— Эй, чего вынюхиваешь, паренек?

Мужик в потертой кирасе, поливающий струей стену, окрикнул меня. А я задумался, и ничего не вынюхивал, и его не замечал даже, пока он не гавкнул.

— Местные не хотят с тобой говорить, — сообщил он, завязывая штаны.

Я повернулся к нему.

— А ты хочешь?

Он шагнул ко мне, и дыхнул чесноком.

— Я выпить хочу, — сказал он. — Если у тебя есть тэрн, могу почесать языком.

Я удивился:

— Во всем поместье не нашлось выпивки?

— Что нашлось, то мы позавчера прикончили, — вздохнул он прямо-таки скорбно.

Я отогнал комара, нагло бросающегося в лицо, и все-таки попробовал потолковать.

— Так где же все Старшие? — спросил я простецки, как у товарища. — Неужто мертвы?

Мужик упер кулаки в бока, набычиваясь.

— Ты, парниша, укоры-то свои сам жри. Нам за что платят, то мы и делаем.

— Кто вам платит?

— Не твоего черепка дело, — отмахнулся мужик, и поднял зенки к небу. — Смотри, какая луна, — сказал он задумчиво. — Яркая, громадная, а все равно кругом тьма. Луна-то яркая, а света от нее нет.

И ведь действительно…

— Она как ненастоящая, — согласился я, поежившись. — Нарисованная.

Мужик сплюнул под ноги.

— Не нравятся мне эти места, — заявил он с досадой. — Нет-нет, да какая странность промелькнет. То все насекомые разом исчезнут, а потом опять появятся; то засохший куст зацветет; то звезды на небе местами меняются, да созвездия странные складывают. А еще говорят, что у них тут люди пропадают. Чаще всего, молодые девки и парни. Скорей бы уж убраться отсюда, — он снова сплюнул. — Ну, бывай, — он махнул рукой, и зашагал вдоль сарайчиков.

Я опять посмотрел на луну, опять поежился, и двинул в сторону целительского дома, который временно наш. Там на ступеньках крыльца сидел капитан, и при свете фонаря, висящего над дверью, играл с котенком. Елозил прутиком по земле, а котенок, задрав хвост, носился за кончиком.

— Я не верю, что они перебили всех Старших в поместье, — сказал капитан, не отрываясь от дела. — Ни трупов, ни свежих могил, ни крови. Хозяева будто пропали. Позже, когда громилы улягутся, я схожу в хозяйский дом. Посмотрю на него получше.

Да, подозрительно тут все, согласен.

— Я с вами, капитан? — уточнил я для порядка.

— Разумеется.

Шеил Н-Дешью.

Дом был пуст. Все двери — входные и межкомнатные — нараспашку. На полу — следы многих пар ботинок. Кругом бардак, вещи перевернуты. Визитеры искали, чем поживиться. И никаких следов хозяев — живых или погибших.

Поднявшись на третий этаж, мы прошлись по спальням. Постели были разобраны и смяты, шторы на окнах задернуты.

— Если их правда убили, то ночью, во сне, — сказал Велмер, рассматривая кровать со своим фонарем.

Да, даже при сильном численном превосходстве совладать с магами-аристократами громилам было бы непросто. Если не сказать, невозможно. Нападать — так на спящих.

Но, поразительное дело, постель была хоть и перевернутой, но совершенно чистой. Ни единой капли крови. Будто человек просто встал с кровати, и ушел. Перед уходом перевернув комнату вверх дном.

В одной из спален следы борьбы бросились в глаза. Деревянная мебель была опалена, тяжелый сундук разбит в щепки, на дверном косяке — глубокая зарубка тесака.

— Магик не спал, когда они пришли, — предположил Велмер. — Или они его случайно разбудили.

Я молча стоял у кровати с чистой постелью, и чувствовал нарастающую злость от глухого непонимания. Как будто упираешься лбом в стену, проверяя, что тверже — стена или лоб. Ненавижу это чувство. Ладно, наемники могли убрать трупы, чтобы не оставлять их жаре, но неужели они стали бы отмывать кровь, перестилать постели? Просто какая-то чушь. Мне все сильнее казалось, что не было ни расправы над Старшими, ни восстания в целом. Что кто-то зачем-то водит нас за нос. А, может быть, мы ни при чем. Просто происходит нечто другое, скрытое, постороннее, и мы вторглись в него случайно.

Из коридора донеслись тяжелые шаги, и на пороге возник громила с коротким клинком в одной руке, и маленьким фонарем в другой. У него был встревоженный и раздраженный вид, как будто мы с Велмером вломились в его личные покои.

