* Оябун — с яп. «шеф» или «босс» — так обычно называли главу клана якудза, но в том числе уважительное обращение, указывающее на признание старшинства и беспрекословное подчинение.

* Старый японский способ стирки, когда по замоченному белью бьют палками, ну, или прыгают дети.

* Онэ-сан — уважительное обращение «старшая сестра», тогда как фамильярное — «анэ-сан».

Саске молчал, наблюдая за растерянным братом, с которым остался в комнате наедине. Итачи задумчиво потрогал свои волосы, и Саске запаниковал.

Замечать разные мелочи и их анализировать в клане учили с самого детства, развивая в будущих шиноби память и внимательность. К тому же для мастеров гендзюцу, которыми славился клан Учиха, это было жизненно необходимо, так как, чтобы создавать иллюзии, надо иметь очень хорошее воображение, особый тип мышления и уметь фиксировать реальность для незаметного её искажения.

Старшего брата и его привычки Саске прекрасно знал. Пусть шиноби и стараются свести их на нет, но некоторые жесты всё равно остаются. Того же Наруто, с его вечными маханиями руками и разными улыбками, было сложнее «прочесть», чем Итачи, который всегда старался скрыть свои эмоции. Касание волос выдавало с головой: Саске сразу понял, что его старший брат чем-то подавлен и испытывает чувство вины.

— Саске… — Итачи сел на диван и похлопал рядом с собой.

Это жутко напомнило тот последний разговор с братом в родительском доме на закате. И не верилось, что с того времени прошло всего двое суток. Ещё двадцать четыре часа назад Саске был одним из учеников Академии шиноби, примерным сыном любящих родителей, частицей большого, могучего, сплочённого клана, а сейчас…

Сердце защемило болью и осознанием того, что сейчас всё по-другому. Они теперь — просто горстка малышей под предводительством двух подростков. Без дома. Без семьи. Без родителей. Вынуждены скрываться и прятаться. После Шисуи и Итачи Саске был самым старшим, Мину можно не брать в расчёт, она — просто гражданская, а значит, и часть ответственности за остальных нужно взять на себя. А если брат действительно решит уйти от них, то…

— Саске, я убил маму и папу, — погружённый в невесёлые мысли, словно через толщу воды, услышал он голос Итачи.

— Что? — переспросил Саске, удивлённо посмотрев на старшего брата. Тот был бледнее обычного: после зачисления в АНБУ Итачи постоянно носил маску и почти не загорал.

— Я убил наших родителей, — повторил брат.

Саске посмотрел в тёмно-серые глаза, в которых плескались боль и отчаяние, и, подумав, взял Итачи за руку. Старший брат вздрогнул.

— Ты всё ещё считаешь меня несмышлёным ребёнком, да? — уткнувшись лбом в родное плечо и вдохнув знакомый с детства запах, прошептал Саске. — Я уже это понял. Я не хочу об этом говорить. Пока не могу.

Он почувствовал, как рука брата осторожно вплелась в волосы и прижала его ближе. На тыльную сторону ладони упала горячая капля.

— П-прости… — сдавленно сказал Итачи, сжимая ещё сильней.

Саске обнял тихо содрогающегося брата и изо всех сил старался не разреветься. Не потому, что не хотел оплакивать своих родителей, а потому, что так Итачи было бы ещё тяжелей. Горло сдавило, и Саске почувствовал металлический привкус пополам с горечью и задышал сквозь сжатые зубы. Шиноби уровня дзёнин вольны отказаться от приказа, это им рассказали ещё на самом первом курсе Академии, но в реальности такого почти никогда не было. Теоретически Итачи мог отклонить приказ, но практически…

— Они же не страдали? — тихо спросил Саске, вспомнив об альтернативе, рассказанной Шисуи.

— Нет, — выдохнул Итачи, по-видимому, уже успокоившись и отстранив от себя, но оставив руку на плече Саске.

— Удар милосердия… — отвернувшись от старшего брата, сказал он.

— Ты правда вырос, отото… — грустно прозвучали слова Итачи, который легко сжал его плечо и встал с дивана. — Идём, нам тоже следует помыться, — уже совершенно спокойно, как будто не было никакого разговора, обронил брат и тут же, не оборачиваясь, вышел из комнаты.

