Питерс шагнул вперед и поднял его.

«А это что еще такое?» – спросил он парня.

А в пакетике было по меньшей мере пол-унции таиландской «травки».

«Да вот... – залепетал щенок, – эх, черт, вот, дерьмо...»

Питерс тут же, на месте, огласил ему положение о его правах и тому подобном, после чего принял залог за освобождение его кореша. Даже расписку выдал в приеме суммы. На беду того хорька, при нем оказались лишь те самые тысяча двести долларов, что требовались для освобождения его приятеля, после чего у него не осталось ни цента, не говоря уже о презренных ста пятидесяти долларах, которые требовались для освобождения под залог себя самого. Питер потом не раз задавался вопросом, сколько же времени промурыжит его в камере вышедший на свободу кореш.

Все хотел спросить Манетти, да как-то забывал.

Между тем Манетти и Майлз Харрисон слушали то, о чем он говорит. Питерс же энергично тыкал пальцем в карту.

– Одиннадцать лет назад мы и понятия не имели о том, с чем нам предстоит встретиться, – сказал он. – И где вообще надо их искать. Сейчас же, как я полагаю, мы это уже знаем. Предположим, что они снялись с места и решили уйти в глубь территории, что, в свою очередь, означает, что их можно ожидать где угодно, на всем побережье от Любека до самого Катлера. Лесов там полно, так что укрыться им есть где, хотя я лично полагаю, что они выбрали себе местечко где-нибудь поблизости от берега, а то и в одной из тамошних пещер. Именно там мы и обнаружили их в последний раз.

Ясное дело, это черт-те знает сколько работы. Ведь там весь берег, что твои пчелиные соты, изрыт пещерами. Правда, в последний раз мы выходили на них ночью. Точнее, ближе к утру – по-другому не получилось. Но сейчас у нас впереди целый день, а потому я предлагаю вам не тратить времени зря и трогаться сразу же. Созывайте всех парней, которых найдете, включая патрульных с шоссе, и прямо скажите им, что операцию следовало провести еще вчера.

Манетти посмотрел на Харрисона. Молодому сотруднику не надо было повторять дважды.

– Все понятно, – сказал он, после чего прошел в соседний закуток и они услышали, как он разговаривает с кем-то по телефону.

Манетти между тем всматривался в карту – озабоченно, то и дело проводя ладонью по лицу и вонзая пальцы в свою курчавую шевелюру.

– Знаешь, чего я никак не могу понять? – проговорил он. –Где они могли так долгоскрываться? Как получилось, что все эти годы их никто ни разу не видел? Я имею в виду, что коль скоро ты занимаешься подобными вещами, так тебя рано или поздно засекут. Так где же они прятались?

Часы показывали семь утра, но Питерс и сейчас мог принять глоток спиртного. Текучая вещь это время, не хуже выпивки, причем самые главные часы сидят у тебя внутри.

– А я скажу тебе, Вик, – проговорил он. – Я уже думал на эту тему. Знаешь, мне не кажется, что они действительногде-то прятались. Мне представляется, что они просто двигались.

– Двигались?

– А вот посмотри. От нас до канадской границы раз плюнуть. И сплошь береговая линия, до самого Ньюфаундленда, а то и до Гудзонова залива. Где хочешь, там и прячься, мест полно. В иных и вовсе человека не сыщешь. Думаю, что согласовывать поиски исчезнувших людей с Канадой пока преждевременно – по крайней мере, до сих пор этого не требовалось. Вряд ли потребуется и теперь. Хотя, полагаю, нелишне будет спросить, не отмечалось ли у них за последний год на побережье каких-нибудь странных происшествий или несчастных случаев.

– Мы проверим, – кивнул Манетти.

– Когда же мы прижучим их? – промолвил Питерс. – Когда возьмем их? Когда же прикончим?..

Он заметил, что все это утро повторял – мы, мы —и надеялся, что не задевает достоинства Манетти тем, что подсознательно пытается снова играть роль главного сыщика.

Впрочем, чего уж там – сейчас от него требовалось в первую очередь следить за своим языком. Они же пригласили его – ну вот, он и пришел.

