— Ну разумеется! — поспешил заверить ее Бен. Расти медленно поднялась с кресла. Она дрожала.
— Не знаю, как вас и благодарить, — сказал Бен и тоже поднялся.
— Не стоит. Надеюсь, я была вам полезной.
— Конечно! Огромное вам спасибо.
Он не забыл поблагодарить за содействие и миссис Бланшар, а потом направился к выходу. Расти проводила его.
— Мистер Бэрдет, — вдруг сказала она, когда Бен уже собирался выйти за дверь. — Я забыла спросить вас, а зачем вам понадобилось так подробно узнавать судьбу Дженнифер? Почему вы ею так интересуетесь?
Бен улыбнулся и внимательно посмотрел в зеленые, как у кошки, глаза Расти.
— Почему? — повторил он. — Потому что, сдается мне, я нашел Элисон Паркер.
— За последние шесть или семь лет, — начал свой рассказ доктор Тагуичи, — ее клали в больницу несколько раз. Хотя диагноз был ясен с самого начала. Но что странно: несмотря на свой тяжелый психоз, она проявляла симптомы и других болезней.
— Я вас что-то не понимаю, — признался Бен. Они направились к больничному корпусу через ухоженный зеленый дворик.
— Видите ли, — продолжал врач, — в большинстве случаев мы наблюдаем комплекс характерных симптомов, которые позволяют нам безошибочно установить у больного шизофрению. А вот у Дженнифер Лирсон проявились еще и другие депрессивные и параноидальные тенденции. Она всегда была напряжена, подозрительна, а иногда даже враждебно и агрессивно настроена. И при этом она постоянно развивала одну и ту же теорию преследования, которую никогда не меняла, а только расширяла год от года.
— И что же это за теория?
Тагуичи рассказал ему о всех навязчивых страхах Дженнифер, и рассказ его был очень похож на то, что сам Бэрдет чуть раньше слышал от Гатца. Тогда он спросил доктора, а что если во всем этом есть доля правды? И Тагуичи, к его удивлению, согласился, что это вполне возможно и частично даже соответствует истине, а потом продолжил рассказ:
— Но даже если предположить, что этот бред преследования насчет заговора против нее католической церкви и имеет под собой какие-то основания, то все равно кроме него у Дженнифер возникала и масса других версий, которые уж точно никак не назовешь истинными. Так, она убеждена, например, что священники постоянно выслеживают ее с целью убить. Был, правда, и еще один вариант: она считала, что ее хотят захватить и сделать преемницей ее подруги Элисон Паркер, то есть живой жертвой церкви, выполняющей роль некой Божьей стражницы на Земле. Вообще, судьба и личность Элисон занимали очень большое место в ее голове. И вместе с этим у нее начался бред величия. Она возомнила о себе, что является никем иным, как самой девой Марией. А потом появились галлюцинации. Она слышала голоса, видела устрашающие картины. Сначала ей померещилось, будто ее сжигают на костре, как Жанну д'Арк, потом показалось, что у нее начало расти сердце… Мистер Бэрдет, это классический случай осложненной галлюцинаторно-параноидной шизофрении. Но, как я уже говорил, кроме этого у нее есть признаки и других расстройств психики. Так, с некоторого времени у Дженнифер начались речевые нарушения. Иногда было совершенно невозможно понять, что она хочет сказать. Потом она заговорила отдельными словами, словно это были какие-то одной ей понятные символы, а затем стала отвечать на любые вопросы уже совсем абсурдной «словесной окрошкой». У нее наступала немота, эхолалия, вербигерация
— короче, все возможные расстройства речи. И каждый раз, когда ее снова доставляли сюда, эти симптомы все больше усиливались. Менялась и ее внешность, и поведение. А как-то раз мы застали ее за весьма удручающим занятием — она поедала собственные экскременты.
Бен скорчил такую гримасу, словно его вот-вот должно было вырвать.
— И кроме того, она совсем перестала реагировать на окружающую действительность, потеряла всякую способность эмоционального восприятия мира.
— Доктор… Но вы ведь описали мне абсолютного инвалида! Как же вы могли в таком случае выпускать ее из больницы?
