— Сосидж, — задумчиво прочитал вслух надпись на этикетке. — Со-сссиджжж.

Налил в стакан ещё коньяку и снова выпил его, но уже не залпом, а медленно, скупыми осторожными глоточками. Теперь я смог различить не только аромат, но и его вкус.

В бутылке ещё оставалось много коньяка, и я щедро наливал напиток в стакан, как говорится, не скупясь. Еды было достаточно, алкоголя тоже: ешь, пей, гуляй, стреляй! Но я уже настрелялся, спасибо, и навзрывался тоже. В голове шумело, а во рту появилась сильная горечь. Остатки моей чёрной совести глодали душу. Наверное, можно было бы и не взрывать сейнер...

И снова стакан до половины наполнился коньяком, отхлебнув который, я снова взялся за еду, надеясь найти в ней утешение. Еда не утешала, а насыщала, алкоголь глушил совесть, но не разум. Вскоре бутылка опустела. Потянувшись, я достал вторую, но уже с чистой, как слеза, банановой водкой и, как уверял меня продавец в магазине, с тройной дистилляцией. Ну, посмотрим, посмотрим.

Хрустнула сорванная пробка, и в нос буквально шибанул сильный запах дешёвого самогона. После французского коньяка совсем не то… Впрочем, говорят, что начинать надо с хорошего алкоголя, а там как пойдёт.

Водка вслед за коньяком пошла! Ох, как она пошла! И хотя на вкус оказалась довольно гадкой, имела интересное послевкусие. Да и качество перегонки было на должном уровне — не обманул торговец. Но дрянь всё равно редкостная.

Задумавшись, я перебирал в голове последние события: бегство, затопление катера, путешествие пешком. Мысль неожиданно свернула совсем в другую сторону, и я вспомнил, как стремительно удирали от меня негры на сейнере. Конечно, я сам их на это спровоцировал. Тем более бежали они, как им казалось, с деньгами. Поддавшись сиюминутному порыву, пираты изначально сделали большую глупость, ведь после такого поступка они лишались других денег, от первых ограблений.

Но они выбрали свой путь. Так чего же их тогда жалеть? Если б у них был хоть малейший шанс убрать меня, они с удовольствием бы им воспользовались. Бах, и нет Мамбы. «Се ля ви», — как говорят французы. Да и большинство из этих доморощенных пиратов так никогда бы и не сумели воспользоваться награбленными деньгами. Впрочем, ладно.

Второй стакан водки пошёл уже по накатанной, и я, изрядно захмелев, доел продукты из открытых банок. Эх, жаль, не оказалось в магазине солёных огурчиков! Да и откуда им в Африке-то взяться? Их в Европе-то нет нигде, а тут Африка. Пьяно махнув рукой, я снёс со стола пустую бутылку и, покачиваясь, пошёл к топчану. Он принял моё страдающее от мук совести тело, которое свалилось на ложе в пьяном угаре. И приснился мне сон.

— Ну, что, Мамба, я очень рад твоим жертвам. Мои силы возросли, и хоть быкоголовый пытался убить тебя, напакостив с мотором твоей лодки, у него ничего не получилось. Силы от принесённых тобой в жертву душ уже пришли ко мне, и он не смог ничего сделать.

— Угу, — усмехнулся я во сне, — сдаётся мне, что я что-то упустил из виду и чего-то не понимаю в ваших божеских разборках.

— Всё ты понимаешь. Да и зачем тебе что-то понимать? Просто поверь мне на слово.

— Верю, но почему этот урод ко мне привязался?

— У нас с ним старые счёты, поэтому… К тому же, ты родом из северной страны, а он не любит тех, кто там живёт. Ведь они не приносят жертвы золотому тельцу.

— Приносят, — поморщился я.

— Нет, ты думаешь о деньгах, а мы не мыслим этими категориями. Нам интересны именно человеческие души и человеческие молитвы. Деньги, золото, камни — всё это пыль в наших глазах. Лишь то, что нельзя измерить и увидеть, является для нас ценностью. Всё остальное — это ваша суета, не наша. Да, в чём-то ты прав, ему возносят молитвы и в твоей стране, и порой дело доходит даже до человеческих душ, но очень редко. Вот он и не любит таких, как ты, и гадит постоянно. Но благодаря твоей помощи я уже могу бороться с ним на равных.

