Опасность, что новое солнце может, в свою очередь, вспыхнуть, не так уж велика. Вспышки звёзд редки, тут миллионнолетние интервалы времени. Значительно хуже то, что звезды одного класса или близкие по классу не располагаются обязательно вблизи друг друга.

Требование найти подходящую планету непременно в системе звезды определённого класса, да ещё и на приемлемом расстоянии, чтобы эмиграция на неё стала физически возможной, превращает всю проблему почти в лотерею, и отнюдь не беспроигрышную.

Ко всему этому найденная планета должна быть ещё и свободна, не иметь своих разумных (или могущих стать разумными в будущем) обитателей. Для высокоцивилизованных существ это условие обязательно.

Найти такую планету исключительно трудно, а время не ждёт, момент катастрофы и гибели планеты со всеми обитателями неумолимо приближается. Время становится решающим фактором…

Существует ещё один путь спасения, не требующий столь жёстких рамок времени. Но путь этот доступен только такому сообществу мыслящих существ, которое уже способно к объединённым усилиям ради единой цели, наука и техника которых находятся не просто на высокой, а на высочайшей ступени развития. Наука должна уже знать законы пространства высшего порядка, а руководимая ею инженерная мысль — уметь находить способы проникновения в это пространство.

Тогда становится возможным бегство из обречённой на гибель системы, НЕ ПОКИДАЯ СВОЕЙ ПЛАНЕТЫ, НА НЕЙ САМОЙ, КАК НА ИСПОЛИНСКОМ КОСМИЧЕСКОМ КОРАБЛЕ, СПОСОБНОМ ВМЕСТИТЬ ВСЕХ СРАЗУ!

Именно так и произошло с планетой, которая была родиной Норит сто одиннадцать, Вензот и их соотечественников.

Давно уже лишённые родного солнца, обитатели планеты-сироты вынуждены почти вслепую странствовать по просторам галактики в надежде встретить, наконец, звезду, пригодную к роли нового солнца. Пригодную хотя бы в том смысле, что к её излучению можно будет приспособиться, пусть не сразу, пусть после длительного времени, пусть с помощью искусственных методов этой своеобразной «акклиматизации».

Вся жизнь уже трех поколений проходит под знаком ожидания.

Серебристые операторы упорно, раз за разом посылают огромную планету в неведомое. Почти наугад, потому что законы движения материальных тел в этом высшем пространстве известны, но не изучены полностью.

Сто десять попыток! Девяносто восемь раз оказывались вблизи чужого разума. Сто десять раз вновь устремлялись в ничто…

И вновь надеялись!…

Но как ни спешили, зная, что время уходит и что, чем больше будет попыток, тем вероятнее конечный успех, каждый раз задерживались в чужой планетной системе до тех пор, пока в архивах науки не оставались все сведения о ней. Они будут бесценны для будущих поколений учёных, познающих Вселенную.

Такие путешествия, какие вынуждены теперь совершать очевидно, неповторимы.

Наука всегда думает о будущем, иначе она не имеет права называться наукой!

Сто одиннадцатый - any2fbimgloader16.png

ГЛАВА 6,

в которой рассказывается о том, что случилось с капитаном Аксёновым, и появляется очередная загадка

Саша Кустов напрасно беспокоился о том, что не выполнил полученного приказания и не позвонил по телефону в Н…ск. Кузьминых было не до него.

Не прошло и часа после отъезда Кустова в Фокино, как в отделение милиции поступило необычное сообщение из городской поликлиники.

Казалось бы, после истории с Анечкой и, особенно, после «корриды» в кабинете начальника милиции можно было ничему больше не удивляться, но то, о чем сообщили из поликлиники, было совсем в ином роде, и Кузьминых не пришло в голову связывать это происшествие с утренним. Оно было удивительно и непонятно само по себе.

Он поспешно оделся, отдал приказ дежурному встретить районное и областное начальство, если оно прибудет до его, Кузьминых, возвращения, и чуть не бегом направился в поликлинику, до которой было всего полтора квартала.

