На хозяйку дома я старалась не смотреть, чтобы не смущать ее разглядыванием. Не всем нравится пристальное внимание, а она была ко мне добра. Но я успела оценить, что хоть и одета она практически в тряпье, но тряпье это чистое и аккуратно заштопанное, а ее седые волосы тщательно причесаны (ни прядки не выбивается) и прикрыты косынкой.

Сама не заметив как, я доела завтрак и озадаченно обнаружила, что чуть не укусила себя за палец. Плохо. Рассеянность я себе позволить не могу.

— Где твой музыкальный инструмент, Рэм? — неожиданно нарушила тишину пожилая женщина.

— Что? Почему вы?..

— Ты же странствующий менестрель, да? Идешь мир повидать, Дагру всю насквозь решил пройти, коли своего дома нет. А благородное сословие своих детей музыкальным премудростям сызмальства обучает. Так где же твой музыкальный инструмент?

— А-а… он…

— Стало быть, лиходеи сироту обидели. Понятно. Разбили они твою… гитару… — мазнула она взглядом по моим пальцам, и я невольно их нервно сжала. — И ты собираешься пока просто петь, чтобы заработать монет на новую. Для менестреля ведь его инструмент — первый кормилец. Так?

— Д-да.

— Лиходеев было трое. Один косой на правый глаз. Второй — с рябой рожей. А третий — с выбитыми передними зубами. Так?

— Д-да…

Я окончательно потерялась в происходящем, но чувствовала, что мне хотят помочь. Пусть не едой или деньгами, но мудрым советом и легендой.

— Вот и попросишься, значит, в компанию к кузнецу нашему. Он через часок поедет в город за покупками. Пообещаешь, что скрасишь путь ему песнями да разговорами. Так?

— Да, — медленно кивнула я.

— Правильно ты решил, путник. Негоже малолетнему сироте шататься по дорогам. А из новостей сам мне что расскажешь? Ничего? Ну тогда я тебе… Севернее наших земель лежит графство, так там ох и много всего произошло. Старый лорд дас Рези скончался от болезни. Вдова его руки на себя наложила в тот же день, горевала сильно. А новый владетель дас Рези, бастард который, лютовал последний месяц. Говорят, сестра его единокровная пропала. Точнее, отыскали уже ее тело, обглоданное волками. И откуда только взялись-то? Чудеса прямо. Сбежала молоденькая дурёха из дому и померла смертью страшной. Одни косточки только и нашли да обрывки платья, по нему и опознали останки.

Я затаила дыхание, боясь выдать себя хоть чем-то. Мама… Моя дорогая мамочка… Все же убил ее Гаспар.

— Бастард-то титул принял, коли он единственным графским потомком остался. Даже королевские дознаватели подтвердили смерть юной графинечки. А стало быть, и некому больше наследовать земли дас Рези.

— Я… не проходил по тем местам. А что еще нового? — тихо проговорила я, не поднимая глаз. Уставилась в столешницу, будто ничего интереснее не видела никогда в жизни.

— А более ничего, милок. Ничего, что могло бы быть любопытно маленькому менестрелю. Все прочие лорды ничем интересным не отличились. Всё по-старому. А ты лучше за собой следи, всё ж мужик, хоть и недоросль, а повадки чисто у девицы на выданье.

Я вздрогнула всем телом и испуганно вскинулась.

— Вспоминай-ка, менестрель, как вели себя отцовские друзья и гости сиятельные, да подражай. Коли уж ты из благородных дворян, пусть и безземельных и обнищавших, то не хорохорься сильно, на рожон не лезь, — всё же ребенок ты еще, к тому же без защиты рода, — но и не пытайся выглядеть как простолюдин. Все равно не выйдет.

— Я…

— Менестрелей народ любит. И накормят в благодарность за песни и музыку, и угол выделят для ночлега. А уж в трактирах да тавернах и заплатят, коли угодишь. А благородные, пусть и нищие, стихам обучены и грамоте, мелодии знают красивые, не чета нам, простым людям. Всё понял?

В меня вперился пристальный тяжелый взгляд.

— Всё! Спасибо, хозяйка.

— Вот и славно, путник Рэм. А фамилия-то твоя какая? Не Дирсаез, случаем?

Я помедлила. Дирсаез — это явная анаграмма от дас Рези. Но я не хочу, чтобы хоть малейший след вел к моему родовому имени. Вдруг умный кто да догадливый встретится на пути.

