Энни бежала к главной дороге, на которой они застряли вчера. Голоса преследователей звучали все ближе. Она чувствовала, что начинает слабеть от потери крови и почти ничего уже не видит перед собой… Ничего, кроме мягкого света впереди, который возник совершенно неожиданно, как только она взобралась на невысокую каменную стену, внезапно вставшую на ее пути, а потом спрыгнула с нее с другой стороны. С каждой секундой свет становился все ярче и, казалось, исходил откуда-то из-за деревьев по ту сторону дороги. Хотя, насколько она помнила, ничего подобного они с Бобби не проезжали.
Шаги преследователей вывели ее из временного оцепенения. Энни мельком глянула через плечо. Трое мужчин уже стояли на каменной стене и смотрели вниз, не обращая никакого внимания на проливной дождь. И Энни снова побежала вперед, отчаянно продираясь сквозь густые ветви деревьев. Она бежала к этому яркому свету. Хотя, может быть, он был просто обманом зрения или игрой ее воображения… Может, там и нет никакого света, а есть лишь дьявольский трюк природы, мираж, вызванный ее отчаянием?.. Но если это действительно только сон, думала она, с трудом пробиваясь вперед, то кошмар обязательно должен кончиться. Как только она откроет глаза. И окажется, что Бобби лежит рядом с ней и давно уже спит. И огонь в камине горит по-прежнему ярко. А в комнате тепло и спокойно. Только бы все это оказалось страшным сном!.. Энни застонала, услышав, как старик окликнул ее по имени. Откуда он мог знать, как ее зовут?
Девушка спустилась в небольшую лощину и снова бросила взгляд в сторону странного мелочно-белого зарева. Да, теперь она видела его совершенно ясно. Это не был обман зрения или галлюцинация. И до источника света оставалось уже не больше ста футов. Она удвоила свои усилия, сознавая при этом, что преследователи нарочно идут за ней не спеша, словно наслаждаясь ее отчаянием. И тут, откинув в сторону сразу несколько тяжелых ветвей, Энни очутилась на небольшой лужайке. Прямо перед собой она увидела сутулую женскую фигуру в одежде монахини. Это от нее исходило то удивительное сияние, которое так манило девушку. Распухшие глаза старухи были затянуты пеленой катаракты, а кожа пожелтела и сморщилась, как глина на солнце. Тонкие синюшные губы ее беззубого рта были плотно сжаты, а неподвижное восковое лицо обрамляли высохшие седые волосы. Женщина медленно и тяжело дышала, сжимая в руках золотое распятие.
Энни приблизилась к монахине и упала к ее ногам. Следом за ней на лужайку выбежали трое мужчин, но тут же остановились. Увидев монахиню, подростки немедленно отступили и скрылись в тени деревьев. Однако старик остался. Правда, он выронил нож и, подойдя чуть поближе, начал сильно трястись.
— Ты, Божья п…а! — в бессильной ярости заорал он. Энни съежилась. Его голос, словно кнут, хлестал ее по ушам. Она затравленно взглянула на старика, потом — с мольбой и надеждой — на монахиню.
Старик тянул к монахине свой скрюченный указательный палец.
— Я проклинаю тебя, сестра Тереза! — скрипучим голосом выкрикивал он.
— И я еще припомню тебе этот день!.. Так и знай: твоя служба скоро закончится. — Он сделал еще шаг вперед. — И тогда мои слуги переступят эти границы. Я, Чарльз Чейзен, говорю тебе, что этот миг уже близок!
Энни прижалась головой к ногам монахини, и вдруг земля рядом разверзлась и задрожала, а глаза девушки заломило от ослепительно яркого света. Все ее тело нестерпимо ныло, в ушах стоял звон и голова раскалывалась. И тут все завертелось у нее перед глазами. Энни пронзительно закричала и закрыла лицо руками.
Но вдруг настала полная тишина. Девушка медленно подняла голову. Капли дождя падали ей на лицо. Монахиня исчезла. Исчез и старик, назвавшийся Чарльзом Чеивеном. У ее ног лежал только его нож.
Она подняла его и направилась к краю лужайки, бессмысленно глядя перед собой, но не видя вокруг ничего.
Слеза покатилась по ее щеке. Энни почувствовала, что замерзла, как статуя в парке.
