Опыт у меня уже был и, медленно крутя педали, мы поехали в ближайший город, им оказался Дыре-Дауа. Мы никого тут не интересовали. Дыре-Дауа оказался обыкновенной дырой, или самой настоящей дырой, как кому удобнее называть. Его и построили, собственно, когда начали строить дорогу Джибути — Аддис-Абеба. И это второй по величине город Эфиопии!

Но, боже! Самый провинциальный город с железнодорожной станцией типа Тьмутараканска выглядел в тысячу раз лучше этого крупного по африканским меркам города. Однотипные и убогие одноэтажные строения, улицы загажены, да ещё уличные торговцы пытаются всучить вам всякую ненужную всячину. И в качестве дополнения: снующие по своим делам вездесущие дети в пёстрых одеждах. Короче, типичная африканская картина.

Иногда попадались и вполне современные здания, построенные совсем недавно, трёх или пятиэтажные. Выше не было. Так мы и бродили по городу, ища, где бы приткнуться на короткое время.

Лучше всего, конечно, купить комнатку или квартиру, весь вопрос в цене. А Фарах упорно замалчивал свои финансовые возможности. Побродив по городку, мы узнали все цены и остановились на окраине в какой-то халупе из местной глины.

Удобства располагались во дворе, воду нужно носить из колонки, что в полукилометре от самой халупы, но ничего: в российской деревне почти так же. Это, правда, город, но не буду повторяться, чем отличается африканский город от российского.

Вокруг лежала холмистая местность с редкими деревьями. Деревья росли и в самом городе. В основном те, что давали тень или апельсиновые. Городок считался торговым, и здесь можно было купить всё что угодно, как и продать. Думается, здесь можно легализовать мой бизнес, о чём я тут же сказал вслух:

— Фарах, твоя задача здесь легализоваться, устроиться работать в больницу и потом обустроить аптечный пункт. Я тебе оставлю самые слабые зелья или концентрацию сильных разбавлю, увеличив количество эликсиров. Всё в твоих руках. Налаживай связи, находи нужных людей, ищи выходы на иностранцев. Давай взятки людям при власти. Деньги на это можешь тратить с выручки от зелий. Главное — выйти на рынок Европы, США или Японии. Что получится. Ясно тебе?

— Да. Я буду стараться.

— Старайся, только учти, узнаю, что ты мои деньги присваиваешь себе или предаёшь меня, убью сразу. Может, дам помучиться сначала, в зависимости от того, насколько ты меня обманул. И я не шучу.

Я окинул Фараха равнодушным взглядом, словно примериваясь, как лучше лишить его жизни. Вскрыть ли ему горло или прострелить голову, можно и в живот выстрелить, много способов есть, чтобы заставить мучиться человека. Человек — существо слабое и ранимое, и часто очень глупое, лишь воля и бесстрашие делает его человеком. Да только не всем они даны.

Один вроде спокойный и пугливый, а на войне ведёт себя как настоящий воин, другой весь из себя такой мачо: брутален, бесстрашен, особенно когда имеет дело с кем-то слабее себя, а на войне вдруг оказывается полным ссыклом. Разные люди, разные реакции. Фарах судорожно вздохнул.

— Я не предам, Мамба.

— Все вы так говорите, пока пятки не подпалишь.

— Но я не…

— Без всяких «но». Ты готов участвовать в древнем обряде чёрной клятвы?

— А что это за обряд? — нахмурил парень чёрные брови на чёрном лице.

— Да или нет? — перебил я его.

Фарах взглянул на меня и неожиданно сдался.

— Готов.

— Вот и отлично, тогда ночью проведём обряд.

— А где?

— В ….. на нижней полке. За городом, разожжём костёр и проведём.

Фарах только обречённо кивнул.

Ночь. Луна. Улица. Мы шли вдоль последних домов, выискивая подходящее место для проведения ритуала. Я и сам не сильно во всё это верил, но моя вера это одно, а вера Фараха — совсем другое. Чем мрачнее, тем лучше, а то знаю я чёрные души негров и их любовь к бесплатной наживе.

Вскоре мы нашли подходящее место, и я занялся разведением костра. Когда он запылал жарким пламенем, я дал Фараху листки ката и бросил в горящий огонь смесь душистых трав. Воздух сразу же наполнился благовониями. Шепча разные заклинания и играя голосом, то повышая тональность до визга, то обрушивая его вниз до шёпота, я вводил себя в божественный транс. Условно, божественный. Фарах жевал листья ката.