— Нет, — решительно отказалась я. — Урагус. Но менестрелям ведь ни к чему использовать родовое имя.

— Хорошая у тебя фамилия, — без тени улыбки кивнула загадочная старуха. — Мне всегда нравились эти птички. Голосок у них звонкий, перышки розовые, красивые. А сейчас ступай. Тебе еще с кузнецом договориться нужно, чтобы подвез до города.

— Благодарю вас за гостеприимство, хозяйка, — выскользнула я из-за стола. — Вот…

— Ничего не надо, — отрицательно качнула она головой, увидев, что я потянулась к карману. Хотела ей монетку оставить за еду и ночлег. — Мой срок пришел, и двух недель не протяну. Небось, Неумолимая зачтет мне добрый поступок. Ступай, юный менестрель Рэм. И да хранят тебя все боги, а не только суровая Неумолимая.

Я снова вздрогнула, так как в нашем королевстве любая вера и любое упоминание иных богов, кроме Неумолимой, каралось немедленной смертью. Многие знали, что существует целый пантеон, но подробностей не ведали и детям об этом старались даже шепотом не говорить. Маленькие они, сболтнут, и вся семья на казнь отправится.

Да кто же эта женщина, приютившая меня?! Не верю, что простая необразованная селянка.

Я сделала два шага к двери, но была остановлена последним напутствием:

— Ты, менестрель, скорбь-то свою спрячь. Улыбайся на людях, а горевать будешь, когда тебя никто не видит. Улыбайся, песни пой веселые. Народу хочется радости, тогда и платить хорошо станут. Чужое горе редко кого трогает, у самих бед немало. А вот тех, кто поможет развеять тоску и печаль, снимет тяжесть с сердца песней задорной али музыкой плясовой, ценят и любят. Так что — улыбайся, как бы ни было плохо.

— Благодарю за кров, еду и напутствие, хозяйка, — снова поклонилась я. Но уже так, как лорды склоняются перед леди. Не проста эта женщина, ох и не проста.

Она отмахнулась и вернулась к своему занятию, выискивая в крупе соринки и откладывая их в сторону.

А я вышла из дома, постояла осматриваясь. Рассвело недавно, роса еще не просохла на траве, и было зябко. Закутавшись в плащ, я сначала хотела сгорбиться, чтобы стать меньше и незаметнее, но потом, прокрутив в голове все услышанные только что советы, выпрямила спину и подняла подбородок.

Пусть я для всех теперь буду менестрель, мальчишка-сирота, но из «благородных», а значит, не пристало мне сутулиться и стыдиться себя. К тому же я все равно не смогу вести себя как простолюдин, старуха права. Выдам происхождение неизбежно, ведь манеры и этикет в меня закладывали с рождения. Просто сейчас мне нужно сделать поправку на то, что я временно — мальчишка.

И улыбаться! Ну что ж, я стану улыбаться. Мои боль и горе спрятаны в сердце и душе. Когда-нибудь станет легче, и я смогу веселиться и смеяться по-настоящему, а не потому, что играю роль. А пока я буду выглядеть радостной и беззаботной, раз так надо, чтобы выжить.

И выживу, назло Гаспару и его дружкам. Выживу, уйду далеко, туда, где он меня никогда не найдет. И начну всё с чистого листа.

Из кузни, располагавшейся на другом конце небогатого селения, шел черный дымок и доносился металлический стук. Кузнец или его помощник уже занимались делами. Вот туда я и направилась.

Заглянув во двор, обнаружила телегу, запряженную флегматичной крепкой кобылой. Из-за дома доносились два голоса: хриплый мужской, отдающий указания, и ломающийся мальчишеский. Вероятно, кузнец оставлял распоряжения подмастерью на время своего отсутствия.

— Эй! Хозяева! — крикнула я, стоя у калитки.

— Ну? — шагнул из-за угла здоровенный лысый мужик с суровым лицом. — Кто таков? Чего надобно?

— Менестрель я, хозяин, — улыбнулась я, втягиваясь в роль. — Мне одна птичка весть принесла на хвосте, что вы в город собрались. Не возьмете попутчика? Денег нет, — развела руками, — но оплатить дорогу смогу песнями да сказками.

— Кажется, той птичке пора хвост ощипать, — прищурившись, осмотрел меня кузнец. — Плащ распахни!