Ты от меня не можешь ускользнуть,

Моей ты будешь до последних дней.

С любовью связан жизненный мой путь,

И кончиться он должен вместе с ней.

У. Шекспир

Встающее солнце едва начинало золотить верхушки холмов, когда на дороге, ведущей в Нортгемптоншир, показался путник. Вороной конь под ним шёл ровной иноходью, ведомый уверенной рукой всадника. Наездник — молодой мужчина, с великолепной осанкой и уверенными движениями — с интересом оглядывался вокруг. Он заметил и цветущие луга, и стадо йоркширских коров, бредущих на выгон, и покосившуюся лачугу лесника на краю леса.

«Недаром дядюшка писал, что хозяйство может оказаться в упадке, — думал он. — Луга некошены, коров давно не чистили, да и домик лесника явно видал лучшие времена…» Так думал Остин Трампл, пятый граф Нортгемптонширский, возвращаясь в фамильное поместье после нескольких лет жизни и учёбы на континенте. «Надо будет обязательно навестить старика, — продолжал рассуждать граф, — возможно, он расскажет, как обстояли в последнее время дела в поместье, и порекомендует нового управляющего. Жаль, что прежний управляющий не дожил до моего возвращения».

Тем временем дорога обогнула очередной холм, и перед взглядом молодого хозяина открылась великолепная картина: окружённый фруктовым садом и цветниками, за зубчатой каменной стеной стоял двухэтажный дом. От центрального фасада полукругом расходились два крыла, украшенные башенками и фронтонами. Высокие — от пола до потолка — окна были застеклены цветным венецианским стеклом, так что дом сиял, словно самоцвет, ловя лучи восходящего солнца. Вдоль дороги, ведущей от ворот к парадному подъезду, белели мрамором островерхие беседки, увитые плющом, и невысокие каменные чаши, в которых хрустальными брызгами рассыпались фонтаны.

Вороной графа, почуяв близость тепла и отдыха, ускорил шаг и уже через несколько минут граф стучал в ворота своего имения. Привратник не сразу признал в статном мужчине, гарцующем перед ним на коне, своего хозяина. Ведь он видел его в последний раз, когда тот был ещё двадцатилетним юношей.

— Ваша милость! Это Вы?! — сообразил, наконец, привратник. — Добро пожаловать, Ваш дом давно ждёт Вас!

— Спасибо, Гибсон. — Остин вежливо кивнул привратнику. — Рад видеть тебя в добром здравии.

С этими словами он пришпорил своего вороного и направился к конюшням. Бросив поводья конюшему, и попросив позаботиться о своём породистом скакуне, граф начал медленно обходить двор, осматривая постройки. Ему необходимо было разобраться, в каком состоянии находится его имение, и что необходимо сделать в первую очередь, чтобы оно процветало, как это было в годы его детства.

По дороге граф встретил и главного конюшего, и садовника, которые с радостью рассказали ему обо всём, что волновало их и мешало им в работе. Так что к тому времени, когда граф подошёл, наконец, к дверям своего дома, больше похожего на сказочный замок, чем на загородную усадьбу, он уже в основном представлял себе, с какими трудностями ему предстоит столкнуться. Оставалось лишь найти человека, способного помочь ему в управлении этим обширным хозяйством, и заменить Остина на время его отсутствия, ведь граф не мог жить в поместье постоянно. С этой мыслью граф и преступил порог дома, в котором прошли его детские годы.

Дом встретил графа запахом свежего хлеба, чистого белья и полевых цветов, расставленных в вазах по всему дому и ещё не утративших своей свежести. «Вижу, к моему возвращению готовились», — тепло подумал граф, кивая дворецкому, распахнувшему перед ним двери.

— Вам приготовили большую спальню, Ваша милость, — известил дворецкий. — Прикажете подавать завтрак?

— С удовольствием съем чего-нибудь, но вначале хотелось бы умыться.

— Я пришлю Вам камердинера, Ваша светлость.

