— Вера Андреевна! — прервал ее товарищ Сталин.

— А Вера Андреевна все правильно говорит, — спокойно сообщил товарищ Шапошников, — нам и об этой стороне жизни забывать все же не стоит. Мы-то в армии почему-то считаем, что бойцы у нас в стране сами по себе образуются, но на самом деле это не совсем верно… Но это я так, к слову, а сейчас я сообщу о расчетах, проведенных уже Генштабом с учетом технических возможностей новых образцов вооружения, принятых уже в войсках КГБ, и, мне кажется, мы быстро придем к единственно верному в данных обстоятельствах решению.

— И единодушно присоединимся к единственно верному предложению товарища Синицкой, — уже не скрывая широкой ухмылки, резюмировал Семен Михайлович. — Давай, Борис Михайлович, расскажи товарищу Буденному про твои подсчеты, а мы послушаем…

Спустя полчаса, когда все разошлись, Лаврентий Павлович не удержался:

— Ну что, товарищ Сталин, посовещались? Я же говорил, что нужно просто выпустить постановление…

— Ты был не прав, а права оказалась все же Старуха: сейчас руководство РККА само решило, что армию сокращать нужно, и саботировать на местах в армии приказы уже не станут. И Щапошников, и Буденный среди командиров среднего звена авторитет имеют очень высокий, и сейчас это решение там сочтут решением Генштаба — а потому безропотно выполнят. Ты Буденного к себе заберешь? Он, мне кажется, в РККА больше всех за мотопехотные части по твоей структуре радеет.

— Не беру. Потому что пусть он и дальше в РККА это продвигает. Я же не могу всю оборону страны взвалить на КГБ…

— Ты — можешь, но это нам пока не нужно. И ты прав, в РККА нам нужно очень серьезные реформы провести, но начинать их все же следует снизу. Сверху мы им поспособствуем…

— А Старуха списочек составила, кого нам срочно… поспособствовать стоит.

— Работай. Но не спеши: она, конечно, тетка очень умная, но ошибаются иногда все, и ты ошибаешься, и я — и она ошибаться тоже может.

— Что-то я такого не замечал…

— Я тоже не замечал, но она сама все время говорит: всё когда-нибудь случается в первый раз. Так что — работай. Спокойно и тщательно, время у нас есть. Немного времени, но нам, надеюсь, его хватит…

Определенная доза паранойи Веры в отношении возможной войны в значительной степени объяснялась и тем, что она про возможности германской промышленности в предвоенный период знала достаточно много: ее в сорок пятом и начале сорок шестого привлекали к переводу огромного количества трофейных документов — как человека, свободно владеющего пятью европейскими языками, и в основном ей для перевода отправлялись документы технические. А теперь Вера — по возможности, конечно — наблюдала за творящимся в Европе, и определенные изменения по сравнению с «прошлой жизнью» ей сильно не нравились. И прежде всего ей не нравились очень серьезные «изменения» в германской химической промышленности.

Немецкие химики — после почти десятка лет насмешек над «русскими варварами» — вдруг наладили массовое производство синтетической резины под названием «Буна» — то есть бутадиеновой на натриевом катализаторе. У Веры даже сложилось впечатление, что последние несколько лет эти «насмешки» широко распространялись в прессе исключительно для того, чтобы скрыть собственные германские разработки — и если дело именно таким обстояло, то немцам удалось почти весь мир обвести вокруг пальца. Не особенно сильно обвести, все же германская резина очень плохо себя вела на морозе, так что шины «Буна» вообще не рекомендовалось (а в армии — просто запрещалось) использовать при температуре на улице ниже десяти градусов мороза. Да и даже при температуре ниже нуля шины довольно часто просто трескались — но в любом случае с шинами для автомобилей в Германии стало гораздо лучше.

