Эдгар отрицательно покачал головой.

— Калеб достаточно пострадал от моей идиотской одержимости и безумного стремления Гвен к влиянию и процветанию. Это она отправила Калеба искать золото. И как только он уехал, она прибежала ко мне, чтобы расторгнуть свой брак. Но Гвен отказывалась признаться другим, что ты — моя дочь. Ее репутация всегда значила для нее больше всего на свете. Ей было выгодно говорить всем, что Калеб — эгоистичный бродяга, бросивший жену и ребенка. Гвен использовала всеобщую жалость к себе, чтобы подняться к вершинам общества, что было для нее так важно. Я слишком поздно понял, что она никогда не любила меня и хотела получить только мои деньги. Когда я предложил ей рассказать тебе правду, она пригрозила, что заберет тебя и уйдет. Она бы отняла у меня моего собственного ребенка ради спасения своей репутации. А потом ты стала тем мечом, который она постоянно держала над моей головой. Я терпел ее высокомерие только ради того, чтобы быть рядом с тобой, смотреть, как ты растешь, становишься красивой девушкой, я просто не мог отпустить тебя…

Голос его сорвался, и прошло немало времени, прежде чем Эдгар сумел взять себя в руки и продолжал:

— Теперь, может быть, ты поймешь, почему я настаивал, чтобы ты стала моей наследницей, хотя я считался только твоим отчимом. Двадцать лет я нес этот крест и боялся, что ты так никогда не узнаешь правды и не будешь относиться ко мне как отцу. Я хранил эту тайну так долго, что, может быть, и не признался бы тебе, если бы Дру не настоял на этом. — Он задумчиво наморщил лоб. — Но как, черт возьми, ты догадался? — спросил он у Дру.

Дру посмотрел на Тори, а затем улыбнулся Эдгару.

— Я понял это с первой минуты, как встретил вас обоих. Выражение лица, разрез глаз и сходство улыбки заставили меня задуматься в тот день, когда я увидел тебя и Тори на ступенях церкви. Но я решил забыть об этом сходстве и считал его причиной того, что вы прожили под одной крышей десять лет. Но как только ты приехал в Вирджиния-сити, я вновь и вновь стал замечать это. Тот факт, что ты десять лет ждал, чтобы жениться на женщине, которую любил с детства, заставил меня поломать голову, — добавил. Дру задумчиво. — Я решил, что в этой истории есть еще много другого, кроме того, что я слышал от Калеба. То, что ты несколько раз приходил на помощь Тори, подкрепляло мои сомнения.

Эдгар посмотрел на страдающее лицо Тори. Печальная улыбка появилась на его губах.

— Любовь может иногда приносить несчастье. Тори. Я чувствую, что десять раз заплатил за свое увлечение, и не хочу, чтобы ты испытала такие мучения. Меня вынудили жить во лжи и любить безответно. Но, может быть, как раз тебе и Дру посчастливилось поймать свою птицу счастья.

Его рука сильно сжала руку Тори.

— Любовь может быть несчастьем или сокровищем. Я желаю вам того, чего не было у меня самого. Бог послал тебе мужа, который любит тебя настолько, что, не обращая внимания на мнение окружающих, протащил лошадь через холл гостиницы, только для того, чтобы привлечь твое внимание. И у тебя два отца, которые нежно тебя любят. Калеб относится ко мне с симпатией. Между нами очень много общего. — Слабая улыбка промелькнула на его губах. — Мы оба влюбились не в ту женщину. Мы оба обожаем нашу дочь.

На минуту Тори задумалась над десятью годами своей жизни, ругая себя за то, что держала Эдгара на расстоянии, тогда как он всегда был добр и участлив. Ей было трудно признать сказанное им, но она не могла презирать его. Он благородно не позволил Калебу усомниться в том, что Гвен была ему верна, хотя их брак и не был счастливым. Гвен никогда не умела любить и так и не узнала, что значит жертвовать собой. За это Тори жалела ее. Гвен сделала несчастными двух своих мужей. Тори не хотела, чтобы Калеб или Эдгар страдали еще больше.

— Пусть это будет нашей тайной, если ты так хочешь, отец, — прошептала Тори, крепко обнимая Эдгара. — Мне очень жаль, что я не поняла всего, когда мы жили вместе.

