— Хорошо, — сказал, помолчав, Джайлс. — Вы правы. Я не альбенаретец и не совсем вас понимаю. Но почему бы вам не изменить курс и не позволить выжить нам? Я настаиваю на этом.

— Нет. Существо, которое во мне, назапятнано, но этого мало. Моему ребенку нужно унаследовать толику чести, чтобы увеличить шансы стать офицером звездолета. Эти шансы малы даже для альбенаретцев. Если шлюпка доставит пассажиров — живых или мертвых — на Бальбен, это будет почетно. А свернуть — это будет просто выгодно.

— Разве не почетно спасти людей?

— Конечно, нет. Жизнь, спасенная кем-либо, кроме ее владельца, лишь увеличивает ответственность за отсрочку прохождения через Врата. Кроме того, это жизни людей. Если бы вы были альбенаретцами, для вас было бы честью помочь мне в исполнении своего долга, то есть лететь на Бальбен. Но вы люди, а значит, нет никакой разницы. Итак, мы летим на Бальбен, Адельман, и никуда больше. — Она закрыла глаза.

— Райцмунг…

Темная фигура не ответила. Джайлс повернулся и вышел, оставив ее в одиночестве.

В первом отсеке он увидел Хэма, лежавшего на койке, и Мару, ожидавшую его. Он удивился было, но потом сообразил, что говорил с капитаном по-альбенаретски, и Мара, естественно, ничего не знала.

Он улыбнулся, как бы успокаивая ее.

— Капитан мало что знает об этих растениях. Это не его специальность. Так что мы будем просто избегать есть такие ягоды. Если найдешь их, кидай сразу в конвертор. Ты скажешь остальным?

— Да, — она медлила уходить. — И это все, что вы узнали у капитана за столько времени?

— Мы с капитаном всегда спорим. Но я для тебя скажу, что в этих спорах нет ничего интересного для рабочих. А пока скажи всем, что испорченных ягод следует избегать.

— Скажу.

Она ушла в средний отсек, и он услышал, как через магнитофонную запись пробивался ее голос, но слов разобрать было невозможно. Магнитофон, таким образом, мог бы служить отличным средством звуковой маскировки, что было бы совсем неплохо.

Джайлс лег на койку и снова задумался над тем, как изменить курс. Он должен быть изменен до тех пор, когда капитан уже потеряет возможность осуществить такую перемену.

Шестой день: 23.57

Все люди, кроме Джайлса, спали, несмотря на постоянный свет, им удалось установить некий режим сна и бодрствования. Около полуночи Джайлс диктовал на магнитофон события минувших суток:

Шестой день. Ягод еще хватает, но число испорченных растет. Много опавших листьев. В остальном все по-прежнему. Конец шестого дня.

Он положил магнитофон на пол, чтобы Эстевен мог забрать его утром, и потянулся за повязкой, сделанной из рукава комбинезона. Ее длины хватало, чтобы завязать себе глаза так, чтобы свет ламп не проникал через ткань. Он не мог наблюдать себя со стороны, но представлял себе это зрелище: голая мускулистая рука и шестидневная курчавая борода придавали ему дикий разбойничий вид. Как ни странно, из рабочих так не выглядел никто, хотя бороды отросли и у Гроуса, и у Эстевена. У Френко и Хэма бороды не росли, лишь пробивалось несколько волосков у Френко, да у Хэма на подбородке была колючая щетина песочного цвета.

Все, кроме Байсет, пожертвовали частью своей одежды на повязки для глаз. Он прислушался к их сонному дыханию. Никто из них, к счастью, не храпел; иногда только издавал какое-то бормотание Хэм.

Джайлс обмотал повязку вокруг головы и лег на койку. Ему не спалось. В такие минуты он особенно ясно ощущал груз проблем, навалившихся на него: ядовитые ягоды, приземление на 20Б-40, выполнение своей миссии. Он заворочался, устраиваясь поудобнее Даже если ягод хватит и курс будет изменен, выдержат ли рабочие еще тридцать или сорок дней?

Что-то вмешалось в его мысли — что-то похожее на крик, едва слышный, не успевший даже вырваться наружу. Он прислушался. Все было тихо Ничего, кроме сонного дыхания людей, даже Хэм не хрипел. Ничего… да и было ли что-то?