— Какого пса вы тут роетесь? — рявкнул он. Обвел комнату взглядом, и заметно присмирел. — Что за дерьмище? — бормотнул он ошеломленным полушепотом.

— Ты о чем? — осведомился я.

Наемник убрал оружие, поскреб ногтями бороду.

— Не пойму, что с комнатой, — сообщил он подозревающим тоном. — Это вы тут прибрались?

Велмер шагнул к нему, приосанившись и взбодрившись.

— То есть, вы оставили здесь трупы, кровь, и прочее, да? — уточнил он.

Мужик почему-то шагнул назад.

— Здесь был разгуляй, — ответил он придушенным голосом. — Магик сопротивлялся, двоих наших просто выпотрошил. Мы с ним справились кое-как — нас-то много, а он один. Тут, в общем, как на скотобойне было. Выглядело так. А сейчас… выглядит так, как будто не было ничего.

И ведь он не лгал. По всему видно, что не лгал, да и незачем ему. Я прошел мимо него в коридор, а потом — вниз по лестнице, к выходу. Не на что здесь больше смотреть.

Заснуть никак не удавалось. Казалось бы, крыша над головой, стены вокруг, удобная постель, спи себе, но нет. Неуютно мне было в этом доме, тревожно. Вроде, все тихо, нормально, все двери заперты, но точило изнутри дурацкое чувство… Как будто что-то важное происходит у меня под носом, а я не замечаю.

С детства ненавижу отсутствие ясности, плана и прогноза. Отсутствие контроля. Неуверенность, ненадежность. Я должен быть тем, на кого опираются, а иначе зачем я нужен?

Я крутился с боку на бок, терзаясь мыслями. Очень жаль было разбитое зеркало. Сумей я поговорить с Лин, разубедить ее в том, что непутевый папаша бросил ее вслед за мамашей, стало бы милее на душе. Когда-то давно король Филипп подарил зеркало-транслятор моему отцу в награду за верность, а тот подарил мне. А я — Лиенне. Зачарованные предметы — это реликвии и достойное наследство. Их не продают и не покупают, а лишь получают в дар от королевских магов как знак высочайшей милости. Я думаю, отец гордится своим зеркалом больше, чем мной, хотя я стал именно таким, каким он хотел меня видеть. (Правда, после моего феноменального перебега он уже вообще не захочет меня видеть). Презент Рамины получил трещину то ли при взрыве, то ли при телепортации, и выбрать адресат теперь невозможно. Не знаю, почему я не выбросил его. Наверное, начал увлекаться нелогичными поступками.

В очередной раз открыв глаза, я заметил, что в комнате стало светлее. Приблизилось утро, а отдохнуть не удалось. Голова налилась чугуном — вот и весь результат вылеживания. Дотянувшись до часов на столике и поднатужив зрение, я рассмотрел стрелки. Часы показывали начало третьего. Нет, утро не приблизилось, однако же, стало определенно светлее. Я закинул под потолок огонек, свесил с кровати ноги, чтобы встать и выглянуть в окно, а в дверь резко и неделикатно постучали. А потом, не дождавшись ответа, распахнули ее, и ввалились.

На пороге стоял Велмер — помятый и взбудораженный, в расшнурованных штанах, расстегнутой рубахе и босиком. Я был так поражен этим невероятным хамством, что захотелось расхохотаться. Пусть я давно не видел его одетым по форме, но это уже слишком. Подобное вторжение солдата к командиру среди ночи — это нечто из-за пределов разумного мира. Будь ситуация иной, нормальной, без бредовости последних дней, я бы вышвырнул его, конечно, заставив привести себя в порядок и зайти цивилизованно. Но у нас не та ситуация.

— Что, Вэл? — спросил я просто.

Он замер, сконфуженный, и, казалось, пораженный не меньше моего. Потом встряхнулся, отдал честь, и буркнул:

— Посмотрите в окно, капитан…

Я подошел к окну, и слегка отодвинул занавеску.

Улица выглядела странно. Небо затягивала плотная пелена, и ни лучика лунного света не пробивалось сквозь нее, но темнота не была кромешной. Воздух словно светился сам; он чуть искрился, будто наполненный микроскопическими, не выделяемыми глазом, светлячками. Крошечные огоньки постепенно удлинялись, принимая вид хаотичных штришков, и меняли цвет с серебристого на розовато-золотой. Становилось еще светлее. Штришки удлинялись до едва заметных нитей, а те вытягивались, переплетались между собой, образуя тончайшую легчайшую сеть.