— Не смотрите так, Мирабель! — воскликнул граф. — Вы — сплошной соблазн для меня! Бог свидетель, как трудно мне устоять перед вами!

— Так не сопротивляйтесь же, Ваша светлость, и поцелуйте меня! — смело предложила девушка, чьё воображение давно уже рисовало картины их первого поцелуя.

— Вы действительно этого хотите, моя юная леди? Вы не почтёте моё поведение оскорбительным и не откажетесь видеть меня?

— Нет, нет и нет! Я хочу узнать, что это такое — поцелуй, — щёчки Мирабели разрумянились, а нежные губки слегка приоткрылись, словно вешний полураспустившийся бутон. — Именно Вам, мистер Трампл, я могу довериться, и Вас прошу преподать мне этот деликатный урок. Вам весьма идёт роль наставника, сэр!

— Что, ж пусть будет по-вашему! — обезоруженный доверием и пылом своей маленькой подружки, согласился Остин.

Повернув к себе её личико, он медленно и осторожно провёл сомкнутыми губами сначала по верхней, а потом по нижней губе девушки. Затем, словно обняв своим ртом её губки, он слегка прикоснулся к ним языком. Мирабель невольно приоткрыла их, но Остин не спешил воспользоваться этой победой. «Для глубоких и страстных поцелуев ещё будет время, — пронеслось в его затуманенной страстью голове, — сейчас главное не спугнуть и не оттолкнуть девушку!» Следуя этому соображению, граф продолжал целовать её пухлые губки, то покусывая их, то втягивая своим ртом.

Дыхание девушки участилось и стало неровным, и она, осмелев, начала пытаться отвечать на его поцелуи такими же движениями. Это вызвало новый прилив страсти в теле графа. Слегка одурманенный, он и сам не заметил, как рука его легла на грудь девушки, укрытую от него несколькими слоями одежды. Он медленно, с лёгким нажимом поглаживал этот нежный холмик, и тело девушки отзывалось лёгким трепетом на каждое его движение.

«Ещё немного, и я совсем потеряю голову, — тревожным колокольчиком прозвенела мысль в его мозгу, — надо остановиться, пока я ещё способен думать». Бережно, но решительно, Трампл отстранил от себя девушку и посмотрел в её лицо. Глаза её были закрыты, и тёмные ресницы отбрасывали тени на румяные щёчки. Ротик её всё ещё был полуоткрыт, а чуть влажные губки пылали алым цветом. Но вот затуманенные страстью очи открылись, и граф поймал её недоумевающий взгляд:

— Отчего Вы остановились, лорд Трампл? Вам неприятно? — в голосе её слышались тревога и обида.

— Напротив, мисс Макнот, — с трудом переводя дыхание, отвечал Остин. — Боюсь, мне слишком приятно. Поэтому я не могу более оставаться беспристрастным учителем. Позвольте мне немного остыть, иначе сердце моё выпрыгнет из груди и упадёт к вам на колени… Вы согрелись, моя юная прелестница?

— О да, Ваша светлость, сейчас мне даже жарко! — схватив шляпку, девушка начала обмахиваться ею, словно веером. — Пожалуй, мне тоже пора охладиться. К тому же, солнце уже низко, и нам пора возвращаться, иначе герцогиня будет беспокоиться!

— Вы правы, леди, нам пора в обратный путь.

Неторопливо поднявшись, они собрали остатки ленча, уложили сумки и уселись на своих отдохнувших лошадей. Всю дорогу — а ехали молодые люди добрых три часа — между ними царило молчание. Но в этой тишине не было напряжения. Просто у каждого из них было чувство, что слова сейчас излишни. Лишь у порога герцогского дома обменялись они прощальными словами и расстались, унося в своих сердцах память о невинном загородном флирте, так много рассказавшем им друг о друге.

Наступила зима, укрывшая дома и улицы Лондона серебристым снегом. Близилось Рождество. В доме герцогини стояла предпраздничная суета. Леди Дженнифер получила множество приглашений, оставалось лишь решить, которому из них отдать предпочтение и выбрать наряды, в которых дамы отправятся на бал. Мирабель очень волновалась, хотя и сознавала, что вполне готова предстать перед высшим обществом и не уронить честь фамилии Мейплстон. Девушка прекрасно танцевала, и учитель танцев объявил, что гордится своей талантливой воспитанницей. Старая герцогиня так же была довольна успехами Мирабели и уверяла девочку, что она произведёт сенсацию своим появлением и будет иметь большой успех.

