Тело шагнувшей с балкона Инги Мишиной выпало осматривать Насте.

В результате падения Мишина получила несовместимые с жизнью травмы – так констатировал эксперт. И еще добавил, что, на первый взгляд, никаких дополнительных повреждений не обнаружил. Тех самых, которые намекали бы на насильственный характер смерти.

– Никто ей руки не выкручивал. Не душил. В спину не бил. Сама прыгнула, господа полицейские. Засим откланиваюсь. Все остальное позже. – Эксперт подхватил свой чемодан, шагнул к машине. – Это я на предмет препаратов, которые могут обнаружиться в ее крови. На перилах балкона тоже никаких посторонних следов. Квартира была заперта изнутри. Слесарь дверь вскрывал. Так что, думаю, вам повезло. Рутины не будет…

Рутиной их эксперт Синяков Олег Иванович называл все на свете рабочие будни. Все, что не связано было с муками творчества, называлось им рутиной. Шептались, что, напившись, Синяков пытался петь партии Шаляпина. Соседи возмущенно стучали в стены и его дверь, ко-гда на Олега Ивановича накатывало вдохновение. На что он, конечно же, не реагировал, лишь принимался петь громче.

– Спасибо, Олег, – тепло поблагодарила его Настя.

Она, к слову, считала его совершенно безобидным и глубоко одиноким человеком. И очень ему сочувствовала.

– Пожалуйста, Настя, – улыбнулся он ей в ответ. – Жалко…

– Что именно?

– Девушку жалко. Красавицей какой была при жизни. Зачем было с ней расставаться?

– С мозгами, видимо, не дружила, – нахмурилась Настя.

Она не понимала и не принимала никаких мотивов для ухода из жизни. Уж как они с Долдоном корячились по выпавшей им на двоих судьбе, как им иногда было тяжело и безнадежно, но ни разу не мелькнула такая грешная мысль.

– Чего, Настюха, приуныла? – любил говаривать дед. – Мука закончилась, а и хрен с ней. Батон купим. И без блинов выживем. Яиц все равно нет. Какие блины без яиц? А в батоне все имеется. Он уже готовый.

Его бесхитростная теория выживания очень выручала Настю и впоследствии. Нет сейчас чего-то, значит, оно ей и не надобно. Переживет и без этого. А потом может оказаться, что оно ей и не нужно было.

– Может, с мозгами не дружила, может, с мужиком своим. Пока я квартиру осматривал, соседка на все лады вещала мне о ежедневных скандалах. Громких, грубых, как по расписанию. Вот скажи мне, Настя, зачем? Зачем, если двоим тесно друг с другом, продолжать мучиться? Ушла бы от него или выгнала и жила бы…

Синяков уехал, Настя вошла в подъезд. Долго опрашивала консьержку, которая в точности подтвердила, что скандалы были ежедневными, громкими и почти публичными.

– Это как?

– Выходили на балкон и орали друг на друга.

– Соседи не пытались их урезонить?

– Как это?

– Полицию вызвать, к примеру. Может быть, Инга тогда осталась бы жива и не поспешила свести счеты с жизнью. И ее муж не довел бы ее до этого, – плавно подводила Настя к уголовной статье.

– Она сама кого хочешь довела бы, – зло фыркнула консьержка. – Очень злая была и грубая. А вот муж ее Игорь, напротив, всегда вежливый, приветливый. Если честно, мы все ему сочувствовали. И между собой считали ее немного того…

– Душевнобольной? – подсказала Настя.

– Ну да. Сумасшедшей она нам всем казалась.

Муж погибшей, Игорь Мишин, встретил ее на пороге квартиры в совершенно подавленном состоянии. Лицо его было красным, глаза заплаканными. Волосы встрепанны. Рубашка выпущена из брюк и расстегнута почти до пупка. И он был в одной тапке. Но даже при всем этом выглядел настоящим красавчиком.

– Не была она сумасшедшей, если вы это имеете в виду. – Он сморщился и снова заплакал. – Просто любила меня и очень ревновала.

– Вы давали повод?

– Нет конечно! Я любил ее. Но моя работа… Она не позволяла мне все время быть с ней рядом. У меня случались частые командировки. И…

– А кто вы по профессии? – перебила его Настя.

– Я артист.

– Ах, артист!

