телефонную трубку.

– Господи, ты с ума сошел! – Она подняла трубку, вернула ее на место, на аппарат. – Я тебе три часа пытаюсь дозвониться. Ты не видишь, что с телефоном?

– Говорю же, я спал, – все так же неуверенно проговорил Глеб.

– Тебе надо померить температуру, – твердо сказала Лариса. – Есть в этом свинюшнике градусник?

– Брось, я здоров, – он отмахнулся от Ларисы рукой и сделал это так резко и неловко, что задел стол. Очевидно, тот стоял на трех ножках вместо четырех, так как после Глебова прикосновения он сильно накренился набок и с него посыпалось все содержимое.

– Черт! – выругался Глеб, принимаясь поднимать бумажный и прочий хлам.

– Сколько ты платишь за эту конуру? – поинтересовалась Лариса, приходя ему на помощь.

– Нисколько, – сердито пробурчал Глеб. – Театр платит.

– Ясно, – насмешливо проговорила Лариса, – экономят на всем, на чем можно. Уж стол-то хозяева могли бы и починить.

– Могли бы, – согласился Глеб и потянулся к Газете, лежащей у Ларисиных ног.

– Да подниму я, подниму, – успокоила она его, поднимая газету. Под ней оказалась распечатанная пачка сигарет «Беломорканал».

– Боже мой, это кто ж курит такое? – удивилась Лариса. – Хозяева, что ли?

Глеб кивнул, продолжая сидеть на полу, напряженно глядя на Ларису.

– Так они тут часто бывают, твои хозяева? – Лариса небрежно кинула пачку на стол. – Что ж не уберут как следует?

– Да ну их, – Глеб поднялся, лицо его чуть оживилось. – Век бы не видеть этих хозяев. Достали!

– Или ты их? – ехидно спросила Лариса и улыбнулась.

– Или я, – он тоже улыбнулся.

– Знаешь, что касается меня, я никогда бы не сдала тебе комнату. Слишком много от тебя беспорядка.

– А что касается меня, я никогда бы не снял у тебя комнаты. Зачем деньги платить, если можно жить бесплатно?

Лариса спохватилась. Зачем она ехала сюда? Чтобы снова заниматься зубоскальством? Почему она не может быть серьезной в присутствии Глеба, почему их общение – сплошная словесная пикировка, которая всегда заканчивается одним – постелью?

– Перестань, Глеб, – она постаралась придать голосу хоть какую-нибудь суровость. – Я приехала не просто так. Мне нужно кое-что сказать тебе. Но не в такой обстановке. Для начала приведи себя в порядок, сходи в душ. А я немного приберу здесь. Пылесос, я надеюсь, тут имеется?

– Кажется, был, – Глеб все такой же нетвердой походкой прошел в коридор и приволок оттуда огромный допотопный агрегат, созданный еще до эпохи «Филипсов» и «Самсунгов». – Такой пойдет?

– Пойдет, – махнула рукой Лариса. – Давай топай.

– О'кей, – Глеб кивнул и направился в ванную. Вскоре оттуда послышался шум льющейся воды.

Лариса вставила вилку пылесоса в розетку, нажала на кнопку. Раздался рев, сравнимый разве что с ревом раненого динозавра. Несмотря на жуткие звуки, издаваемые им, пылесос тянул как зверь. В пять минут на полу не осталось ни пылинки. Лариса сбегала на кухню, отыскала сомнительного вида тряпку, намочила ее. Вернулась и стерла толстый слой пыли со стола и секретера. На этом уборку пришлось закончить, так как все остальное требовало более капитального вмешательства, такого, как стирка штор и покрывала и разборка на книжных полках, заставленных книгами вкривь и вкось.

Вода в ванной все еще лилась, и Лариса в ожидании Глеба уселась в единственное кресло с жесткими подлокотниками, стоящее около стола. Она уже не была уверена, что этот разговор с Глебом так уж нужен.