Саске последовал за ним.

Наруто и трое детей постарше занимались стиркой, и Мина забрала их с братом одежду, выдав юкаты.

— Саске! — улыбнулся ему друг. — Давай, мойся и к нам!

— Ага, — кивнул он, посмотрев на голую напряжённую спину Итачи, который скрылся в паровом тумане.

* * *

День был насыщенным, и после помывки и стирки все улеглись спать, развернув футоны в «детской комнате». Саске чувствовал странную опустошённость и к тому же после «кошачьей тренировки» от нагрузок гудели все мышцы. А после нескольких упражнений с пробудившимся шаринганом, которые показал ему Шисуи, немного кружилась голова и резало глаза.

Саске уснул с обещанием самому себе, что станет сильнее, чтобы защитить то, что осталось от его клана.

* * *

Странные звуки разбудили, заставив раскрыть веки и с непониманием вглядываться в серый потолок. В окно светила луна, рассеивая полумрак комнаты. Саске понял, что не дома, и на несколько секунд завис, вспоминая, как попал в это место, пока реальность не обрушилась на него со всеми своим ужасом и безразличной правдой. Клана больше нет. Родителей нет. Они — одни.

Разбудившие его звуки оказались тихими всхлипываниями Юмико, та лежала рядом с ним и почти беззвучно плакала, закусив край своего футона.

«Шиноби не плачут и не показывают эмоций», — вспомнился Саске ещё один из уроков в Академии. В клане тоже не было принято показывать свои переживания, но это не значит, что шиноби ничего не чувствуют. Как наяву перед ним предстали родители. Кажется, мама за завтраком была задумчивей обычного. Она уложила ему обед на двоих, как делала последние две недели, и разрешила потренироваться подольше. Может быть, она что-то предчувствовала? А когда Саске уходил в Академию, улыбнулась ему и быстро поцеловала, чем возмутила тогда, — он же уже не маленький для таких вот нежностей.

На глаза навернулись слёзы, и он дотронулся до щеки, которой мимолётно коснулись губы матери. Он глубоко вдохнул и задержал дыхание. Это всегда помогало успокоиться.

— Юмико, — прошептал Саске.

Двоюродная сестра сжалась и затихла, притворившись спящей, по-видимому, не желая показывать свою слабость даже ему. Отца у неё не было, только мама, но Саске не думал, что это что-то меняет. Тётя Кэйко, мать Шисуи и Юмико, была хорошей, доброй женщиной, много раз приходила к ним в гости, и они, что-то обсуждая с Микото-каа-сан, часто смеялись. У тёти был очень красивый смех.

Воспоминания резали сердце болью. Теперь их нет. Ни мамы, ни папы, ни тёти Кэйко, ни дедушки Савады, ни тёти Нами, которую он нашёл одной из первых. Он вспомнил о том договоре, который озвучил Шисуи. Но разве было бы лучше остаться совсем одному? И убили бы Юмико, Казуки, Мину, Сэна, остальных мелких? Что было бы с Итачи? Его бы казнили? Такой приказ выполняют и… Людей объявляют отступниками, нукенинами. Им как-то рассказывали на уроках о таких вещах в других деревнях, но что было бы в Конохе? Как всё могло случиться? Его бы всю жизнь обманывали? Он бы всю жизнь ненавидел своего родного брата?

— Саске, ты не спишь? — прошелестел голос Наруто.

Саске повернулся лицом к другу и помотал головой.

— Мне тоже не спится, — прошептал тот почти на ухо, частично перебравшись на его постель. — Кажется, Мина плакала и меня разбудила. А мелким, Рензо и Юи, снились кошмары. Я их укрыл одеялами, которые они распинали, и они вроде как успокоились.

— Давай спать, — прислушиваясь к размеренному дыханию действительно заснувшей Юмико за спиной, в ответ прошептал Саске. — А то придёт Итачи и всех усыпит с помощью шарингана, — вспомнилась такая способность брата, которую тот использовал на нём, когда он бывал слишком чем-то перевозбуждён и не мог уснуть.

Наруто отполз обратно и закрыл глаза. Через минуту раздалось его мерное сопение.

Саске ещё послушал, как кто-то тихо вскрикивает во сне, и провалился в темноту без сновидений.