— А я жалею, что не сообщил Калебу раньше о твоей дурацкой помолвке с Хубертом, — ответил Эдгар, прижав Тори к себе и гладя ее по голове. — К тому же ты так долго оттягивала день свадьбы, что Гвен вмешалась и сделала это за тебя. Какое счастье, что твой теперешний муж явился вовремя. Я уже перестал надеяться на помощь Калеба.

Дру улыбнулся Эдгару.

— Я не понимал, почему ищейки не бросились за Нами в погоню, как только мы кинулись наутек, — сказал он насмешливо.

— Если бы все было так, как хотели Гвен и Хуберт, свора собак и детективов преследовала бы вас по пятам, — признался Эдгар. — Я не посылал агентов Пинкертона так долго, как только мог, уверяя всех, что ты можешь прислать записку с требованием выкупа. Я дал вам столько времени, сколько смог, не вызывая их подозрений.

Тори взяла под руки Дру и Эдгара и повела их к гостинице.

— Нам лучше присоединиться к Калебу, прежде чем он начнет нас искать.

Счастье переполняло сердце Тори, когда она вошла в холл гостиницы. У нее было такое чувство, как будто она ступала по облакам. Наконец-то она заслужила любовь Дру и обрела обоих своих отцов!

Тори нетерпеливо ходила по спальне, недоумевая, что могло задержать Дру. Он отправил ее наверх, обольстительно улыбаясь и подмигивая, и обещал присоединиться к ней, как только закончит какое-то дело. Но как она ни пыталась, ей не удалось выведать, что же это такое…

Дверь скрипнула, и, подняв голову. Тори увидела могучего гиганта, заполнившего весь дверной проем. Даже сейчас, одним своим присутствием Дру заставлял ее сердце учащенно биться. Он был так полон жизни — больше, чем какой-либо другой мужчина из тех, кого она знала, и она так сильно его любила, что иногда даже пугалась этого. Завоевав его любовь, Тори боялась даже думать о том, что когда-нибудь может потерять ее…

Эта сентиментальная мысль заставила Тори броситься в объятия Дру, сжимая его так сильно, что он едва мог дышать. Когда она почувствовала, что широкая грудь Дру сотрясается от беззвучного смеха, она откинула голову назад, чтобы взглянуть в его лицо, резкие черты которого сейчас смягчала улыбка.

— И за что мне подвалило такое счастье, Чикаго? — спросил он, целуя кончик ее вздернутого носика.

— За то, что ты полюбил меня, когда я думала, что ты до этого никогда не дойдешь, — ответила она и, привстав на цыпочки, одарила его пламенным поцелуем. — Правда, тебе для этого потребовалось слишком много времени, Монтана. Ведь любовь смотрела тебе прямо в лицо, а ты ее не узнавал.

Улыбка сбежала с лица Дру. Он поднял свою большую руку и с любовью коснулся нежного личика Тори.

— По правде сказать, я думал, что ты слишком хороша для меня. — Его глубокий баритон звучал мягко и чуть хрипловато. — И ты была такой невинной девочкой, когда впервые призналась мне в своей любви. Я был уверен, что ты испытываешь только наивную влюбленность, от которой к концу нашего путешествия и следа не останется.

— Мое чувство было совсем не временное, — заверила его Тори. Она положила руки ему на плечи и игриво улыбнулась. — Я всегда знала, чего хочу, но ты был слишком жаден, чтобы мне это дать.

Руки его скользнули вдоль ее талии и остановились на бедрах.

— Знаешь, я думаю, что полюбил тебя в тот момент, когда ты всходила по ступеням в церковь, точно печальная маленькая принцесса из сказки. — Он опустил голову и коснулся ее губ. — Я позавидовал Хуберту за то, что он получит такую награду, которой совсем не заслуживает. И чем дольше я общался с тобой, тем больше желал, чтобы ты осталась со мной навсегда. Я хотел, чтобы из наивной неопытной девчонки ты стала взрослой женщиной, которая смогла бы жить в моем мире. А когда мне это удалось, я был уже не в силах расстаться ни с тобой, ни с воспоминаниями…

Его нежное признание тронуло ее душу, и она наградила его улыбкой, сверкающей, как лунный свет Монтаны.

— Я люблю тебя так сильно… Наверное, даже слишком сильно…

Дру отрицательно покачал головой.