Апоптозом называют процесс самоуничтожения клетки. Один из видов её гибели. На самом деле даже в здоровом организме образуются раковые клетки, и это может удивить многих пациентов, а параноиков довести до тряски. Однако на деле всё не так страшно. Сильный организм сразу же определяет такие клетки и активирует в них апоптоз. Клетка самоуничтожается, и дальнейшего развития опухоли не происходит.

Только теперь инициатором апоптоза должен послужить я сам.

Одна, две, десять, сотни, тысячи клеток. Я полностью уничтожил все патологические клетки в одном ребре. Лишь в одном ребре! А мне ещё предстоит пройтись по остальным рёбрам, грудине, тазу, позвонкам, костям черепа и конечностям. Другими словами, почти по всему скелету.

— Больно? — спросил Арджуна я.

— Немного болит бок, — признался он. — Будто мышцу защемило. Пока терпимо.

— Держитесь, Арджун, — сказал я. — К сожалению, дальше будет хуже.

Я перешёл к следующей кости и продолжил нормализовывать физиологию костного мозга. Шёл дальше и дальше. Энергии у меня хватало с лихвой. Хотя я прекрасно понимал, что по окончании лечения, я буду выжат, как лимон. Лимон, который кто-то забыл в пустыне.

Это вызов. И я его принял. Значит, дело нужно довести до конца. Правда, это испытание — пытка для нас обоих. Арджуну становится больнее с каждой минутой. Чем больше я вылечиваю костей, тем тяжелее ему становится.

Так не пойдёт. Если Арджун Кирис умрёт от болевого шока, весь путь окажется напрасным. Придётся рискнуть и поработать над его головным мозгом. «Клеточный анализ» может мне это позволить.

Я метнулся к его голове, Арджун стонал. Рупаль Наиду старался не заглядывать к нам, но даже отсюда я чувствовал, как ему тревожно.

Нужно найти структуры, которые составляют антиноцицептивную систему. Другими словами, то часть нервной системы, которая отключает боль. Морфий и другие наркотические обезболивающие воздействуют именно на компоненты этой системы. Только наркотиков у нас нет, а значит, я сам должен стать для него морфием.

Хоть мне и пришлось потратить полтора часа, но я полностью отключил боль на несколько часов. Прошёлся по всем отделам мозга.

Ядра — скопления нервов, отвечающих за выключение боли, находились сразу в нескольких местах. В продолговатом мозге, а также в среднем, спинном, в гипоталамусе и коре больших полушарий.

— Доктор Кацураги… — простонал Арджун. — Мне стало легче… Болеть перестало. Это нормально?

— Да, Арджун, этого я и добивался, — кивнул я. — Что ещё чувствуете?

— Какой-то покой… Или даже эйфорию, — произнёс он.

Значит, всё работает правильно. Лекарская магия клеточного уровня — это что-то! Как же давно я не пользовался этим мастерством. Теперь лечить людей будет гораздо проще.

— Пока попробуйте поспать или подремать, — предложил я. — Работы ещё много.

— Спасибо вам большое, доктор Ка-цу-ра-ги… — моё имя Арджун выдавил из себя с трудом. Он погрузился в сон. Вместо отключения боли я случайно ввёл его в магическую анестезию. В наркоз. Что ж, так даже лучше.

Следующие два часа я вычищал все косточки, содержащие атипичные клетки. В результате не просто избавил Арджуна от риска приобрести острый лейкоз.

Я даже миелодиспластический синдром стёр. Всё! Нет больше у него заболеваний крови. Это победа! Но победа лишь в одной битве. Не в «войне». Гематологическую патологию я убрал, но ещё осталась липодистрафия. Синдром Барракера Симонса.

Только это заболевание генетическое, и убрать его я никак не могу. Даже «молекулярным анализом», до которого мне ещё развиваться и развиваться, я никогда не мог «вправить» гены. Это сложная структура, которая почти не поддаётся никакой коррекции, но…

Кое-что я могу сделать. Но это может чуть-чуть подождать. Нужно восстановить силы. Я уже на последнем издыхании.

Вышел из фургона и пересел на переднее сидение. Рупаль Наиду курил, напряжённо глядя на меня. Он не решался задать вопрос. Было видно, что за эти несколько часов он сильно поволновался.

Стоп, несколько часов?