Март 1979 года
Стрелки часов на Банко ди Рома приближались к полуночи, когда большой черный «мерседес» выехал из темного переулка на залитую светом Виа дель Тритоне, свернул налево и покатил к Ватикану, пристроившись в среднем ряду за полицейским автобусом.
На заднем сиденье «мерседеса» темнела фигура одинокого пассажира — пожилого монсеньера Гульельмо Франкино. Он задумчиво смотрел на дома, мимо которых проплывала машина. У него было строгое, но не лишенное выразительности лицо. Свои руки, покрытые частыми завитками седых волос, он держал на коленях, крепко сжимая ими две толстых картонных папки. Это был крупный румяный человек атлетического телосложения с резкими чертами лица, характерными для северных провинций Италии. Но на лице этом лежала и холодная печать отрешенной замкнутости — результат долгих лет, проведенных в одиночестве, пока он изучал священную историю и богословие под руководством кардинала Луиджи Реджани, возглавлявшего Управление Делами Ватикана и Духовную академию.
Машина проехала мимо церкви Тринита-ден-Монти, затем через площадь Пьяцца-дель-Пополо, пересекла Тибр, въехала на площадь святого Петра и, наконец, остановилась перед папской резиденцией. Через несколько минут к «мерседесу» подрулила вторая машина. Франкино сидел в автомобиле, не шевелясь, взор его был устремлен вперед. Дверца второй машины открылась. Послышались приглушенные шаги. И вот за стеклом показался сам кардинал Реджани. Он приветливо улыбался.
Франкино вышел из «мерседеса», и они сердечно обнялись.
— Я боялся, что вы не получите моего послания, — начал Реджани, направляясь к зданию.
— Я получил его сразу же, как только вернулся с озера Комо, — ответил Франкино, не переставая улыбаться.
Реджани откашлялся и положил себе в рот маленькую капсулу какого-то лекарства.
— Документы у вас с собой? — осведомился он.
— Да. — Франкино показал ему папки, которые так и держал в руках.
— А как чувствует себя сестра Анжелина? — продолжал расспрашивать кардинал.
— Я постараюсь навестить ее завтра же, — отвечал его спутник.
Наконец они дошли до массивной двери в самом конце длинного коридора, Реджани нажал кнопку звонка. Через несколько секунд дверь отворилась, и секретарь Папы пригласил их в приемную.
Папа, невзрачный мужчина невысокого роста с правильными римскими чертами лица, сидел за старинным письменным столом неаполитанской работы. Когда секретарь закрыл дверь кабинета, Папа сразу же встал. Франкино и Реджани поприветствовали его, на мгновение преклонив колени, и отступили немного назад, дожидаясь, пока тот усядется в свое массивное кресло.
— Я буду молиться за вас, сын мой, — произнес Папа, пристально глядя на монсеньера Франкино.
— Ваше святейшество… — почтительно ответил Франкино и вежливо поклонился, всем своим видом демонстрируя уважение.
Наступила тишина. Погруженный в свои мысли, Папа подозвал жестом Франкино и указал рукой на его папки.
Франкино подал ему первую.
— Здесь сведения о сестре Терезе — Элисон. Паркер, — пояснил он почти шепотом.
Папа быстро просмотрел материалы и вернул папку.
— А здесь информация о преемнике, — сказал Франкино, передавая ему вторую папку.
Эти бумаги Папа читал уже более внимательно и, наконец, выразил свое удовлетворение, коротко кивнув. Затем положил папку на стол и в ожидании откинулся на спинку кресла.
Секретарь открыл шкаф в углу кабинета и достал ив него тяжелый фолиант в кожаном переплете, украшенном старинной флорентийской гравюрой. Он не спеша раскрыл книгу, положил ее на стол рядом с папкой и степенно вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Папа надел пенсне и начал читать.
Франкино собрался с силами и приготовился к мучительному неподвижному стоянию в течение нескольких часов. Ему уже доводилось проходить через подобное испытание, когда он сам читал вслух эту книгу во время бдения у гроба своего предшественника монсеньера Вилкинса. Тогда его интуиция выделяла в тексте некоторые места, заставлявшие Франкино с содроганием думать о предстоящей неминуемой схватке с самим Чарльзом Чейзеном. Теперь же, оставаясь неподвижным, он постепенно впал в глубокое оцепенение, из которого, однако, его быстро вывели произнесенные Папой слова из послания архангела Уриила к архангелу Гавриилу:
