Так и есть – со скамьи за непроходимой стеной олеандра доносились голоса, и тянуло марихуаной Интересно, каким образом Грант надеется умыкнуть ее так, чтобы никто не заметил?

И тут в глаза Аркадии бросилась массивная тележка мусорщика. Узкий высокий передок топорщился метлами, лопатами, валиками и тому подобным, на платформе стояла объемистая коробка из плотного картона.

– Сейчас, принцесса, ты без фокусов заберешься в карету и останешься там, пока я не подам сигнал. Не волнуйся, твой час еще не настал, так что я не буду стрелять, если ты меня к тому не вынудишь. Ты мне нужна живая, по крайней мере, пока. Однако не обольщайся – если придется, я нажму курок без малейшего сожаления.

Зная, что у нее нет выбора, Аркадия заставила себя шагнуть к тележке. Надо было срочно что-то предпринимать.

Когда они подошли вплотную, Грант снял с крючка ведро и поставил на землю дном вверх, вроде приступка.

– Вот. Да побыстрее, черт тебя побери!

Аркадия поднялась на ведро и волей-неволей заглянула в коробку. Слава Богу, там хоть было пусто – никакого мусора. Внутреннее пространство казалось достаточно большим, чтобы, съежившись и подтянув колени к животу, там можно было уместиться, по крайней мере, с ее габаритами.

Надежда сменилась отчаянием. Никто не замечает мусорщика с его тележкой – так уж заведено.

– Лезь! – приказал Грант.

Только тут Аркадия заметила за коробкой еще одну, много меньше, – видимо, осталась от подлинного мусорщика Она была открыта, внутри виднелись рулоны туалетной бумаги.

С неловкостью, лишь отчасти притворной, она начала забираться в свою тюрьму: поднялась на платформу и занесла ногу через край. При этом она ухитрилась сшибить каблуком коробку с бумагой. Рулоны вывалились и раскатились по кирпичу дорожки, причем несколько приземлилось под низко нависающие колючие ветки олеандра.

– Чертова корова! Залезай! Да будешь ты шевелиться, или тебя подтолкнуть?!

Грант был, оказывается, не так спокоен, как казалось. Это поразило Аркадию едва ли не больше самого нападения. Он был всегда такой хладнокровный, такой несокрушимо уверенный в себе! Однако на сей раз, в голосе прорезалась почти истерическая нотка.

Деваться было некуда. Аркадия забралась внутрь коробки, для чего пришлось съежиться в комок и обвить колени руками. Грант зашуршал брезентом, наступила тьма. Ее затошнило, отчасти от клаустрофобии, но больше от вони – коробка служила мусорщику для сбора всевозможных отбросов.

Тележка пришла в движение – практически без всякой паузы. Прежде Грант не был таким суетливым, действовал с чувством, с толком, с расстановкой. Надежда затеплилась снова. Он не подумал о том, чтобы собрать бумагу!

Как скоро Гарри ее хватится и пустится на розыски?

Со скамьи за живой изгородью послышались голоса.

– Слушай, хватит прохлаждаться, – сказал один, – не то останемся без работы. Знаешь ведь, этот сукин сын Ларри торчит у дверей и записывает каждую минуту опоздания.

Второй голос ответил, но так невнятно, что Аркадия не разобрала ни слова.

Чуть позже тележка, качнувшись, съехала на асфальт тротуара.

Разобраться в каракулях миссис Рассел было непросто, даже для Итана с его неразборчивым почерком.

– В конце концов, ей до смерти надоели все эти преамбулы, эти призывы к строжайшей секретности. Знаешь, я могу с легкостью вообразить, как она постукивала пальцами по подлокотнику кресла, пока Бранч распинался о важности того, чем занимается, и давил на ее чувство долга.

Он перевернул страничку и сразу заметил имя, от которого кровь заледенела в жилах.

– Черт!

– Что такое?

Не отвечая, Итан схватился за телефон и начал лихорадочно нажимать кнопки.

– Да говори же, что?! – Зоя спрыгнула со стола, заглянула ему через плечо и беспомощно развела руками. – Ничего не могу понять! Ты узнал, кто заварил всю эту кашу?

– Нет, ради кого вся эта каша была заварена.

– Брось это! – крикнул Гарри, заглядывая в пассаж, но по большей части оставаясь за углом.

