Примерно через полчаса, если не больше, я наконец-то побрился, знатно изрезав себе всё лицо. Зато избавился от своей бороды, оставив лишь усы. Так как они были небольшими, то и заморачиваться не стоило. Взглянув на себя в зеркало, я увидел довольно симпатичного молодого мужчину с арабскими чертами лица, только очень смуглого.

К сожалению для меня, некоторые черты лица казались довольно жёсткими, а глаза смотрели так, словно искали: куда проще воткнуть нож. Стоило придать им немного мягкости, а то девушки пугаются. И я принялся кривляться перед зеркалом, делая мимимишные рожи. Ну, клоун из меня вышел так себе, если честно. Не моё это. Единственное выражение, которое я смог подобрать и даже запомнить — это выражение безмерного восхищения объектом поклонения. Ни одна женщина не устоит!

Тут ведь главное — искреннее восхищение девушкой! Желательно без похотливого блеска в глазах. А ещё нужно принять вид очень сильного, но в то же время ласкового и согласного на всё мужчины. Не с первого раза, но это всё же действует практически на всех. Ну, что же, будем посмотреть.

Вечером мы вновь собрались на ужин.

— Ты побрился, Мамба?

— Да. Ну, как? Лучше?

— Лучше, — неожиданно выпалила Аиша и тут же опустила длинные ресницы.

Мои губы тронула лёгкая улыбка, и я взглянул на неё, усмехнувшись.

— Да, тебе действительно идёт твой новый облик, Мамба. — сказал Фарах.

— Значит, я не зря старался. Фарах, нам нужно переезжать отсюда.

— Почему? — друг невольно обвёл взглядом ставшие почти родными стены.

— Здесь нам делать нечего.

— И куда?

— В Аддис-Абебу. Это всё же столица, там живут богатые люди, расположены посольства, и там нас никто не знает. Вы займётесь лечением людей и сбытом моих лекарств, которые я вам оставлю, сколько смогу и опять уеду. Мне здесь не нравится, поеду в Сомали. Хочу стать её президентом, хочу власти, а не огузки от куриных тушек.

— Но тут у нас уже всё есть, Бинго! Зачем срываться с насиженного места? Мы и здесь сможем денег заработать. Я не хочу уезжать. Да и о какой власти ты говоришь? Бинго, тебя не пустят даже в министры или чиновники.

Фарах оказался настолько ошарашен моей новой идеей, что растерялся, не зная, как меня отговорить.

— Давай никуда не поедем, Мамба, — то ли спросил, то ли проныл он.

— А что скажет твоя прекрасная сестра? Хочет ли она переехать в Аддис-Абебу?

Как бы Аиша ко мне не относилась, но жить в провинции или в столице — это две большие разницы. И для молодой, обучавшейся во Франции девушки эта разница очевидна и неоспорима. Не заметить её недовольное, чуть брезгливое выражение лица при виде куч говна было сложно. Сестра Фараха явно не готовилась к такой убогой жизни.

— Я согласна, нам надо уехать отсюда в столицу! — воскликнула Аиша, и её глаза буквально вспыхнули огоньком надежды и лёгкого авантюризма. — Я смогу найти себе хорошую работу и получать стану больше, а не те жалкие центы, что платят мне здесь. И там мы сможем продавать лекарства Мамбы.

Брат кинул на неё раздражённый взгляд.

— Он тебе не Мамба, а Бинго.

— Но ведь ты называешь его Мамбой? Почему мне нельзя называть его так?

— Потому что ты не в меру болтлива! Это его тайное прозвище, он его тебе не доверял.

— Да??? Тогда почему же ты сказал его при мне? И кто из нас получается болтун: ты или я?

— Ты женщина, — пытался найти убедительный аргумент Фарах.

— Я твоя старшая сестра, — отмела его довод Аиша.

Я молчал, с интересом переводя взгляд с одного на другую. А они уже впали в раж, не обращая на меня никакого внимания.

— И что, что ты старшая? Я сильнее тебя!

— Ты? Ты даже меньше меня! Вот смотри!

Аиша встала. Она действительно была почти на голову выше брата. Усевшись обратно, она по привычке перекинула одну ногу на другую, но широкое платье помешало ей.

— И что, что меньше?! — не унимался Фарах. — Я тебя сейчас поколочу, глупая девушка.

— Попробуй. Я тебе даже в детстве давала сдачи, и ты всегда получал по своей глупой башке.

— Ах, ты ж, стерва! — заорал Фарах и вскочил, сжав кулаки и явно собираясь отвесить строптивице оплеуху.