– А знаешь что, – сказал Питерс. – Готов поспорить, что они и понятия не имеют о том, что давно уже могли пересечь границу. Им это и в голову не взбрело. Они просто идут и идут.

А сам-то ты, – подумал он, – если не смотришь на карту, разберешь, где она, эта граница?

Манетти кивнул.

– Ну и где бы ты предложил начать? – спросил он.

На какое-то мгновение Питерс снова увидел перед собой Каджиано – с перерезанным горлом, пытающегося закричать. Манетти в чем-то был похож на него – такой же худой, жилистый.

Он свалил в кучу все путавшиеся в голове воспоминания.

– Надо найти их пещеру. Найдем пещеру, и рано или поздно, но они все подтянутся к ней.

В тот самый момент, когда Эми намеревалась заняться приготовлением завтрака, до нее донесся звук включившегося в ванной душа. Она невольно подумала о том, сколько же времени удалось поспать мужу, и испытала знакомое уже чувство зависти. Для Давида не составляло никакой проблемы подняться после шести, а то и вовсе пяти часов сна, тогда как ей самой требовалось не менее восьми – в противном случае она потом весь день ходила сама не своя.

Что, кстати сказать, после рождения Мелиссы чаще всего и случалось.

Третий месяц, правда, оказался все же полегче, и время, когда она спала, ела и вообще бодрствовала, несколько упорядочилось. Теперь девочка спала минимум девять-десять часов в сутки, и просыпалась за все это время не чаще одного-двух раз.

Зато начались проблемы со сном уже у нее самой. Эми никак не удавалось перестроиться, и лишь в последнюю ночь она впервые за несколько недель смогла как следует выспаться.

Сейчас она чувствовала себя вполне сносно, хотя и понимала, что этого явно недостаточно.

Дэвид же то и дело цитировал Уоррена Зевона: «На том свете высплюсь».

Она никак не могла понять, откуда он черпает свою энергию. Во всяком случае, не от родителей, это уж точно, поскольку для тех вечер представлял собой пару-тройку партий в карты, потом в одиннадцать теленовости – и на боковую.

Пожалуй, это было единственное, чего она категорически не могла понять в своем муже, хотя, надо сказать, ее это не особенно и волновало. Во всем же остальном их жизненные системы функционировали в полной гармонии, и это представлялось ей самым главным. Ко всему прочему, они любили поговорить друг с другом.

В сущности, больше ей ничего и не требовалось.

Она сунула в электромоечную машину еще одну тарелку и вытерла руки. В последнее время кожа опять стала сохнуть и она старалась не забывать перед сном смазывать руки кремом. Ногтей она практически лишилась – типичный «синдром пианистки» в действии, – а теперь вдобавок навалилась еще и шелушащаяся кожа.

Роды все же оказали на нее определенное воздействие в смысле функционирования желез внутренней секреции. С одной стороны, у нее наконец-то стабилизировались крайне нерегулярные прежде месячные; с другой же, теперь она не могла позволить себе выпить даже бокала белого вина, не рискуя при этом начисто исторгнуть из себя весь ужин. При этом водку ее организм, как ни странно, принимал очень даже охотно.

Ну вот, а теперь вдобавок ко всему и кожа начала сохнуть...

Впрочем, на фоне всего остального это не казалось ей таким уж большим несчастьем.

Тем более, что причиной тому была Мелисса.

В данный момент ребенок спал и Эми никак не хотелось его будить, хотя сейчас, когда Дэвид встал, ей обязательно надо было пропылесосить мебель – к двум часам должны были подойти Клэр с Люком, и до их прихода ей хотелось по крайней мере один час уделить уборке дома.

Правда, чуть подумав, она решила поступить иначе.

Садись за работу, —сказала она себе, – а мебель пропылесосить может и Дэвид. Вот позавтракает и займется этим.

Особо он возражать не станет. Как, собственна, и всегда.

Ее персональный компьютер стоял практически рядом с его массивным, дубовым письменным столом. Сидя друг напротив друга – что в последнее время, стало, увы, довольно редким явлением, – они были просто точной копией героев фильма «Потрясающие братья Бейкеры», разве что безМишель Пфайфер в главной роли. А Дэвид – безшевелюры главного героя.