Еще немцы выстроили очень много заводов по производству синтетического топлива, причем — в отличие от «прошлой жизни» — заводов, работающих по процессу Бергиуса было не больше, чем заводов, работающих по процессу Фишера-Тропша. Точнее, вторых заводов было выстроено гораздо больше, чем «в прошлой истории», так что производство синтетического бензина из угля уже превысило пять миллионов тонн в год, и это производство буквально с каждым днем увеличивалось. А результат Веру порадовать никак не мог: если в «прошлой жизни» немцы попросту выгребли большую часть автотранспорта из завоеванных стран, что серьезно ограничило возможности их промышленности, то теперь вместо выгребания уже имеющихся запасов Шпеер в довольно жесткой форме заставил тех же французов резко нарастить производство автомобилей, и промышленность Франции и Бельгии из-за отсутствия транспорта не страдала.

А еще очень качественно отработала германская разведка, по крайней мере немцы смогли и у себя наладить производство установок по получению кислорода из воздуха, что прилично удешевило процессы производства синтетического топлива и выплавки металлов. Правда, Лаврентию Павловичу все же удалось сохранить в тайне составы использующихся в нефтепереработке катализаторов и высокооктанового бензина у немцев все же была острая нехватка…

Еще серьезным «изменением» стало то, что немцы «в этот раз» захватили Францию целиком — и в результате им достались относительно неплохие месторождения бокситов — так что и с алюминием для авиационной промышленности у Гитлера стало существенно лучше. А по поводу резкого увеличения объемов добычи всяких руд немцы вообще не заморачивались: есть же дикие поляки и прочие унтерменши, их в шахты и карьеры сам бог велел отправить…

Еще Вере очень не понравилось и то, что Пьер Буланже — главный конструктор Ситроена и вице-президент компании — еще до захвата Франции немцами успел наладить производство своего маленького автомобильчика ТPV и — активно поощряемый Шпеером — сильно машинку упростил и нарастил ее производство. «Упрощение» свелось к замене алюминиевого двигателя на чугунный — но с чугуном проблем во Франции вообще не было, на части машин кузовные панели превратились из стальных в деревянные. Правда, последняя «модернизация» делалась лишь на новом заводе «Ситроена», куда направили рабочими привезенных во Францию поляков и где просто не было мощных прессов для штамповки деталей из стального листа — немцы просто передали Буланже под выпуск автомобилей старый авиазавод, где раньше делались «тряпичные» бипланы, производство которых в Германии сочли «нецелесообразным». А в результате только к июлю сорок первого французы произвели уже восемьдесят тысяч таких небольших, но очень полезных автомобильчиков…

По ее оценкам, по сравнению «с прошлой жизнью» промышленный потенциал фашистов вырос процентов на двадцать, и это ее очень сильно беспокоило. Ну а то, что потенциал Советского Союза более чем удвоился, все же радовало. Радовало — но хотелось-то большего! Но для того, чтобы хотелки удовлетворить, требовались люди. То есть много чего еще требовалось, но без людей сделать было нельзя почти ничего…

Именно поэтому реформа армии и была затеяна: НТК запланировал привлечение в промышленность двух миллионов человек. Причем не просто «мужиков от сохи», а получивших хоть какое-то понятие о дисциплине мужчин, вдобавок и немного научившихся обращению с различным «железом». Хотя насчет дисциплины у Веры особых иллюзий не было…

Иллюзий не было и у Климента Ефремовича: бардак, творившийся в армии, он представлял себе очень хорошо. Особенно бардак, творящийся в войсках технических: например, на последних маневрах, проведенных в мае, в частях генерал-лейтенанта Жукова по тревоге смогли выйти из боксов меньше половины танков, и даже в танковой дивизии генерал-майора Хацкилевича, считавшегося лучшим «танковым военачальником» оказались боеготовы лишь немногим более семидесяти процентов танков. Тут, конечно, сыграла большую роль и острая нехватка запасных частей для ремонта вышедшей из строя техники — но техника-то из строя выходила чаще всего потому, что управляли ей люди исключительно безграмотные. Так что нарком обороны после некоторых раздумий вынужден был согласиться на предложенную товарищем Берией реформу. И тем более согласиться, что на тех маневрах, проведенных в монгольских степях, действительно два усиленных полка войск КГБ «разгромили» две дивизии наступающих на них войск РККА…