Она распахнула дверцу и выкарабкалась наружу.

– Портленд ждет вас, – проговорил Стивен. – Желаю приятно провести время.

Мимо него со свистом пронеслась машина. Он снова вырулил на проезжую часть.

Я еду, Клэр,– подумал он. Настал день расплаты.

19.50.

Женщина присела на корточки у самого входа в пещеру – замаскированной мхом расщелины в скале, располагавшейся на высоте тридцати пяти футов над уровнем моря – и при тусклом свете догорающего заката принялась точить нож.

Снаружи доносились крики чаек и шелест накатывавших на камни приливных волн.

Нож она точила на маленьком кусочке карборунда, который был украден много лет назад и с тех пор постоянно хранился в небольшом кисете, притороченном к ее поясу и, таким образом, постоянно находился под рукой. С одной стороны камень был шершавый, зато противоположная его поверхность от частого употребления стала почти гладкой. Сначала она совершала круговые движения ножом по камню, постепенно продвигаясь от рукоятки к острию; лезвие от этого становилось хотя и довольно острым, но все же чуть зазубренным, вроде птичьего пера, после чего проводила ножом поперек точила, периодически переворачивая лезвие и удаляя крохотные шероховатости. Движения ее были тщательно выверенными и совершались совершенно автоматически.

Все свои мысли Женщина сосредоточила на находившихся внутри пещеры, и сейчас они, подобно стае зорких птиц, знакомых с каждой скалой, с каждой мельчайшей трещиной в, окружавшем их ландшафте, способных подметить в них любую, даже самую незначительную перемену, проносились над членами ее семьи, которых она, даже несмотря на явную дурашливость детей, отнюдь не считала в чем-то ущербными.

Она посмотрела на мужчину, который неторопливо копался в нагромождении ножей, топоров, топорищ, отверток, молотков-гвоздодеров, тесаков и прочих орудий и инструментов, которые были свалены в кучу у дальней стены неподалеку от маленького, почти бездымного, сложенного из древесных поленьев костра. Действия мужчины были отнюдь не бессистемными; время от времени он откладывал тот или иной предмет, совершенно четко представляя себе, чем каждый будет заниматься этой ночью и что ему или ей понадобится.

Было там также и огнестрельное оружие – ружья, обрезы, пистолеты. Боеприпасы к ним давно кончились, но они все равно хранили их – про запас.

Женщина наблюдала за тем, как в ярких отблесках пламени костра неторопливо пошевеливается его крепкое тело.

Что и говорить, с выбором Первого Похищенного она не ошиблась.

Она сразу узрела его призрак.Его призрак показался ей сильным.

К ноге, котенка была привязана проволока; мальчик тянул в сторону набегавших с моря бурунов прибоя, и вскоре котенок начинал громко мяукать, переворачиваясь в волнах – тогда он немного ослаблял натяжение проволоки, позволяя животному выбраться на берег, после чего в очередной раз повторял ту же процедуру, покуда глаза котенка не застилала пелена и он прекращал издавать какие-либо звуки. Сам же мальчик не смеялся и не испытывал никакого удовольствия от подобной забавы. Он просто наблюдал.

Сумерки сгустились совсем недавно, и он в полном одиночестве играл у самой воды.

При ее приближении он поднял голову, и по его взгляду она поняла:

ребенок раздосадован тем, что его застали во время подобного развлечения.

А потом он заговорил – как и все они, он был большим любителем поболтать, – явно пытаясь отвлечь ее внимание от котенка. Стал задавать какие-то вопросы. Как ее зовут? Откуда она пришла? Сказал, что живет с родителями в большом доме на холме – даже пальцем показал, где именно, и добавил, что ненавидит и этот дом, и самих родителей, и даже добавил с некоторым вызовом в голосе, явно адресуя эту фразу именно ей, что котенок его и что он может делать с ним все, что захочет.

Она улыбнулась. А затем взяла котенка, зашла в море и опустила его под воду.

Он ее царапнул – правда, совсем несильно.