Не веря своим глазам, я несколько раз перепроверил часы на телефоне.

Двенадцать часов… Я провёл половину суток, спасая Арджуна. Что ж, медики не могут излечить лейкоз десятками лет. Можно сказать, что я ещё быстро управился.

Невероятно хотелось есть и пить, поэтому первым делом я потянулся к литровой бутылке с водой и опустошил её. Потом перекусил парой сэндвичей. И сразу стало легче.

— Ну что, доктор Кацураги? — собрался с мыслями Рупаль, громко закашлялся и, поморщившись, выбросил сигарету в окно. — Что теперь будет?

— С Арджуном? — переспросил я. — Будет жить. Но мы с ним ещё не закончили. Остальное я проведу дома. Мы возвращаемся в Нью-Дели.

— Боже… — вздохнул водитель. — Как же я рад это слышать. Неужели вам правда получилось его излечить?

— Пока не до конца. Одну болезнь уничтожили, — объяснил я. — Осталась ещё одна. Но и от неё я смогу избавиться.

Гены поправить не выйдет. То, с чем родился Арджун, будет сопровождать его до конца жизни. С этим остаётся только смириться. Однако у меня уже созрела новая идея, как одолеть и эту проблему. Пусть у него и останутся симптомы недуга, но он сможет жить, как относительно здоровый человек. Сможет выходить на улицу, сможет завести семью. Последняя фаза лечения будет совершена на его Родине — в Нью-Дели.

— Значит, едем в столицу Индии, — улыбнулся Рупаль. — Я уже соскучился по дому. Правда, придётся снова пересекать границу, но на обратном пути проблем возникнуть не должно.

Машина тронулась, а я задремал. Через час Рупаль Наиду разбудил меня около таможни. Мы в очередной раз прошли проверку документов, после чего вернулись в Индию.

— Засыпайте, доктор Кацураги, — посоветовал Рупаль. — Отдохните, вы заслужили. До Нью-Дели шестьсот километров. Доберёмся только завтра.

— Да нет, сон уже не идёт, — ответил я. — Лучше составлю вам компанию. Для уставшего водителя не может быть ничего хуже, чем спящие пассажиры. Мы ведь не хотим, чтобы вы заснули за рулём, правда?

— Спасибо за беспокойство, доктор Кацураги, — рассмеялся Рупаль. — Но стаж у меня большой, я уже привык колесить по Индии. Руль — продолжение моих рук.

— Рупаль, в любом случае, главное — не переусердствуй.

— Да вы бы себе это сказали, доктор Кацураги! — воскликнул водитель. — Чёрт… На самом деле мне даже немного жаль, что это путешествие подходит к концу. Я многое для себя открыл за это время.

— Например?

— Например, я понял, что такое — вера, — произнёс он. — И я сейчас не про религию. Я про веру в свои силы. Что вы, что господин Арджун — вы оба боролись до последнего, даже когда силы были на исходе, а трудности поджимали со всех сторон. Я никогда не был так силён. Но благодаря вам двоим понял, как сильна может быть вера в свои силы.

— Значит, все трое в этом путешествии получили хороший опыт, — улыбнулся я.

Я достиг нового уровня сил, Арджун получил шанс на спасение, а Рупаль сделал свои собственные выводы, которые теперь изменять и его жизнь. К лучшему.

В пути до Нью-Дели я почти не спал. Всю дорогу мы с Рупалем общались на разные темы. Он без устали делился своими впечатлениями от путешествия. Последний отрезок пути лежал посреди чайных плантаций. Я заворожённо наблюдал за дугообразными рядами чайных кустов. А затем увидел кое-что, что заставило меня отвлечь водителя от дороги.

— Рупаль! Притормози. Я кое-что должен сделать, — воскликнул я.

— Что такое? Арджуну опять плохо? — испугался Рупаль Наиду.

— Нет-нет, просто останови машину у тех палаток, — я указал пальцем на торговую зону, что располагалась неподалёку от трассы. — Я обязан взять подарок своему другу из Японии.

Рупаль остановил фургон, и я вышел наружу. Передо мной предстали ряды палаток, в которых индийцы продавали чай.

Не какой-то чай в картонном коробке, который можно найти в любом супермаркете. И даже не тот чай, который я когда-то пил в храме Дзодзёдзи. А самый что ни на есть настоящий чай!