– Давай, на посадку…

– Есть на посадку!

Ещё с десяток минут – и шасси трофейного «юнкерса» коснулись травы родного аэродрома. Аппарат запрыгал по неровностям почвы, гася скорость.

На моё плечо легла тяжёлая ладонь майора Фролова.

– Запомни, Ваня Бобриков, ты нас не видел! Тебе же будет лучше!

Неожиданно он, впервые за всё время нашего недолгого знакомства, улыбнулся.

– Спасибо тебе, сынок!

Самолёт, пробежав по полю положенное расстояние, остановился. Замерли винты. Со всех сторон к нему бежали люди. Пилоты, техники, даже вспомогательный персонал.

– Сейчас выбирайся из самолёта и ври поубедительней! – не то посоветовал, не то приказал майор, ставший вновь серьёзным. – Можешь даже приврать немного, заслужил!

Он ещё раз хлопнул меня по плечу, подмигнул и освободил выход из кабины.

– Прощай!

– И вам за всё спасибо! – выдохнул я, всё ещё не веря, что весь этот кошмар закончился.

– Давай уже, летун! – лейтенант расплылся в улыбке и сунул мне в руку широкий эсэсовский кинжал в ножнах. – Это от меня, на память!.. Иди, давай! Будь счастлив с Машей! Всегда!

Не помня себя от радости, я торопливо пожал им руки и буквально вывалился из самолёта.

И моментально попал в водоворот криков, объятий и рукопожатий. Знакомые, малознакомые и совсем незнакомые лица. Все радостно улыбающиеся, как будто уже наступила Победа! Одобрительные выкрики, хлопки по спине, рукопожатия. Кажется, меня даже собрались качать!

Но от этого кошмара меня избавили небесно-васильковые глаза Машеньки Овечкиной. Не обращая ни на кого внимания, девушка обвила руками мою шею, впилась своими губами в мои, разбитые и опухшие, а потом уткнулась лицом мне в грудь, заливая трофейный эсэсовский мундир слезами и приговаривая сквозь всхлипы:

– Ванечка, родненький мой! Любимый! Живой! Вернулся!..

И в эту секунду до меня наконец-то вдруг ДОШЛО. Откуда лейтенант Лёха мог узнать, что её зовут МАША?

Были, конечно, потом и доклад командиру части, и трудная беседа с особистом, и брехня на посиделках с друзьями-пилотами. И орден. «За проявленные мужество и героизм»… Вопросы, на которые я так никогда и не получил ответов, я задавал себе сам. Всю оставшуюся жизнь. КАК он мог знать имя моей будущей жены, с которой я действительно всегда был счастлив? И действительно ли ИМ был нужен третий, пилот, чтобы увести у фрицев самолёт?..

А вот лейтенанта Миронова с майором Фроловым ни одна живая душа не видела, хоть и собралось на лётном поле сотни полторы народу и многие сразу же полезли в трофейную машину.

И куда делись?..

Одно слово – разведка!

Фронтовая…

Гюнтер Джакомо нервно поёрзал, пытаясь устроиться покомфортнее на скамье гондолы, но успеха не достиг. Выросший в богатейшем квартале Венетто, он все пятьдесят восемь лет своей жизни передвигался по городу на гондолах. Будучи выходцем из богатой купеческой семьи, он просто обязан был пользоваться самым дорогим видом транспорта. Можно было, конечно, завести себе собственный выезд, но покойный отец, Венсан Пуабло Джакомо, человек мудрый, учил его: «Не выделяйся без необходимости!»

Купцу не всегда выгодно привлекать к себе внимание. Ибо «путь торговый увенчан многими терниями». Так говорил отец, словам которого юный тогда Гюнтер внимал словно гласу Господню. Матери Гюнтер не помнил. Она умерла родами. Воспитывал его отец, человек жёсткий, мрачный и властолюбивый; после смерти жены он так более и не женился.

Венсан вырастил из сына настоящую «акулу бизнеса». Но… была у него одна слабость. Под гнетом властолюбивого, склонного к диктаторству отца Гюнтер вырос не то чтобы трусом, но уж слишком боязливым и нерешительным во всех вопросах, непосредственно не касающихся сферы его деятельности.

Зато уж в торговом деле, и это было известно всему городу, не было негоцианта более успешного и оборотистого.

Подвела Гюнтера страсть к азартным играм. Проявилась она не сразу. Он всегда был экономным человеком. Очень богатым? Да! После смерти отца он унаследовал третий по значимости капитал в Венетто. И, видит Бог, приумножил его, как минимум, втрое. И не стал на этом останавливаться.