Было это одиннадцать лет назад, всего лишь через несколько месяцев после Ночи Первых Слез, когда рана в ее боку все еще побаливала, несмотря на то, что она делала припарки из сырых оболочек яичной скорлупы, и долго сидела на диете из украденного, заплесневелого хлеба.

Мальчик оказался любопытным и, пока они шли вдоль линия берега, все расспрашивал ее и про эту рану, и еще много про что.

Она знала, что со временем отучит его от привычки болтать и задавать лишние вопросы. Сделать это будет совсем нетрудно. На пятнадцатое лето ее жизни она была старше его на целых четыре лета, и даже несмотря на свою рану, значительно превосходила его в силе. При этом она знала, что всегда будет сильнее его.

Женщина увидела, как он выбрал самый большой топор и положил его у стены пещеры, после чего снова вернулся к куче и извлек из нее молоток-гвоздодер, который заткнул себе за довольно поношенный пояс. Молоток и топор были его любимыми видами оружия.

Он был обнажен по пояс, и мощь его молодого, здорового тела от этого становилась особенно заметной. Она помнила, как постепенно обучала его разным вещам.

На свое двенадцатое лето он стал отцом, а она, лежа у самой кромки воды на подстилке из водорослей, родила первого его ребенка, Девочку. Стояла ночь, и на небе сияла полная луна – в точности как сегодня.

Женщина и по сей день продолжала учить его.

Думая о нем, она машинально водила плоскостью остро наточенного ножа по своей обнаженной груди, бедрам, просовывала его себе между ног.

Девочка, их дочь, сидела рядом с ним и выискивала блох в головах двух мальчиков-близнецов, которые родились на следующее лето после нее. Блох она кидала в костер.

Соприкасаясь с пламенем, блохи легонько пощелкивали, и над ними вздымались тонюсенькие струйки дыма.

На шее Девочки болтался подвешенный за нитку прозрачный ограненный камень, который ярко поблескивал в лучах пламени костра. Чуть ниже висело ожерелье из костей. К ее длинным темным волосам были привязаны перья белой цапли, совы и чайки.

Среди обитателей пещеры Девочка больше всех увлекалась украшениями.

А еще она носила женские груди – кожа была туго обмотана вокруг ее тела и завязана на спине чуть выше талии. Груди эти достались им еще много лет назад – темно-желтого цвета, они давно уже потрескались во многих местах, особенно на левом соске, где кожа протерлась почти насквозь. Но у Девочки не было своих собственных грудей, и поэтому она с нескрываемой гордостью носила эти.

Время от времени, выискивая блох в головах близнецов, она то и дело хмуро сдвигала брови. Малыши же не обращали на нее никакого внимания, целиком сосредоточившись на покрытых жиром костях – последнем напоминании о вчерашнем празднике.

Еще один их совместный ребенок, шестилетний Мальчик, находился в самом дальнем и темном конце пещер и забавлялся с Быком, тыкая ему в ребра концом ржавой кочерги. Бык пытался отбиваться и то и дело натягивал цепь.

Видеть Мальчик мог только правым глазом, и потому держал голову чуть наклоненной набок. Вскоре после того, как Женщина родила его, в левый глаз ребенка ужалил шершень; глаз после этого помутнел и остался таким навсегда.

Истязание Быка продолжались уже довольно долго. Сам того не подозревая, Мальчик был уже довольно сильным ребенком, так что назавтра грудная клетка Быка будет основательно исполосована его кочергой.

Бык надсадно мычал.

Мальчику нравилось подобным образом забавляться с Быком, однако Второй Похищенной, судя по всему, под конец основательно надоело его мычание, а потому она подошла к Мальчику, выхватила у него из руки кочергу и размашисто шлепнула ею по его заду. Мальчик обиженно глянул на нее, но не заплакал... Теперь и у него тоже появится свой синяк.

Он подбежал к Землеедке, и вскоре оба уже играли на полу пещеры, поочередно подбрасывая в воздух высушенные на солнце крысиные кости. Игру эту они выдумали сами, и правил ее никто, кроме Мальчика, Землеедки и Кролика, не понимал.