Жаркое пламя вызвало у меня капли пота, но те же капли пота виднелись и на лбу у Фараха, хотя он сидел довольно далеко от костра. Он смотрел на меня, и в его глазах я ощущал страх. Его пробрало до дрожи, и теперь он, кажется, что-то для себя понял, и это его отнюдь не обрадовало.

— Давай свою руку, ты поклянёшься на огне.

Фарах молча протянул ладонь, лихорадочно жуя кат. Чиркнув по ней ножом, я перевернул её над костром и дал стечь каплям в огонь. Кровь, падая в открытое пламя, мгновенно испарялась, придавая воздуху и благовониям непередаваемый запах и вкус железа.

— Клянись! Я, Фарах Рабле, клянусь никогда не предавать своего товарища и господина Башира Бинго по прозвищу Мамба. А если же я предам его, то пусть моя кровь упадёт на меня же, а все мои предки проклянут мою душу во веки веков и предназначат её духам Африки. Клянись!

— Клянусь! — помертвевшими губами прошептал Рабле. — Я клянусь никогда не предавать Мамбу и следовать его словам, как своим. А если я предам его, то прокляну себя и отдам свою душу на поругание духам.

— Закрепляю твои слова своей кровью! О, духи Африки!

Резанув по собственной ладони, я поделился с костром и своей кровью. Ярко вспыхнул огонь, на мгновение загоревшись синим пламенем, после чего резко угас. Мистический шёпот проник в наши уши, словно ища там убежище:

— Ваша клятва услышана богами. Мы принимаем эту клятву и подтверждаем её.

Фарах вздрогнул и скорчился от страха в позе эмбриона. Проревев несколько слов, завершающих ритуал, я перестал скакать вокруг костра и, остановившись, подошёл к Фараху, тяжело дыша.

— Ты всё сделал правильно, — торжественно изрёк я у затухающего огня. — Теперь ты мой младший брат по крови, и я в ответе за тебя. Не бойся, пока ты будешь верен своей клятве, с тобой ничего плохого не произойдёт.

— Да, да, да, — держась за руку и дрожа всем телом, промямлил Фарах.

— Вот прими, тебе полегчает.

Я перевязал ему руку и напоил растительным транквилизатором, чтобы расслабить психику. Затушив костёр, мы вернулись обратно в свою хибару. Фарах без сил бросился на лежанку и сразу же уснул, а я не спал, обдумывая следующие действия.

У меня опять появился веер возможностей. Можно остаться в Эфиопии, тем более я воевал за неё. Тут, я думаю, есть возможность добиться очень многого. Можно пойти в пираты, но ненадолго, так, срубить бабла для начального капитала и исчезнуть. Можно вернуться в Джибути, сделать поддельные документы и снова легализоваться, взяв под контроль банду гадюк.

Дальше — больше: гадюки захватывают весь район Серпент под свой контроль, сращиваются с властью, а потом… потом по ним бьют французы. Ну, или американцы, или ещё кто. Джибути перевалочная база для многих, никто не позволит уголовникам взять там власть. Недаром там до сих пор находится база французов. А может, договоримся? Нет, скорее всего, не выйдет ничего хорошего из этой затеи. Я вздохнул.

Этот вариант пока отметаем, но оставляем, как резервный. Остаются первые два. Что же выбрать? Хрен или редьку? Редьку или хрен? Хрен редьки не слаще, как говорят. Ехать в Сомали и втихую организовывать в портовом городе пиратскую абордажную команду? Ну, как вариант, и даже очень неплохой, но тут свои сложности, а именно малочисленность.

Предположим, найду я пару-тройку человек. Найду лодку или украду моторный катер, кто крышевать будет мой бизнес? Сиад Барре? Пока до него что-то дойдёт, меня уж триста раз поймают и расстреляют. Нет, пиратство — это всё же разовая акция. Бесперспективно. Но попробовать пару раз стоит. Чисто, чтобы проверить на деле. Там ещё и цель надо выбирать, корабли стран соцлагеря или капиталистического мира.

Если состав стран соцлагеря достаточно однороден, то капиталистический мир очень разнообразен. Есть ещё и страны Азии или арабские, они тоже как бы сами по себе. В общем, надо пробовать, а там как фишка ляжет или не ляжет.