— О, черт меня побери, — стонет она, хватаясь за поводок скованными руками.

— Так жаждешь, да? Ты больше не будешь с этим бороться.

— Сделай это, — бормочет она, когда я тянусь к поводку в ее ладонях. — Возьми меня.

— Сладкие щечки, — шепчу я, облизывая губы, — я, блядь, уже давно владею тобой.

Толкаюсь в нее еще три раза, пока мой член не начинает пульсировать, а ее тело — дрожать.

Она визжит.

— Блядь! Я кончу!

Шлепаю по ее груди, заставляя ее сопротивляться.

— Ты не умоляла, Принцесса. Помни, кому принадлежит эта киска. Мне. Так что ты, блядь, не кончишь, пока не спросишь меня.

Ударяю по второй груди для равновесия, но уже слишком поздно. Я чувствую ее оргазм, потому что ее киска выдаивает мой член. И хотя она не просила об этом, я дарю ей удовольствие насладиться очередным оргазмом до того, как опустошусь в нее. Ее чрезмерная влажность выводит меня на грань, и с громким стоном я отпускаю всю эту неудержимую похоть.

— Вот так, Принцесса. Я кончу в твою влажную киску, — бормочу я, изливаясь так глубоко в нее, как только могу. Она дышит, широко открывая рот, когда разваливается подо мной, выгнув спину, чтобы приблизиться и усилить мой оргазм. Еще четыре рывка, и моя сперма буквально вытекает из нее, когда я вынимаю наполовину опавший член из ее киски.

Хлопаю ее по внутренней части бедер, заставляя задрожать и сдвинуть ноги вместе.

— Держи все в себе, Принцесса, — протягиваю я, подходя к ее лицу, чтобы развязать «резинку», которой я завязал ее волосы. Она все еще лежит на столе, не сдвинувшись ни на дюйм, пока я удерживаю ее за поводок и поднимаю в сидячее положение. Ее лицо — полный хаос. Не так, словно «я слишком много выпила», а так, будто «меня отымели так, что я не могу думать трезво». И это вызывает у меня чертовски гордую улыбку. Ебаный ад.

— Надеюсь, тебе было так же хорошо, как и мне, — говорю я, заставляя ее наклониться ко мне.

Она не отвечает, но губы дергаются.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — произношу я.

— О да? И о чем же? — усмехается Ванесса.

— О том, что тебе чертовски понравилось то, что я сделал, но ты не хочешь признаться в этом сама себе. Тебе стыдно.

— Нет, — протестует она, но из нее хреновая лгунья, и я вижу ее насквозь.

— Лжешь, — говорю я.

Девушка пожимает плечами, поэтому я хватаю ее за подбородок и заставляю смотреть на меня.

— Не пожимай плечами, когда я с тобой разговариваю. Я ненавижу твою ложь. Ненавижу все в твоем поведении за последние несколько лет. И тебе тоже следует.

— Кто сказал, что мне оно нравится?

Я хмурюсь, ударяя кулаком по столу.

— Тогда почему ты не изменилась?

— Изменилась. Всего лишь превратилась в то, что тебе не понравилось, — отвечает она. — Но сделала я это для тебя.

Качаю головой, не в силах поверить в сказанное. Какого черта она так говорит? Какой смысл во всем этом?

— Я никогда не говорил тебе, что мне нравятся лгуньи, — отвечаю я.

— Хм… не согласна, — протягивает Ванесса. — Ты сам это сказал. Я нравлюсь тебе больше, когда веду себя как развратная девочка.

У меня начинается подергиваться нос — признак явной злости.

— Это не имеет никакого отношения к тому, что ты лжешь обо всем, что сделала.

— Я солгала, чтобы защитить тебя, — бросают мне. — Неважно, во что ты хочешь верить, это правда.

Я вздыхаю, качая головой и держась за стол, чтобы не дать ей упасть.

— Серьезно, от моего терпения осталось вот столько, — говорю я, соединяя перед ее носом большой и указательный пальцы, — и я засуну тебя обратно в эту клетку.

Ванесса хмурится, ее глаза наполняются слезами. Не могу сказать, настоящие они или фальшивые.

— Почему? Потому что не хочешь слышать правду?

— Срать я на нее хотел! Ты лгала и продолжаешь это делать! — кричу я.

Ванесса кривится.

— Посмотри на себя. На нас посмотри. Мы ссоримся и орем друг на друга.

— Да, это то, что, черт возьми, получаешь, когда играешь со мной.

— Я не играю с тобой, Феникс, — отвечает девушка, хватая меня за руки, хотя это тяжело с учетом того, что они скованы наручниками. — Я сделала это, потому что любила тебя, Майлз.

У меня перекашивает лицо.

— Никогда больше не произноси это имя.

