Майор потянул меня на улицу, но я упёрся.

– Нельзя оставлять его в живых! Он же меня пытал! Настоящий гестаповец!

– Не дури, лейтенант! Это приказ!

Глаза Фролова потемнели, а брови грозно сошлись на переносице.

– Как выглядит этот твой Рильке? – как бы между делом спросил Миронов, подхватывая меня под свободный локоть, с другой стороны.

– Невысокий такой, противный, на крысу похож.

– С тросточкой и большим догом? – уточнил он мягко, как разговаривают обычно с капризничающими детьми.

– Да, а откуда ты?

– Можешь о нём больше не беспокоиться. Лежит твой гауптман преспокойненько в своём кабинете с перерезанным горлом. Пойдём, Ваня, у нас ещё дел выше крыши.

Это заявление ввергло меня в лёгкий ступор. Мысли лихорадочно роились в голове, наползая одна на другую. Я настолько растерялся, что не смог даже сформулировать ни одного из рвущихся наружу вопросов. Но упираться перестал, чем не преминули воспользоваться мои новые попутчики.

Возле здания, из которого мы вышли, стояли три легковушки. Они подтащили меня к чёрному лакированному автомобилю. Это был крытый «Мерседес-Бенц» с обитым бежевой кожей салоном, явно предназначавшийся для высокого начальства. Лейтенант Миронов уселся на водительское сиденье, майор распахнул заднюю дверцу.

– Садись!

Из стоящего по соседству зелёного «хорьха» без крыши выскочил солдат, второй, с папиросой в зубах, встал в полный рост в салоне.

– Хальт!

В правой руке майора, вытянувшейся в их сторону, откуда ни возьмись появился маленький пистолетик. Раздалось два негромких хлопка, и оба солдата упали, получив по небольшому отверстию в центре лба.

– Едем!

Фролов как ни в чём не бывало уселся рядом со мной и захлопнул дверцу. Мягко заурчал мотор, и машина плавно тронулась с места. Справа и слева поплыли сонные дома небольшого городка.

– Из чего это вы их, товарищ майор? – спросил я у Фролова, когда мы отъехали пару кварталов.

– А? – майор вздрогнул. – О чём это ты?

– Ну, те два солдата… Из чего вы их так ловко застрелили?

– А-а, вот ты о чём! – он улыбнулся. Хорошо так, по-доброму. И сунул мне в ладонь маленький никелированный пистолетик. – Вот! «Лилипут», автоматический пистолет системы Менца, тысяча девятьсот двадцать седьмого года. Стреляет маломощными патронами калибром четыре с четвертью миллиметра. Потому и выстрел такой тихий. Правда, и дистанция соответственно…

Я вертел в руках пистолет. Маленький, аккуратный, сильно потёртый и местами поцарапанный.

– Надёжная немецкая машинка, хоть и старая. Досталась вот по случаю… Нет, оставь себе! – отмахнулся он, когда я попытался вернуть ему пистолет. – На память, – хмыкнул майор, криво ухмыльнувшись. – Только не показывай никому, а то вопросов будет – не отбрешешься. Вот тебе ещё запасная обойма.

– Спасибо, – я не стал спорить, и сунул подарок в нагрудный карман кителя, совершенно не представляя, зачем бы он мне мог понадобиться.

Через четверть часа мы проехали немецкий КПП. Невозбранно. Не знаю уж, чего там майор наговорил часовому, однако тот побелел так, словно по неосторожности посмел остановить самого бесноватого Гитлера. Вытянулся в струнку, отдал честь и поднял полосатый чёрно-белый шлагбаум. Ещё минут через десять машина, съехав в лес, остановилась.

– Вылезайте, приехали!

Лейтенант Миронов выбрался из машины, сверкнув белозубой улыбкой. Майор Фролов, а за ним и я, тоже выбрались из гостеприимного салона.

– Как себя чувствуешь, ангел небесный? – поинтересовался Фролов.

– Да ничего вроде, – вяло отозвался я, чувствуя вновь подступающую боль и головокружение.

Майор посветил мне в лицо извлечённым из кармана миниатюрным фонариком, наверное тоже трофейным, на мгновение ослепив.

– Э-э, да ты уже расклеиваться начинаешь… Лёх! Вколи-ка ему ещё дозу.

Лейтенант сноровисто добыл из подсумка шприц и, закатав мне рукав, вколол очередную дозу чудо-зелья.

– Ну, как? – осведомился он, едва схлынула лёгкая тошнота, вызванная уколом. – Полегчало?

