— Спасибо, я понял. Но вот производство того же бензина… товарищ Струмилин подсчитал, что бензин у вас получится втрое дороже получаемого из нефти.

— И что? В Забайкалье основным источником бензина вообще уголь является, и там бензин еще более дорогим получается — но если посчитать расходы на перевозку, то не очень-то он и дорогим становится. А товарищ Струмилин пусть еще подсчитает, какую экономия стране даст само отсутствие необходимости гонять туда-сюда десятки тысяч вагонов!

— Для Забайкалья согласен, экономический эффект… есть. Но ведь нефть-то буквально рядом с Сызранью теперь добывается, и ее как раз возить на нефтеперерабатывающие заводы приходится!

— Ну да, в основном танкерами по Волге, то есть почти бесплатно. Но повторю еще раз: переработка сланцев нашей химии дает очень много продуктов, которые можно, конечно, производить из нефти или газа, но раз в десять, а то и в сто дороже. Ладно, еще один, надеюсь последний аргумент. Для нефтеперерабатывающего завода нужна чертова прорва электроэнергии, которой уже сейчас в Сызрани просто не хватает. А вот когда сланцевый завод с ТЭС заработает, то электричество появится. Появится, но разве что года через два его будет достаточно для нефтепереработки — и вот тогда я первая скажу: стройте нефтеперерабатывающий завод! А до того — что толку, что мы там такой завод поставим? То есть запустить-то мы его сумеем, но при этом оставим без электричества и Куйбышев, и Вольск со всеми окрестностями — и будем с дешевым бензином, но без цемента и без кучи промышленных предприятий…

— Вы мне все это в письменном виде подготовьте, желательно до следующего понедельника, мы все ваши доводы на Комиссии Госплана внимательно рассмотрим… и, я думаю, ваше решение поддержим. Хотя, — Сталин довольно ехидно усмехнулся, — не потому, что вы безусловно правы, а потому, что средств на нефтеперерабатывающий у нас нет. Мне, конечно, интересно, каким образом вы финансируете строительств сланцевого завода… но я пока об этом спрашивать не стану. И по всем вопросам, не входящим в сферу деятельности ГКО, вы все же меня постарайтесь в курсе держать.

Когда Вера узнала о смерти товарища Куйбышева, а точнее — когда она пришла в себя после осознания того факта, что война все же не началась, у нее в голове внезапно всплыло «страшное химическое слово» «метилхлорфенилдигидротиенопиридинилацетат». То есть всплыло слово гораздо более страшное, там еще было внутри много разных циферок и уточнений вроде «цис», «транс» и прочего такого — но слово это в ее голове возникло со вполне ясными и скорее не химическими, а все же медицинскими ассоциациями. Ну возникло — и возникло, Вера даже слегка посмеялась над причудами своей памяти. Но вот когда она везла товарища Грабина в Подлипки, перед ее глазами внезапно всплыла очень подробная схема многостадийного синтеза этого «слова», и Вера даже не стала лично Василию Гавриловичу завод показывать и рассказывать, что она от него хочет получить, а доставив конструктора на завод и передав его в руки местных специалистов, она рванула обратно в Москву. Точнее, на Лабораторный завод, где в течение двух недель (с перерывами на сон и домашние дела, безусловно) проводила тот самый синтез. Провела, отправила полученные пару граммов вещества для «клинических исследований» в Медуправление НТК, а первого сентября в нарушение всех приказов на самолете рванула на строящийся завод в Сызрань.

Химический завод (даже скорее химический комбинат) там еще лишь строился, но небольшое опытное производство и прекрасно оборудованная химлаборатория, сама напоминавшая небольшой завод, там уже действовали. И были обеспечены очень квалифицированными кадрами, как химиками, так и технологами. Вера провела с ними совещание, затем еще одно — и, вернувшись в Москву поздно вечером третьего, «взяла Витю за хобот»:

— Вить, а у вас в институте есть хотя бы теоретическая возможность выделить десяток не самых тупых инженеров под новый проект?