— Почему? Потому что оно твое настоящее?

— Не говори, что, блядь, любила меня! — кричу я, ударяя по столу, заставляя Ванессу вздрогнуть. — Хватит этой ебаной лжи!

— Любила. Я любила Майлза. Помнишь ту ночь? Выпускной вечер?

Я выдергиваю нож из столешницы и угрожаю ей.

— Заткнись! Заткнись, мать твою!

— Нет. Вспомни, Майлз. — Она берет в ладони мое лицо, по ее щекам текут слезы. Фальшь и реальность размыты, я не могу отличить их друг от друга. Она играет с моими эмоциями, с моим прошлым, воспоминаниями, и меня затягивает в вихрь душевной боли и гнева, от которых я не могу скрыться.

— Мы любили друг друга, Майлз. Я помню это и знаю, что ты тоже. Что с нами случилось?

— Я сказал — заткнись, — рычу я, убирая ее руки, все еще удерживая перед ней нож. — Я не хочу это слышать.

— Но ты должен. Все может быть по-другому. Я никогда не хотела этого, как и ты. — Она сама наклоняется дальше, и я не тяну за поводок. — Я помню, каково было любить тебя, и ты тоже. Я знаю, что ты все еще что-то чувствуешь, где-то в твоем высохшем сердце. — Она кладет руку мне на грудь. — Подумай о той ночи. Как я к тебе относилась. Как ты думал обо мне. Это правда. Единственная правда.

Единственная правда.

Я хотел бы, чтобы все было так просто, как она говорит.

Но полагаю, у любой истории есть две стороны.

Ванесса

18 лет

Вечер выпускного, а я танцую с парнем, с которым даже не хочу быть. Изо рта у Филиппа неприятно пахнет, от костюма воняет, как от моей старой бабки, а от его взгляда моя кожа покрывается мурашками. Как будто он нашел горшок с золотом и не боится зарыться в него. Я стараюсь игнорировать парня, но он все равно время от времени меня пугает. Я научилась справляться со своим отвращением, как и врать Майлзу. Думаю, это плата за то, чтобы быть частью моей семьи и семьи Старров.

Я надела блестящее платье, накрасила губы ярко-красной помадой и даже обула лучшие туфли для этого вечера. Всё, чтобы убедить Филиппа, что я — девушка, которую он хочет. Единственная, которая ему когда-либо понадобится. Девушка, с которой он должен быть. Так же, как и он — тот парень, с которым я должна быть… даже если мое сердце говорит «нет». Я привыкла игнорировать его мольбы. Черт, я даже не помню, каково это — быть честной с самой собой. Как говорит моя мама, счастье дорого обходится.

Она подкупает меня подарками, машинами, одеждой, большим количеством денег, которое я не могу потратить даже в клубе. Просто, чтобы я охотнее делала то, что она хочет... поэтому я выхожу замуж за Филиппа.

И хуже всего то, что я начинаю чувствовать, что это моя обязанность. Трудно сказать «нет», и еще сложнее сопротивляться, когда она практически хоронит меня под подарками и угрозами. Иногда мне интересно, чего я действительно стою. Много это или мало, поэтому я постоянно задаюсь вопросом, а любит ли меня из них хоть кто-нибудь.

Единственное их проявление любви ко мне — это несметно количество подарков. Когда они говорят, что я избалованный ребенок, я не могу не согласиться. Хотя это не делает меня счастливой. Они все верят в это, но видят только маску… маску, которая наслаивается до тех пор, пока я не перестаю видеть разницу между ней и настоящей мной.

Но я никогда не перестану пытаться побороть это. Несмотря на все трудности, однажды я воспарю.

И это то, что я говорю себе каждый раз, когда смотрю в глаза Филиппу.

Моргаю и отворачиваюсь в сторону в надежде, что ночь пройдет быстро, чтобы я могла выбраться из этого неудобного платья и принять хороший горячий душ. И вот когда открываю глаза, то вижу Майлза, танцующего с девушкой всего в нескольких футах. Почему этот парень здесь? Он же сказал, что ненавидит танцы, так почему пришел на выпускной? Он даже не одет должным образом: грязно-белая футболка, тонкая фланелевая рубашка и обычные джинсы. Единственное новшество — акулий зуб на чёрном шнурке, висящий на шее. Его взгляд направлен на меня, пока мы танцуем, двигаясь в разные стороны. Мое сердце уходит в пятки, когда он крепче хватает свою спутницу за задницу и притягивает ближе. Что-то пронзает меня, заставляя возжелать, чтобы девушка в его руках умирала медленной смертью. Мне не свойственно подобное чувство, но вид Майлза, прикасающегося к другой, зажигает во мне огонь, который я могу погасить, только схватив Филиппа и поцеловав его прямо в губы.