— Ну, раз так, то ладно. Но я не смогу больше тебе помогать, как прежде, Змееголовый.

— Достаточно того, что ты постоянно думаешь обо мне и временами подкидываешь бесхозные души. Это для меня много значит. Иди к своей цели, поднимайся на очередную ступеньку. Сначала ты будешь медленно переползать с одной на другую, но с каждым новым шагом ты будешь становиться сильнее, потом поднимешься на ноги, а дальше, возможно, даже начнёшь перепрыгивать через ступень. Дерзай, и мир предоставит тебе место на пьедестале власти.

— Возможно, возможно. Я уже был императором Чёрного континента, но сейчас другое время и другие возможности.

— Ты сомневаешься в моих словах?

— Умный всегда сомневается, и только дурак всегда уверен в себе, Змееголовый. А я не дурак.

— Гм, — усмехнулся Ящер, — чем ты мне всегда нравился, так тем, что не впадаешь в ослепление власти, оставаясь НАД нею. Многих погубила власть, и погубило стремление к ней, несмотря ни на что. А ты берёшь лишь то, что само падает тебе в руки. Благодаря твоим усилиям, я не спорю, — заметив моё недовольство, поправился он.

— Я понял тебя, Змееголовый. Но мне потребовалось очень много усилий для этого.

— Да, но я всегда был рядом и помогал тебе. Сейчас я ничем не смогу помочь и прощаюсь с тобой до следующего раза. И не напивайся так сильно, а то я могу забрать твою душу и так.

— Аааа, — заорал-рассмеялся я, — ты уже забирал её один раз, но быстренько вернул обратно, даже ценой собственного существования. Зачем она тебе?

— Это был сарказм? — обиделся Ящер и тут же исчез.

С утра и голова, и моя совесть оказались словно стёклышко, что пролежало на берегу, омываемое кристально чистыми морскими волнами. Пришла пора браться за работу.

Установив тигель на нужное место, я включил вытяжку и разжёг очаг углём, чтобы нагреть тигель до необходимой мне температуры. Но плавить я намеревался не сталь, а кое-что другое, свое золото. Разобрав золотые украшения, я не заметил среди них каких-то шедевров. Сбывать украшения очень сложно, поэтому проще переплавить. Да в цене они, разумеется, потеряют. Но что поделать? Ещё предстоит отделить белое золото от жёлтого, выплавить серебро и медь из него. Впрочем, «и опыт, сын ошибок трудных, и гений…» — признак мастерства.

Формочки вылепил из гипса, просто придав им округлую форму своими пальцами. То есть, я вдавил в него крупную монету, что нашёл здесь же, и форма для золота оказалась готова. А вот дальнейшее действо потребовало много времени: несколько часов я потратил на извлечение драгоценностей камней. Большинство, к сожалению, пришлось выкинуть: все эти алмазы до десятых долей карата интересны разве что стекольщикам, да и то лишь для того, чтобы сделать из них стеклорезы.

Я безжалостно выкинул половину камней, а позже ещё часть. Возиться с ними не стоило, продать невозможно, поэтому пусть валяются на улице в пыли. Между тем температура в тигле уже поднялась до необходимой, и помещённое в него золото стало потихоньку плавиться. Процесс, как говорится, пошёл.

Как только золото принимало консистенцию масла, я сливал его в форму, и снова ставил на огонь, добавляя следующую порцию лома из украшений. Работа для новичка всё же достаточно сложная, но в деле приготовления всяких снадобий, их возгонки, нагрева и прочего новичком я не был.

Через несколько часов всё золото оказалось переплавлено в маленькие слитки, теперь можно идти к Чарти. Взяв часть камней, которых набралось не так уж много, и один слиток золота, я двинулся на поиски подельника. В прошлый раз он рассказал, где ещё его можно найти, если не окажется дома. Поэтому, не обнаружив Чарти в его квартире, я решил не ждать и прогуляться по тому адресу, где он мог находиться.

Уже поздним вечером Чарти вышел из этого дома и направился в сторону своей квартиры, тут-то я его и перехватил.

— Чарти, как поживаешь? — подкрался я к нему сзади. Тот вздрогнул, обернулся и, увидев меня, немного успокоился.

— По-всякому, но деньги есть, и можно жить.

— А хорошо жить ещё лучше, да. Помнишь, я тебе говорил, что мне нужно будет сдать золото? Ты тогда всё узнал?