Утро Рождества было солнечным и морозным. Мирабель, как и всегда, проснулась очень рано. Преклонив колени, она вознесла хвалу Господу и попросила его о милости и снисхождении. «Помоги мне, Боже, не оплошать и не опозорить мою бабушку, — восклицала она в своей молитве. — Пусть этот день станет для нас праздником, а не разочарованием!»

После лёгкого завтрака девушка приняла ванну, а затем уселась возле камина, чтобы просушить свои длинные волосы. Дженни — горничная, нанятая герцогиней для Мирабели, принялась расчёсывать густые тёмные пряди.

— К Вашему лицу, леди Мирабель, — приговаривала Дженни, — пойдёт причёска в греческом стиле, с волосами, заплетенными в косу вокруг головы и несколькими свободными локонами у висков. Но мне понадобится время, чтобы заплести Ваши волосы и завить и закрепить локоны.

— Наверное, Дженни, — засмеялась Мирабель, — мне следует взять какую-либо книгу, иначе я умру от скуки, сидя в этом кресле!

Однако читать Мирабели оказалось невмоготу: она слишком волновалась и могла думать лишь о предстоящем вечере. Вечер же приближался неумолимо. Солнце уже склонилось к западу и почти скрылось за крышами домов, когда Мирабель была, наконец, причёсана и напомажена по моде того времени. Несколько капель ароматического масла, брызнутых на нижнюю рубашку, окутали девушку тонким запахом магнолии. Корсет из белой парчи, затканной золотой нитью, подчеркнул тонкую талию девушки, а пышные нижние юбки, укрытые тяжелой верхней юбкой из той же ткани, придали её облику величавость. Жемчужные нити были искусно вплетены в её волосы. Жемчужное колье и серьги дополняли этот образ, полный и сияния, и нежности.

Глядя в большое венецианское зеркало, юная леди спрашивала себя: «Ну, и куда же подевалась мисс Макнот, полная кротости и смирения? Разве эта высокая нарядная дама похожа на скромную воспитанницу сиротского приюта? Нет, Мирабель, — продолжала она беседовать со своим отражением, — не забывай, ни на минуту не забывай, что кроме вот этого блеска и богатства, в мире есть нищета и голод. Не позволяй себе зазнаваться, мисс Макнот!»

Однако на эти в высшей мере благородные мысли времени в этот вечер у юной героини не было: В дверь её комнаты вошла герцогиня Суассонская, чей туалет был уже полностью завершён.

— Позволь мне взглянуть на тебя, дитя. Я хочу лично удостовериться, что ты идеально одета и причёсана. Кажется, я так не волновалась даже в день, когда ехала на мой собственный первый бал!

— Как я выгляжу, бабушка? Тебе нравится?

— Ты свежа и полна сиянием, словно нежная лилия! — в голосе старой леди прозвучала искренняя теплота. — Мне даже немного тревожно за тебя, ведь ты так привлекательна! Но мне не хотелось бы, чтобы среди тех, кого привлечёт твоя красота, оказались нехорошие люди.

— Скажи, бабушка, а на этом балу будет граф Трампл?

— Да, моя девочка. Он даже вызвался сопровождать нас с тобой во дворец лорда Дженнингса. Буквально через несколько минут он будет здесь!

— В таком случае, леди Мейплстон, Вы можете не опасаться за меня: мистер Трампл уже не единожды доказывал, что способен защитить своих друзей!

— Видишь ли, дитя моё, в свете несколько иные законы. Как благородный человек, граф, конечно, может вступиться за твою честь, если на неё посягнут в его присутствии. В противном случае он не может ни во что вмешиваться, пока вы хотя бы не помолвлены.

— Выходит, бабушка, мне лучше бы поскорее принять предложение Остина?

— Только в том случае, если он тебе нравится, и если ты этого действительно хочешь.

— Он мне нравится, леди Дженнифер, он приятен в общении и привлекателен, как мужчина. Думаю, я действительно готова принять его предложение.

— Что ж, дитя, это замечательная новость. Уверена, что Трампл будет счастлив, услышав её. Однако мы ещё успеем обсудить твоё решение в более спокойной обстановке, а сейчас я предлагаю всё же не терять время, а отправляться на бал.