Это ей вдруг совсем не понравилось. И его душевные муки, и зареванное лицо показались фальшивыми.

– Где трудитесь артистом?

Она, хоть убей, не помнила его симпатичной морды ни на одной афише. Ни в одном сериале.

– Ну, пока не могу сказать, что это удачное место, чтобы считать себя знаменитым. Но мне неплохо платят, и я…

– Где? – снова перебила его Настя.

– Дом культуры при заводе…

Название завода и Дома культуры при нем ничего ей не сказало.

– И что же, у вас прям случаются гастроли? – с сомнением глянула она на новоиспеченного вдовца.

– Конечно! У нас приличная труппа! И нас часто приглашают. Мы ездим на гастроли.

Минут пять она вполуха слушала о его выдающихся заслугах. Потом спросила:

– Почему она прыгнула?

– Я не знаю!

– Это мог быть несчастный случай? Собралась, к примеру, перила балконные помыть?

– Нет… Не знаю… Инга не была аккуратисткой до той степени фанатизма, когда лезут перила балконные мыть. Нет. Вряд ли. Она это сделала умышленно.

Игорь Мишин обхватил голову руками и закачался из стороны в сторону, тихонько подвывая.

Настя поморщилась. Вот не знала бы, что он артист, может, и прониклась бы. Теперь наблюдала с недоверием.

– Почему она не оставила записки? Обычно, собравшись совершить что-то такое, люди оставляют записки. Послания.

Она медленно обходила гостиную, в которой они разговаривали. Супруг погибшей не соврал: Инга не была аккуратисткой. На мебели толстый слой пыли. На ковре мусор. Посуда в большом стеклянном шкафу давно не протиралась. Поэтому версию с ее попыткой навести порядок на балконе следовало отмести сразу же.

– Где ее телефон? – спросила она напоследок. – При обыске не был обнаружен ее телефон. Где он?

Он растерялся. Минуту смотрел по сторонам. Потом пошел искать по комнатам. Вернулся с пустыми руками, разведенными в разные стороны.

– Не знаю.

– Вы звонили ей?

– Когда?

– С утра, как ушли на работу. Вы ведь уходили отсюда?

– Да. Утром. В восемь утра выхожу всегда.

– Завтракали? – зачем-то спросила она.

– Да. Конечно. Каша, яйца – омлет, кофе с тостами.

– Сами готовили?

– Нет конечно. Инга всегда вставала и готовила мне завтраки.

– Сегодняшнее утро не стало исключением, – подвела она черту, рассматривая вдовца с нарастающим подозрением. – Инга приготовила вам завтрак, проводила на работу, а через полчаса встала на балконные перила и сиганула вниз. При этом не оставила предсмертной запис-ки и куда-то подевала свой телефон. Вы звонили ей в этот промежуток времени?

– В какой? – Он судорожно сглотнул, глядя на нее обезумевшими глазами.

– С того момента, как вышли из квартиры, и до того момента, как она шагнула с балкона? Это полчаса. Плюс-минус минут пять. Звонили?

Он полез в свой телефон, порылся в нем и кивнул.

– Она звонила мне. Не успел я отъехать от дома, как она мне позвонила.

– И? Что сказала?

– Так, ничего особенного, – соврал он ей в первый раз.

Настя всегда остро чувствовала вранье. Это у них с Долдоном было семейной особенностью – способность определять врунов с ходу.

– Просила купить продуктов к ужину.

– Как замечательно! – вырвалось у нее. – Ваша жена планирует ужин, а через несколько минут после завтрака кончает жизнь самоубийством? Не вяжется, Игорь! Что на самом деле она вам сказала? К ней кто-то пришел? Ей кто-то позвонил? Продиктуйте мне ваши номера телефонов. Ваш и вашей погибшей жены.

Очень слабым голосом он продиктовал ей номера. Настя записала. Тут же набрала номер погибшей Инги. Абонент вне зоны.

– Сообщений от нее не было или от вас ей? – спросила она, убирая свой телефон в карман черных джинсов. – Только не врите. Мы же установим истину.

– Не было сообщений, – твердо выдержал он ее подозрительный взгляд. – Только звонок, и все.

– В этом звонке она просила вас купить продуктов к ужину?

– Да.

– Что именно она просила вас купить?