— Теоретическая возможность всегда есть, а вот на практике я такой возможности что-то не вижу. А тебе что вдруг так срочно потребовалось? Что-то в Сызрани не так идет?

— Да всё в Сызрани так, завод даже с опережением плана строится. Но я тут подумала… есть мнение, что к комбинату нужно будет срочно пристройку приделать, небольшую. Там просто попутно сырье очень интересное пойдет… уже идет с опытного производства, но сырье это такое… его даже возить далеко не получится, оно за несколько часов превращается во всяку бяку, поскольку продукт уж очень нестабильный. А в эту пристройку нужно будет впихнуть кучу всякого не самого простого оборудования…

— Ты тогда к Ипатьеву зайди, поговори с ним, может он в план следующего года что-то дополнительное впихнуть и сможет. На следующее лето, когда новых специалистов из выпускников подберет.

— Мне до следующего лета ждать никак нельзя.

— Тогда не жди, давай завтра вместе в институт поедем, поговоришь с Владимиром Николаевичем и успокоишься: я вообще думаю, что даже на следующее лето он за новые проекты браться не будет. У него ведь по всяким пластмассам и без тебя куча проектов не запускается из-за нехватки людей, так что если еще и ты к нему придешь…

— Уговорил, завтра вместе к тебе едем. А теперь признавайся: ты мне хоть что-нибудь на ужин оставил?

Владимир Николаевич Ипатьев Веру очень уважал. И как выдающегося химика, и как просто человека. Как человека, который сильно заботится о сотрудниках огромного Управления химической промышленности НТК, как человека, всеми правдами и неправдами добивающегося верной оценки их труда в правительстве и буквально вымогающего у этого правительства высокие награды «своим» химикам. И не только своим, и не только химикам — но Владимиру Николаевичу было очень приятно, что именно Вера умеет правильно оценивать всю сложность проводимых химических исследований и почти всегда результаты этих исследований быстро внедряющую в производство — «со всеми вытекающими». Ему даже кто-то сказал, что и звание Героя Соцтруда ему именно Вера присвоила, причем лично, едва получив соответствующие полномочия. Но все же Звезда Героя была далеко не главным поводом его отношения к этой удивительной женщине.

Однако уважение — уважением, а работа — работой, и то, что довольно часто именно Вера грузила институт работами «сверхплановыми», изрядно мешающими выполнению уже сугубо плановых работ, его сильно раздражало. Ну а то, что ее появление в институте именно с такими «внеплановыми» заданиями практически всегда и было связано, привело к тому, что Веру он встретил в состоянии крайнего недовольства. Очень сильного недовольства и раздражения, но — будучи человеком исключительно вежливым — он ее все же принял и даже потратил час с лишним на обсуждение нового ее проекта. И даже потратил изрядное время на изучение предлагаемых ею способов синтеза продукта:

— Вера, откровенно говоря, мне кажется, что вы несколько усложнили процесс синтеза. Конечно, вот эти два этапа легко провести с использованием уже разработанной у нас аппаратуры, но ведь можно их вообще избежать. Смотрите, если на этом этапе в качестве сырье брать не бензол, а фенол…

— Владимир Николаевич, действие препарата основано не на его химической формуле, а вообще определяется тем. каким образом он разлагается. Я прекрасно понимаю, что воссоздать химическую формулу можно четырьмя или даже пятью различными способами, но препарат изначально должен, для того, чтобы правильно разлагаться, обладать нужной планарной хиральностью, а в предлагаемом вами пути синтеза гидроксильная группа OHC3 прицепится не здесь, а здесь — и распад препарата не даст нужных организму радикалов, то есть он окажется просто бесполезным.

— Хм… а какую вы предполагаете получить пользу от него?

— Какую? В прошлом году в стране по разным причинам умерло три с лишним миллиона человек, и из них не менее миллиона из-за сердечно-сосудистых заболеваний.

— А какое…