Он сел, снял повязку, ослепленный светом ламп. И тут он понял — с носа шлюпки шел глухой стук

Он доносился из-за перегородки рубки. Джайлс шагнул за нее и увидел капитана, вышибающую из Эстевена дух. Лицо музыканта потемнело, руки беспомощно хватались за пальцы капитана, сжимающие его горло, а пятки издавали тот стук, который услышал Джайлс.

Он ринулся на капитана.

— Отпустите ею! — крикнул он на альбенаретском, отрывая ее пальцы от шеи Эстевена. Впрочем, это было все равно, что пытаться разогнуть стальные клешни. — Отпустите его! Вы убьете его!

— Я распоряжаюсь им, — холодно сказала капитан, не ослабляя хватки. — Он святотатственно обращался с книгой навигации и согласно законам чести должен исчезнуть из нашего круга

— Вы позорите себя! Вы не имеете права распоряжаться его жизнью! Это мой человек! Вы… вы совершаете бессовестную кражу!

Реакция последовала почти мгновенно. Капитан буквально отбросила Эстевена, и тот рухнул на пол. С поднятыми руками капитан повернулась к Джайлсу, явно готовая броситься на него. Джайлс приготовился к схватке.

Но ее руки опустились, и она, отвернувшись от Джайлса, рухнула в свое кресло, уставившись на экран.

— Заберите его. Он осмелился трогать и листать страницы святая святых — Книги Навигации. Делайте с ним все, что хотите. Но если я увижу его в рубке еще раз, я буду считать, что кто не может уследить за своей собственностью, не имеет права владеть ею.

Джайлс рывком поставил Эстевена на ноги и поволок из рубки, не обращая внимания на его слабое сопротивление. Он притащил его в средний отсек.

Рабочие столпились, разбуженные громкими голосами Джайлса и капитана. Когда появился Джайлс, они потянулись к нему. Отдав им Эстевена, он поманил к себе Мару. Она медлила, и ему пришлось буквально подтащить ее к себе. Он сказал ей на ухо:

— Позаботься об Эстевене. Капитан душила его, но ничего страшного вроде не случилось.

— Что??? — начала было Байсет, но он остановил ее взглядом.

— Я спас этому дураку жизнь, так что придержите ваши языки! — прошипел он. — И если вы не будете меня слушаться, вряд ли проживете особенно долго. Не пускайте Эстевена за перегородку, если он вам нужен живым.

Он отпустил Мару и отвернулся. Позади него лежащий на полу Эстевен всхлипывал:

— Я не хотел ничего плохого. Я не мог уснуть, я подумал, что это просто книга, что ее можно полистать, почитать…

Джайлс вернулся к себе в отсек вместе с Хэмом.

— Хэм, — сказал он, — не пускай сюда никого. Мне нужно подумать.

Хэм кивнул и встал у прохода, а Джайлс лег на койку и стал думать о происшедшем. Он не сомневался в том, что Эстевен врет. У него не хватило бы мужества вот так запросто зайти в рубку к капитану. И к тому же, что он мог узнать из альбенаретской книги? Вряд ли он поймет их математику, и в книге нет чистых полей, как в книге Гроуса…

В средней секции вновь включили магнитофон с мелодией Боссера и Сайнгх. Навязчивый мотив бился в ушах.

— Сэр, с вами хочет поговорить Мара, — сказал Хэм.

— Да? — сказал Джайлс, открывая глаза. — Садись, — сказал он стоявшей в проходе Маре. — Береги силы. Нам всем придется их беречь.

Она села.

— Вы, конечно, правы, — сказала она.

Джайлс усмехнулся. У нее была такая привычка — говорить фразы, которые можно воспринять как дерзость. Не ей судить, что он делает правильно, а что — нет. Он сразу это заметил.

— Скажи, Мара, а ты, случайно, выросла не в семье Адель?

— Я? — Она рассмеялась. — Вовсе нет. Мой отец умер, когда мне было три года. Нас в семье было восемь человек детей. Какой-то компьютер ошибся и выдал разрешение на такое количество отпрысков. Ее обнаружили уже слишком поздно. Так что, когда умер отец, матери позволили все время проводить с детьми — она даже выпросила себе в помощь бабушку. Так что я росла, как дети до Великой Революции.

Он был удивлен.

— И где же ты училась?

— Там же, где и все. Но живя в такой большой семье, трудно оторваться от ее корней. Так что у меня было типичное для средних веков семейное окружение.