Тагуичи медленно кивнул, словно крепко задумался над этим вопросом. К этому времени они уже миновали двор и теперь подходили к большому кирпичному зданию с правой стороны.
— Понимаете, поначалу мисс Лирсон добровольно принимала курс лечения. Тогда еще ее болезнь поддавалась контролю, и мы имели возможность на время выпускать ее, когда не было обострении. Дома она сама принимала лекарства, которые мы ей рекомендовали. Когда какой-то препарат переставал действовать, мы назначали новый… Мы пробовали и различные методы психотерапии, правда, к сожалению, без особого успеха.
— А возвращалась она к вам добровольно?
— О нет! Каждый раз ее доставляли к нам силой родители. Несколько раз она пыталась изувечить себя, а однажды чуть не убила какого-то мужчину, который, очевидно, пытался расплатиться с ней за сексуальные услуги. К тому же галлюцинации стали учащаться и приобрели затяжной характер.
Бен и доктор поднялись на второй этаж и двинулись вперед по длинному белому коридору.
Бен тяжело вздохнул.
— Может быть, мне удастся как-то улучшить ее состояние, — робко предположил он. — Может, то, что я ей расскажу, как-нибудь сдвинет дело с мертвой точки?
— Боюсь разочаровать вас, мистер Бэрдет, — грустно покачал головой доктор, — но она — одна из неизлечимых пациенток нашей больницы Это очень тяжелый случай. Хотя, конечно, это только мое личное мнение. Правда, оно подтверждается тем, что мы сейчас увидим… Но даже если бы она находилась сейчас в параноической фазе, вы вряд ли смогли бы поговорить с ней. Дело в том, что вот уже четыре года после принудительного помещения сюда дела у мисс Лирсон идут все хуже, и, вероятно, сейчас она находится уже в самой последней стадии заболевания.
Бен непонимающе посмотрел в глаза доктору.
— Она стала кататоником.
— Кем? — переспросил Бен.
— Видите ли, мистер Бэрдет, она совсем утратила связь с действительностью. Сейчас такое состояние встречается довольно редко, но раньше оно было весьма распространенным среди подобных больных. Современная терапия в большинстве случаев позволяет вывести человека из этого состояния. Но, к сожалению, ни один из существующих методов на мисс Лирсон не подействовал. Ей не помогли ни нейролептики, ни инсулиновые комы, ни электрошок. Ничего. Вот уже два года она неподвижно лежит на своей кровати, иногда проявляя полную каталепсию — ее конечности остаются в том положении, которое вы им придаете, постоянно течет слюна… Короче, сейчас сами увидите. — Заметив ужас и отчаяние в глазах Бена, доктор лишь сочувственно поглядел на него и беспомощно развел руками.
Наконец они остановились перед одной из дверей, врач открыл ее, и они вошли внутрь.
Бен едва сдержал крик. Ему сразу стало невыносимо плохо. Казалось невероятным, что женщина, которую он сейчас видит, была когда-то красавицей. Перед ним лежала грязная уродливая старуха. Сморщенное пожелтевшее тело, лицо без всякого выражения и пустые бессмысленные глаза.
Пока они стояли в палате, доктор продолжал рассказывать о незавидном состоянии Дженнифер. Один раз Бену даже почудилось, что она пошевелила губами, но потом он понял, что, конечно, ошибся. Он пробовал заговорить с ней, перечислял имена, которые могли бы, по его мнению, разбудить ее спящий мозг: Элисон Паркер, Майкл Фармер, следователь Томас Гатц, монсеньер Франкино… Но она была немой и безучастной ко всему, оставаясь в аду, созданном ее собственным рассудком. Бен почувствовал, что еще немного — и он сам начнет сходить с ума. Он с тревогой посмотрел на Тагуичи. Но сейчас он не мог позволить себе проявить слабость перед этим врачом Бен попытался улыбнуться.
— К сожалению, мы ничего пока не можем с ней сделать, — как бы извиняясь, сообщил доктор. — Но мы, конечно, не оставляем надежды и продолжаем пробовать разные методы…
Бен тоскливо оглядел палату: деревянная кровать, простенький стол из струганных досок, голые серые стены. Такие комнаты описывались в классических книгах. Наверное, в них даже можно было жить когда-то в девятнадцатом веке…