— Слишком сильно — это недостаточно, Чикаго, — пробормотал он. — Задуши меня своей любовью… — Он полез в карман, достал жемчужное ожерелье и застегнул его на ее лебединой шее. — Я сохранил те бусинки, которые ты роняла на дорогу, чтобы указать мне путь, отдал их нанизать, и теперь ожерелье как новое. — Его указательный палец скользнул по нитке жемчуга, охватывающей шею. — Я хочу, чтобы каждая из этих бусинок напоминала тебе о том, что с нами было, и о том, что еще будет.

Дру внезапно резко отстранился, и она нахмурилась, ничего не понимая.

— Боже всемилостивый, я совсем забыл! — Крепко взяв ее за руки, Дру повел Тори на балкон.

— Что, Бога ради?.. — Она остановилась на полуслове, заметив в лунном свете, что окружающий пейзаж как-то изменился. На расстоянии пятидесяти ярдов от дома росли две стройные трехфутовые сосны, которых совсем недавно здесь и в помине не было. Ее густые ресницы взлетели вверх, и она увидела, как Дру с усмешкой смотрит на нее.

— Мы посадили два вечнозеленых дерева по обеим сторонам парадного входа, так что, куда бы ты ни взглянула, ты увидишь символ моей любви к тебе. Вечной.., как вечнозеленое дерево… — Дру положил мускулистую руку на плечо Тори и прижал ее к себе, так что она почувствовала биение его сердца.

Поток счастливых слез хлынул по ее щекам, и Дру смахнул их тыльной стороной ладони.

— Не надо слез, Чикаго, — прошептал он. — Я хочу слышать только твой смех и греться в лучах твоей любви. — С лукавой улыбкой Дру взглянул через плечо в сторону спальни. — Какой у нас сегодня джем?

Воспоминание о том волшебном утре, которое было, казалось, целую вечность тому назад, тронуло губы Тори озорной усмешкой.

— Персиковый.

Дру легко поднял ее на руки и отнес на постель.

— Самый мой любимый, — пробормотал он, а голубые глаза его сверкали в предвкушении предстоящего.

Когда Дру навзничь упал на кровать, прижимая к себе Тори, ее нежный смех затопил его. Фиалковые глаза мерцали в свете лампы, освещавшей их комнату, серебристо-пепельные волосы напоминали гриву Лунного Огня, и Дру чувствовал себя на вершине блаженства. Он хотел провести всю свою жизнь в нежных объятиях Тори, наслаждаясь любовью, на которую он никогда не смел надеяться. Он всегда считал, что его женатые братья стали несдержанными и сентиментальными, женившись на женщинах своей мечты. Но Дру и сам сейчас чувствовал, что стал несдержанным и сентиментальным. Эта ослепительная фея сломала барьеры, сковывающие его чувства, и их бурлящий поток, точно гейзер, вырвался наружу.

— Господи, Чикаго, те чувства, которые я испытываю к тебе, столь ослепляют меня, что я просто не могу выразить их словами, — расстроенно выдохнул он.

Руки Тори скользнули под его рубашку, дразняще касаясь его мускулистой груди, и она с явным намеком просунула колено между его ног.

— Если слова даются тебе так тяжело, Монтана, почему бы тебе не показать, как сильно ты меня любишь. Я бы даже предпочла это…

Дру нарочито медленно провел загорелыми пальцами по ее плечу, дюйм за дюймом сдвигая вниз платье и открывая своему ненасытному взору белоснежную кожу.

— С удовольствием, Чикаго. — Его голос звучал глухо, нежность к ней сжимала ему горло. — Я надеюсь, у тебя нет других планов на сегодня. Я намерен очень подробно рассказывать тебе о своей любви.

Его соблазнительная улыбка и блеск страсти в глазах убеждали Тори в том, что он будет любить ее всю ночь, и это компенсирует ночи, потерянные из-за непонимания и препятствий, стоявших между ними в последние несколько дней.

— Интересно, ты хоть раз мог бы назвать меня по имени? — проговорила она, а руки ее изучающе касались сильного мужского тела.

— Викторией звали того не по летам развитого ребенка, которого я встретил три месяца назад, — прошептал Дру, стягивая с нее голубое атласное платье, мешавшее ему видеть каждый дюйм ее восхитительного тела. — А Чикаго — это прозвище, которым я тебя дразнил, а себе напоминал, как далеки мы друг от друга. — Сдержанная улыбка коснулась уголков его чувственных губ, когда он коснулся ими губ Тори. — Но есть одно имя, которым я буду называть тебя впредь с этого дня, — Моя Единственная Любовь…

Дру выражал свою преданность так, как ей даже не могло присниться. И когда двое влюбленных отправились в самое сокровенное путешествие, лунный свет Монтаны освещал вечнозеленые деревья, посаженные Дру и его братьями в знак его любви к пылкой фее, которая научила его, что такое любовь. Дру снова и снова доказывал ей, как она необходима ему.

Тори, не желая оставаться в долгу, изобретала все новые способы поразить этого гиганта, который стал ее солнцем. Она благодарила свою счастливую звезду за то, что Дру похитил ее со свадьбы и открыл ей новую жизнь, наполненную калейдоскопом восхитительных эмоций. Теперь, когда у нее была любовь Дру, ей ничего больше не хотелось. Он научил ее жить полной жизнью, любить сердцем, телом и душой…

— Я обожаю тебя, — пробормотал Дру голосом, прерывающимся от переполнявших его чувств.

— Я знаю, Энди Джо, — прошептала она, и сверкающие фиалковые глаза встретились с его бездонно-голубыми.

Густая бровь Дру вопросительно прогнулась.

— Ты ничего не хочешь мне сказать в ответ? — Он страстно хотел услышать от нее признание в любви, чтобы оно мягким эхом звучало в его мозгу.

Хитрая улыбка коснулась ее губ.

— Конечно, хочу… — Изящным пальчиком она указала на стол. — Принеси мне персиковый джем.

Громкий смех вырвался из горла Дру, когда Тори взяла банку и написала джемом слово “Люблю” у него на груди. Ее шалости забавляли его.., до тех пор, пока она не придумала весьма оригинальный способ стирать написанное.

Постепенно их игра переросла в огненную страсть.

И Дру отдался кипению чувств в глубине своей души и той всепоглощающей любви, которую он испытывал к этой белокурой нимфе.