По дубовой лестнице с прочными, лоснящимися воском ступеньками, Остин поднялся на второй этаж. Здесь в правом крыле располагались спальни хозяев и гостевые комнаты, а в левом — детская и комнаты прислуги. Граф уже входил в хозяйскую спальню, когда со стороны помещений для прислуги послышался какой-то приглушённый писк. Граф замер, прислушиваясь. Несколько мгновений стояла тишина, затем звук раздался снова. Этот писк напоминал мяуканье котёнка, и Остин, удивлённый тем, что кто-то из прислуги держит в доме кота, решил взглянуть на виновника шума поближе. Пробираясь по коридору, граф обнаружил, что писк раздаётся из комнаты экономки. Постучав, он прошёл в дверь и замер, удивлённый. На скамье возле стены стояла большая плетёная корзина, устланная полотном и укрытая пледом, а под пледом вертелся, махал ручками и заходился требовательным криком младенец. «Похоже, ребёнок голоден, — подумал граф. — Но чей же он, что он делает в моём доме?» Прежде, чем граф успел найти ответы на эти вопросы, в коридоре послышались торопливые шаги, и в комнату вбежала экономка, миссис Грэй.

— Что это за дитя, миссис Грэй? — обернулся к ней граф. — Что оно делает в Вашей комнате?

— Ох, Ваше сиятельство, простите, что малыш побеспокоил Вас! — чуть задыхаясь после быстрой ходьбы, пролепетала экономка. — Ребёнок постоянно голоден, а коровье молоко — не слишком подходящая для него еда. Сейчас я успокою его.

С этими словами экономка склонилась над корзиной, взяла младенца на руки и принялась его укачивать.

— Этот ребёнок, Ваше сиятельство, — обратилась она к графу, — сын Вашего бывшего управляющего. — Его мать умерла от родильной горячки, а отец, как Вы знаете, скончался три недели назад после того, как сильно промок, вытаскивая из колодца ягнёнка. Бедное дитя осталось сиротой. Я хотела рассказать Вам о младенце после того, как Вы отдохнёте с дороги. Возможно, Ваше сиятельство, Вы распорядитесь отправить его в сиротский приют?

— Не думаю, миссис Грэй, что это хорошая идея. — Остин задумчиво рассматривал младенца, притихшего на руках у женщины. — И отец, и дед этого малыша верно служили моей семье, были честны и успешно вели хозяйство. Было бы чёрной неблагодарностью с моей стороны избавиться от ребёнка. Нет, я сам позабочусь о его судьбе, дам ему кров и образование. А для начала, думаю, нужно нанять для него кормилицу. Вы сможете справиться с этой задачей, миссис Грэй?

— Да, Ваше сиятельство! — просияла женщина. — Я так рада, что Вы решили оставить мальчика в доме! Мы все привязались к нему. Уверена: он будет Вам полезен и отблагодарит Вас за заботу, когда подрастёт.

— Что ж, так и решим, — с этими словами Остин оставил женщину и младенца, и направился в свои покои.

После завтрака, состоявшего из телятины, запеченной на углях с травами и вином, а так же серого хлеба и бобов, граф Нортгемптонширский вместе с дворецким, временно выполнявшим обязанности управляющего, направились в кабинет. Устроившись в удобном кресле за массивным столом, сделанным из чёрного ясеня, граф несколько часов провёл, разбирая бумаги и входя в курс дела. Он выяснил, что финансовое положение его вполне стабильно: урожаи ячменя позволяют варить пиво не только для себя, но и на продажу, шерсть овец-мериносов постоянно пользуется спросом, а сыры, приготовляемые из молока йоркширских коров, поставляются даже к королевскому двору. Кроме того, на территории графства располагалась небольшая мануфактура, занимавшаяся производством ткани из овечьей шерсти, а так же заводик, выплавлявший серебро. Молодому хозяину хотелось уделить больше внимания заводу и мануфактуре. Что же до имения — то оно нуждалось в новом, не менее толковом, чем прежний, управляющем. «Думаю, найти хорошего и честного человека мне поможет мой дядюшка, — подумал граф. — Завтра же отправлюсь к нему, тем более что я давно обещал навестить старика и посетить школу, которую он возглавил».

Уже следующим утром граф, прекрасно выспавшийся и отдохнувший в отчем доме, отправился к виконту Антуану фон Эссексу, приходившемуся ему двоюродным дядей.

Здание школы, возглавляемой виконтом фон Эссексом, помещалось в стенах бывшего монастыря, и нравы здесь были такие же строгие. Воспитанницы носили закрытые платья из серой шерстяной ткани и серые чепцы, из-под которых не выглядывало ни единой прядки волос. Уже в шесть часов утра старшие девочки вставали, разбуженные звоном колокола с часовни, и, едва умывшись и прибрав постели, шли будить младших. В семь часов вся школа собиралась в часовне, чтобы прочесть утреннюю молитву, а затем шла на завтрак, состоявший обычно из каши и молока, к которым иногда подавались мёд и кусочек хлеба. Затем ученицы расходились по классным комнатам и начинались занятия.