Но вот однажды он решил жениться. Нужно же было продолжить славный род Джакомо да Венци? Сорокалетний Гюнтер Джакомо женился на восемнадцатилетней Ангеллане дель Пьеттро, голубоглазой красавице с длинными льняными волосами, дочери Марциалла дель Пьеттро, тоже одного из богатейших купцов Венетто.

Но красавице Ангеллане, обладательнице весьма заманчивых форм и звериного темперамента, немолодого мужа оказалось мало. И уже четырнадцатилетняя дочь Арианна, и девятилетний Инноцент не походили на отца ни капли.

Лет пятнадцать Гюнтер пребывал в полном неведении относительно «шалостей» супруги. Но год назад он, жестокой волею судьбы был принужден окунуться в мир её похождений. Узнал он об этом совершенно случайно, вернувшись домой с полдороги из-за того, что обнаружил денежную недостачу по сделке, которую собирался провернуть в Падуане.

Так вот, вернувшись домой на двое суток ранее намеченного срока, Гюнтер обнаружил полуодетую жену в компании ещё менее одетого молодого мужчины.

Впервые в жизни Гюнтер был близок к тому, чтобы нарушить самую важную заповедь Господню, то бишь «убить ближнего своего»! Но…

Но поскольку в жизненных коллизиях, не относящихся к торговле, Гюнтер Венсан Джакомо терялся, в быту он обладал нравом более чем покладистым. Потому первые же его попытки протестовать были подавлены женой в зародыше.

Мужчина оказался на поверку смиренным послушником ордена андреанцев, пытавшимся доставить утешение сестре своей по вере, но впавшему во грех сладострастия. Не иначе как дьявольским промыслом, по наущению Грязного! Прямо затмение нашло на святого человека и его жену. Не иначе сам Владыка Низа был тут замешан…

Такие, примерно, объяснения он получил и от монаха, назвавшегося «духовником» его жены. А уж потом добрые люди сообщили ему, что супруга давным-давно слаба на передок и что любимые дети его по естеству никакого к нему отношения не имеют. А имеют к ним отношение Людвик де Бюэсси, комт Провенсальский, гостивший полтора десятка лет тому назад в их славном городе с посольством от франконского монарха, и Гульермо Мясник с улицы Аркапоньё.

Когда в отчаянии Гюнтер бросился за помощью к святой церкви, отец Агустин компетентно объяснил ему, что вселился, дескать, в добродетельную Ангеллану бес сладострастия, именуемый суккубом, заявил: изгнание оных – святой долг духовника… Экзорцизмы должные проводились за закрытыми дверями в компании с ещё четырьмя братьями, молодыми, но за аскетизм и рьяное служение Господу при жизни удостоенные ранга кандидатов в святые. И страшно кричала несчастная полных двенадцать часов, и стенали святые монахи, борясь с тёмной силой, но победили-таки истовой верой Грязного князя Тьмы!

Жена с тех пор, сколь ведал Гюнтер, пороку сладострастия с чужими не предавалась. Еженедельно на два дня и на две ночи отправлялась она на покаяние в ближайший монастырь Святого Андреа, что располагался в шести милях от Венетто. Такова была епитимья, наложенная на неё святыми отцами за сношение с дьяволом.

Однако грех, видимо, каким-то образом частично пал и на мужа. Бесы толкнули его начать играть! Потянуло его после экзорцизма на риск… Гюнтер смирился с былыми шалостями супруги, но истерзанная душа искала отдохновения. И нашла его в… азартных играх.

И заворожил купца Господин Азарт!

Кто-то, закостенев в грехопадении, заводил любовниц. Кое-кто и любовников. Гюнтер немало знал таких купцов в славном городе Венетто. А другие сжигали жизнь в балах, попойках, поединках и охотах…

«Поправление горя» – метод, которому обучил его партнёр из далёкой Сколотии, Вен Павелофф, мало того, что попахивал дурно, но и помогал ненадолго… Плюс к тому же, наутро, как правило, ужасно болела голова. А в игорном доме он забывал о всех горестях и печалях. Хотя, следует признать, что Фортуна благоволила к нему. Гюнтер выигрывал два раза из трёх, и если у него и случались неудачи, то выигрыши их всегда покрывали с лихвой. Не было у него несчастливого дня, пока не случился тот памятный проигрыш!