– Эй, мистер, я ничего такого не делал! Хотел хлебнуть немного, чтоб разогнать кровь, только и всего.

Если судить по голосу, охранник был основательно под градусом, но притвориться пьяным нетрудно, было бы желание.

– Положи то, что у тебя в руке, и подними обе, чтобы я видел!

– Твою мать! – в сердцах воскликнул охранник. – Ты кто такой? Полицейский или еще чего?

– Еще чего.

– А, ты из тех, кто шляется без формы и закладывает хороших людей начальству! Свинство какое! Что я тебе сделал, скажи на милость? – Охранник шагнул ближе. – Если меня вышибут, кто будет кормить семью?

– Брось, я сказал!

– Ладно, ладно, брошу, раз уж тебе так приспичило. А убирать будешь сам.

Охранник отбросил предмет, который прятал за спиной. Раздался звон битого стекла, запахло дешевым алкоголем.

– Только деньги зря выбросил… – проворчал он с неописуемым сожалением. – Такое крепкое было пойло – закачаешься!

В кармане у Гарри зазвонил телефон. Волоски на шее снова зашевелились. По всему телу прошло неприятное ощущение сродни ожогу, словно кто-то хлестнул крапивой. Обычно это означало грядущие крупные неприятности.

Оставив охранника глупо хлопать глазами, Гарри выхватил телефон и, держа его возле уха, бросился назад к галерее.

– Стэгг слушает! – рявкнул он.

– Где ты сейчас?

Голос у Итана был ровный, без малейшего оттенка эмоций, и это тоже означало, что надо приготовиться к худшему.

– Я на Фонтейн-сквер. Что, удалось раскопать что-нибудь серьезное? Неужели выяснил, кто натравил на тебя Бранча?

– Получается, что Бранча натравили на Аркадию, а вовсе не на меня, хотя пока не пойму, как сюда вписывается сцена у бассейна.

– На Аркадию?! Значит, все-таки Лоринг? Вот дерьмо, дерьмо, дерьмо!

– Я тоже так думаю.

Гарри несся, взрезая плотный слой народа, как ледокол взрезает толщу льда. Высоченный, выше большинства, он мог видеть поверх голов окно галереи «Эйфория» и Молли за прилавком. Несколько покупателей слонялись между стеллажами, разглядывая товар, прикидывая, что из этого могут себе позволить.

Все казалось как обычно.

За исключением Аркадии, которой в магазине не было.

Спокойнее. Она могла просто выйти в туалет, снять трубку в кабинете или устроить себе небольшой перерыв.

– Перезвоню!

Сунув телефон в карман, Гарри перешел с рыси на галоп. Все глаза устремились на него с изумлением и страхом, когда он ворвался в магазин как бесноватый.

– Где она?! – без предисловий спросил он у Молли, игнорируя шокированных покупателей.

– Кто? Аркадия? – переспросила помощница, на всякий случай отодвигаясь подальше за прилавок. – Она… м-м… ей звонили по личному номеру, и, я думаю, она решила поговорить из кабинета, потому что… вы понимаете…

Отмахнувшись от ее лепета, Гарри в два гигантских скачка пересек небольшой магазин и толкнул дверь кабинета.

Там было пусто.

И вот тогда, впервые в жизни, он понял, что такое настоящий, полноценный страх – страх за дорогого человека.

Поддаться означало потерять голову, наделать глупостей или, наоборот, не сделать чего-то жизненно важного. Усилием воли Гарри справился с желанием пройтись по кабинету, как торнадо, переворачивая мебель и срывая шторы.

Прошло всего несколько минут. Аркадия не может быть далеко.

Включив свет в задней части магазина, где обычно происходил прием товара, он подскочил к двери. Она была закрыта, но, как выяснилось, уже не заперта.

Молли робко высунула голову из кабинета:

– В чем дело, мистер Стэгг?

– Идите и найдите на площади кого-нибудь из службы безопасности! Скажите, что Аркадию похитили, пусть проверят, не тащат ли ее через толпу. Потом вызовите полицию.

– Боже мой!

– Не надо ахать, надо делать дело! – Помощница бросилась прочь.

Гарри, борясь с нетерпением, осторожно выглянул в заднюю дверь и прошелся взглядом по дорожке, что вела к стоянке служебного транспорта.