— Спокойно, Фарах, — вскочил и я, перехватывая его ладонь. — Она глупая, но она девушка. Мужчине не достойно бить женщин. Она ведь слабее тебя.

— Она не слабее, она сильнее меня! И она всегда обижала меня в детстве и отбирала у меня игрушки.

Я рассмеялся.

— Фарах, ну какие игрушки? — стирая слёзы смеха с глаз, спросил я. — Прекрати! Через неделю мы должны отсюда уехать. Увольняйся с работы и продавай аптеку, а я поеду первым и куплю там небольшой дом, пока у меня есть деньги. Точнее, я куплю дом под аптеку, а ты, Фарах, продашь всё здесь.

Фарах понял, что опозорился, и на его глазах блеснули слёзы обиды. Тут уже встала Аиша и, обняв брата, попросила у него прощения. Я просто улыбался. Сердце кольнуло от внезапно хлынувших воспоминаний. В памяти возникла жена, сын Георгий, дочери, промелькнули и исчезли былые друзья и соратники, и ещё много кто, безвозвратно канувший в моей прошлой жизни. Я вздохнул и поднял взор.

На меня смотрели две пары удивлённых глаз.

— Что с тобой, Мамба?

— Ничего, просто вспомнилось кое-что. Завтра я уеду, а вы здесь всё распродадите и соберёте вещи. Утром всё ещё раз обсудим.

Я поднялся и, не оборачиваясь, ушёл к себе в пристройку.

Аиша посмотрела на брата, и в её глазах он прочитал весь спектр её эмоций, от гнева до сестринской любви.

— Ну, ты и идиот, Фарах!

— Сама ты такая, — буркнул он в ответ.

— Я не такая, у меня грудь есть.

— Ты, ты, ты… — у Фараха, как всегда в минуты волнения, иссякли все слова.

— Я, я, я! — Аиша, дразнясь, показала брату язык. — Хватит уже болтать! Рассказывай, почему он Мамба.

— Почему-почему, — немного успокоился Фарах, — потому что он хитрый, как змей, опасный, как змей, и хладнокровный, как змей. И за это ему дали такое прозвище. Но называть его так лучше, когда вокруг только свои.

— Надеюсь, ты меня за «своего» держишь, а, брат? — спросила Аиша и обвила тонкими руками голову Фараха.

— Да, — сдавленно признался тот. — Мне, наверное, пришла пора жениться. Надеюсь, я найду в Аддис-Абебе достойную девушку.

— Конечно, найдёшь, и не одну. У тебя будет целый гарем, и все они будут тебя ублажать каждый день, — произнесла девушка, блаженно закатив глаза, и тут же засмеялась собственно шутке.

— Вот вечно ты так! Я, можно сказать, уже согласился на переезд и даже нашёл причину для этого, а ты опять смеёшься.

— Представляешь, — Аиша снова улыбнулась, — ты хочешь жениться в Аддис-Абебе, а я хочу выйти замуж там же.

— Ну-ну… И за кого же?

— Пока не знаю, — пожала хрупкими плечиками его сестра. — Приеду, узнаю.

— Ладно, выбирать не приходится. Раз Мамба так решил, он не отступит, придётся собираться.

— Хорошо, что ты такой умный, брат.

— Угу, но ты ещё умнее.

— Нет, я глупая девушка, и готова подчиняться мужу, но достойному мужу, а не абы кому.

— Всё-то у тебя просто. А вот нам, мужчинам, нелегко: и себя защищать надо, и жену с детьми.

— Так ты Мамбу своего проси, он тебя защитит, а заодно и меня, я же твоя сестра.

— Угу, — Фарах вновь разозлился, но Аиша в очередной раз рассмеялась и смылась в свою комнату. Вот же…

Придя к себе, она разделась и легла спать, но сон всё не шёл к ней. Она долго перебирала в голове разные образы: Мамба мрачный, Мамба весёлый, Мамба грустный. Какой он, оказывается, разный. Сердце чуть изменило свой ритм, но она решила, что Мамба мрачный, и сразу же заснула.

Утром, договорившись с Фарахом о месте встречи в Аддис-Абебе, я стоял на станции, что называется с вещами. Но пассажирский поезд так и не приехал. Да-да, в Африке так бывает и довольно часто. Вместо него к станции медленно подползал обычный товарняк, крытые вагоны которого перемежались платформами со стоящими на них грузовыми машинами. Дождавшись остановки поезда, я просто залез на крышу товарного вагона. Кошки с собой не было, но особых умений и не потребовалось: зацепился, подтянулся, распластался и затих. Эх, прокачусь с ветерком! Едва поезд тронулся, я задумчиво уставился в небо.