Жалость к Глебу, которая овладела ею при виде всей той убогости, в которой он вынужден пребывать, с каждой минутой крепла. Работа у него каторжная, он никогда и виду не подаст, что устал, только смеется да шутит. А на самом деле с ног падает и мечтает, как бы выспаться. Да и кто сказал, что если молодой, значит, обязательно здоровый? Вон как у нее сегодня сердце прихватило, думала, что там и упадет, возле прокуратуры, если бы не Женька Богданов. Может, и у Глеба проблемы с сердцем: жара, поют они теперь по пять часов, а то и больше, и вид у него, прямо сказать, неважнецкий.

Лариса машинально потянулась к столу, взяла в руки пачку «Беломора». Интересно, какие эти глебовские хозяева? Курит-то сигареты без фильтра наверняка хозяин, хозяйкин муж или сожитель. Небось здоровущий мужчина, сизый от водки. С таким поспоришь насчет квартирных удобств!

Она вытащила из пачки сигарету. Странно. Ей показалось, что запах, витающий в комнате, к которому она уже принюхалась, усилился. С чего бы? Лариса поднесла сигарету к самому носу.

Так и есть. Пахнет от них. Запах тот же, что в квартире, но гораздо сильнее, концентрированней. И смутно знакомый.

В следующее мгновение Лариса поняла, откуда он ей знаком. В памяти всплыл один из новогодних вечеров, который они встречали вместе с Павлом.

Где они только не отмечали этот чудесный, волшебный праздник! И на Кипре, и в глухой сибирской деревушке, куда пригласили их компаньоны Павла по бизнесу, и в бассейне с шумной компанией и шампанским, подаваемым прямо в воду.

В тот год Павел и Лариса собрались в гости к приятелю Павла, Толику. Толик не был деловым партнером Павла. Он всего лишь учился с ним в одном классе. После школы на пять лет уезжал в Новосибирск, потом вернулся. Собирал старых друзей, однокашников. Все были заняты, праздники распланировали заранее. Согласились только Лариса и Павел.

В восемь вечера, заехав в ближайший супермаркет и набрав там несметное количество всякой всячины, Лариса с мужем были в квартире у Толика. Горела огнями елка, стоял накрытый праздничной скатертью стол, на котором красовалась бутылка шампанского.

Толик встретил их в коридоре. Он выглядел растерянным и встревоженным, сразу же увел Павла на кухню, долго о чем-то говорил с ним. Лариса из деликатности не встревала, накрывала на стол, выкладывая из сумок многочисленные свертки и сверточки.

Вскоре Павел вышел. Вид у него тоже был мрачным. Он присоединился к Ларисе, помогая ей управляться с продуктами. Из кухни было слышно, как Толик безуспешно пытается кому-то дозвониться по телефону.

Наконец Лариса не выдержала.

– Что-то случилась? – спросила она у Павла, напряженно прислушивающегося к тому, что делается на кухне. – Такое впечатление, что у нас не Новый год, а похороны.

Я тебе объясню, – тот понизил голос. – Толян еще со школы любил одну девчонку. Нашу одноклассницу. Признался ей в любви. Она его отвергла. Тогда он уехал и работал на Севере. Вернулся и сразу к ней. Она была одна, сидела без денег, без работы. Одним словом, кинулась к нему на шею. Все было хорошо у них примерно с месяц. Потом Толик стал замечать, что Ольга себя странно ведет. То ходит веселая, даже будто сумасшедшая, весь мир любит, готова из койки не вылезать. То вдруг мрачнеет, цепенеет, пропадает куда-то. Потом снова возвращается и, как прежде, само очарование.

Толян – мужик опытный, смекнул, в чем дело. Проследил за ней и выяснил, что подозрения совершенно справедливые.

– А что было-то? – шепотом полюбопытствовала Лариса. – Она была проститутка, да?

– Нет, – Павел посмотрел на свою двадцатилетнюю жену, на ее серьезное, наивное, испуганное лицо и невольно усмехнулся. – Нет. Просто бывший Ольгин хахаль приучил ее к травке. Толька и так и этак пытался ее отвадить, вроде бы удалось. Думал Новый год вместе встречать. Она три часа, как должна была приехать, и все нету. Телефон не отвечает.