Никаких мыслей, а тем более предложений или догадок не возникало у него в пути. События, следовавшие в этот необычайный день одно за другим, парализовали его способность вообще мыслить связно. Он и действовал не обдуманно, а просто в силу привычки. Случилось что-то требующее его присутствия на месте происшествия, вот и все. И он спешил туда, где ожидали его прихода, нуждались в содействии и помощи работника милиции.

Главный врач ожидал Кузьминых в своём кабинете. Кроме него там находился ещё незнакомый молодой человек высокого роста, худощавый, со светлыми волнистыми волосами, расчёсанными на боковой пробор. Одет он был в новый, с иголочки, синий костюм.

— Познакомьтесь! — сказал главврач. — Это наш новый сотрудник, доктор Фальк, приехавший сегодня утром из Латвии. Кстати, у доктора есть к вам дело, товарищ Кузьминых.

Молодой человек слегка поклонился.

— Дело моё может подождать, — сказал он. — Оно не спешное. Я приехал сюда на автобусе, — прибавил он, очевидно считая необходимым зачем-то так подробно информировать офицера милиции.

Говорил Фальк без акцента, но выговаривал слова очень замедленно.

— Мы попросили вас прийти потому, — нетерпеливо сказал главный врач, обращаясь к Кузьминых, — что сами ничего не можем понять в том, что здесь у нас происходит.

— И тогда вы решили, что мы, работники милиции, сможем понять это лучше, чем вы? — улыбнулся старший лейтенант. — Ну что ж, в таком случае расскажите обо всем как можно более подробно.

— Я готов это сделать, но, по-моему, достаточно того, что я сказал по телефону, и лучше, если вы сами увидите.

— Вам виднее! Но скажите, почему вы не отправили капитана Аксёнова домой? Семён Семёнович говорил, что капитан скоро будет дома. Я именно так и сообщил его жене. И она ждёт теперь.

— Нет, она скоро придёт сюда. Я ей звонил. А домой мы собирались отправить вашего начальника только после того, как наложим давящую повязку. У капитана сломано два ребра. Необходимо было получить рентгеновский снимок, он был готов минут двадцать назад…

— И вам помешало то, о чем вы говорили мне по телефону? — спросил Кузьминых.

— Вот именно. Пойдёмте!

Они вышли в коридор. Доктор Фальк не пошёл с ними, оставшись в кабинете.

Идя позади главврача, Кузьминых думал, что как это ни удивительно, но он совсем спокоен и не ощущает ни малейшего волнения, хотя то, что ожидает его там, в больничной палате, где находится Аксёнов, более чем необычайно, судя по телефонному сообщению главного врача.

Продолжительность возбуждения нервной системы, вероятно, имеет предел, а для него, старшего лейтенанта Кузьминых, таким пределом явилась история с колхозным быком. Встряска нервов была слишком основательной.

— Между прочим, — обратился он к своему спутнику, — ни вы, ни Семён Семёнович не говорили о том, что у нас в городе будет новый врач. Странно, почему его прислали из такой дали, как Латвия? Разве нельзя было найти врача поближе, в нашей области или крае?

— Не знаю. Мы давно дали заявку, так как Семён Семёнович собирается уходить на пенсию. Ему уже далеко за шестьдесят. Вероятно, вы не слышали о том, что будет новый терапевт, случайно. А этот Фальк что-то говорил о своих лёгких, что ему необходим континентальный климат…

— Он не производит впечатление чахоточного.

— Туберкулёз лёгких не всегда заметён, бывают скрытые формы болезни. Ну вот мы и пришли!

Возле одной из дверей в конце коридора толпилось человек шесть из персонала поликлиники, судя по белым халатам и шапочкам. Дверь была полуоткрыта, но никто не заходил в палату.

Главврач сказал недовольно:

— Праздное любопытство, товарищи! Занимались бы лучше своим делом. Есть что-нибудь новое?

— Нет, все так же, — ответил кто-то.

— А вы что, проверяли?

— Нет, что вы! Просто ничего внешне не изменилось.