– Полегчало, – согласился я, действительно чувствуя прилив сил и прояснение в голове.

– Вот и ладушки! – заключил старший, сунув мне в руки тяжёлый объёмистый портфель тёмной кожи. – Посиди, голубь, тут у машины, а мы пока решим проблемы с таможней.

– Какой ещё таможней? – выдавил я, но оба разведчика уже растворились среди деревьев.

В одиночестве я, однако, пребывал недолго. Минут через пятнадцать появился лейтенант.

– Пойдём, архангел! – улыбнулся он, помогая мне встать. – С тринадцатым «юнкерсом» управишься?

– Постараюсь, – ответил я, выдавливая из себя ответную улыбку.

Через десяток минут, миновав распростёртое навзничь тело молоденького часового, мы оказались на полевом аэродроме у самолёта.

– Прошу! – Фролов картинно поклонился, указывая на дверь в фюзеляже.

Отдав ему портфель, я забрался в кабину, уселся в кресло пилота. Непривычное расположение приборов, все надписи на немецком. Майор быстренько перевёл мне все обозначения на приборном щитке. Двигатель пару раз чихнул, и ровно застрекотал.

– Готово!

Лейтенант хлопнул люком.

Самолёт стронулся с места и побежал по полю, набирая скорость. Сквозь мерный гул двигателей слышались крики, разрознённые выстрелы и вой сирены. Боковым зрением я заметил лучи прожекторов, принявшихся беспорядочно шарить в небе. Несмотря на чуждость и непривычность аппарата, взлететь нам удалось без проблем. Может, и правда я неплохой пилот?

Летел я настолько низко, насколько можно было. И, если фрицы и выслали погоню, то нас она не обнаружила. Линию фронта пересекли, когда уже начало светать. При подлёте к аэродрому базирования я вышел в эфир на открытой волне.

– Внимание, первый! Говорит «Фиалка-восемнадцать», повторяю, «Фиалка-восемнадцать», лейтенант Бобриков Иван Ефимович! Был сбит над территорией врага. Возвращаюсь домой на трофейном аппарате. Не стреляйте! Повторяю! «Фиалка-восемнадцать», лечу на трофейном самолёте, прошу посадки!

– Ванька! Ты, что ли?! – ворвался в эфир радостный голос Владлена Шабаровского. – Живой, чёрт?

– Так точно, товарищ старший лейтенант! – отрапортовал я. – Не стреляйте! Иду домой на трофее…

– Давай, Ваня! Высылаю звено Тимофеева! Они тебя и посадят!

– Принял! – Я щёлкнул тумблером радиостанции и улыбнулся. – Всё, мужики, скоро будем у своих!

– Погоди радоваться, лейтёха! – пробасил майор Фролов. – Есть один момент!

– Какой ещё момент? – поразился я. – Минут пятнадцать-двадцать – и мы у своих! Всё позади!

– Не всё ещё! – отрезал майор. – Тебя ещё ждёт разговор с особистом, поэтому слушай меня внимательно!

Я оглянулся на собеседника, лицо которого было ещё более насупленным и суровым, чем раньше, когда мы были на вражеской территории.

– Как же так?

– Слушай и запоминай! – перебил меня майор. – Нас с Лёшкой ты не видел! Тебя сбили, ты прыгнул с парашютом, отбился от преследования… Захватил вражеский самолёт и вернулся домой. Подробности придумаешь сам. Не спорь! О нас – ни слова!

– Но как же… – попытался возразить я.

– Вот так! – отрезал тот. – У нас слишком важное задание, чтобы о нём знали даже свои. И не спорь! Как мы исчезнем, дело наше. Твоё – никогда и ни при каких обстоятельствах о нас не упоминать. Уразумел?

– Так точно, товарищ майор! Но как вы уйдёте с аэродрома?

– Не твоя забота! Веди лучше машину. Смотри, вон встречающие уже появились.

И действительно, впереди, в стремительно сереющем небе, появились три быстро растущие тёмные точки. Вот они уже превратились в хищные силуэты истребителей, уже видны стали звёзды на фюзеляжах и бортовые номера. Я, на всякий случай, покачал плоскостями. Головной истребитель качнул в ответ.

– Ванька, чёрт, неужели правда ты? – ворвался в наушники недоверчиво-весёлый голос старшего лейтенанта Тимофеева.

– Я, Егор, я!

Истребители промелькнули мимо, вернулись, пристроились по бокам.