Один раз это ее чуть не погубило — нога скользнула по внутренностям, Амина потеряла равновесие и начала заваливаться назад, неловко вскидывая руки.

Я увидел это лишь краем глаза и тут же развернулся прямо на бегу, прыгнул спиной вперед, натягивая в падении лук и выпуская стрелу в камни под Аминой.

Я не знаю, что заставило меня это сделать, и в любой другой ситуации я бы, наверное, это не повторил…

Но в стрелу за мгновение до выстрела, помимо пранового заряда, я вложил еще и желание, чтобы эта прана сформировалась во что-то опреденное. Говоря конкретнее — я захотел, чтобы она приняла форму наклонной плоскости, стоящей к полу ровно под таким углом, под каким будет Амина в тот момент, когда стрела коснется камней. Ничего лучше я придумать не смог.

Но этого было достаточно.

Когда стрела коснулась камней, она то ли разбилась об них, то ли была поглощена ими — не знаю точно, я видел лишь как она прямо на глазах истаяла, от наконечника до хвостовика, будто ударилась не в камень а в раскаленную магму.

Но из того места, в котором пропала моя стрела, в тот же момент вырвалась яркая фиолетовая узкая плоскость! Шириной ровно в камень, из которого начиналась, плоскость просуществовала одну коротую секунду — ровно столько, сколько было нужно, чтобы поддержать Амину и не дать ей упасть!

А потом на камни упал я — так же, как и летел, спиной вперед. Едва ли я успел запомнить расположение камней туда, куда упал, но, к счастью, обошелся без серьезных ушибов, и даже смог кое-как превратить падение в перекат и довольно быстро оказаться снова на ногах.

Амина тоже смогла устоять. Сотворенной мною плоскости уже не было, зато Ратко снова бежала мне навстречу, хоть и неловко наклонившись вперед, будто с трудом ловя равновесие.

А волна скопий висела у нее практически на пятках.

Я отшагнул правой ногой назад, вставая левым боком к надвигающейся угрозе, и снова поднял сияющий лук, стрела на котором рассекала тьму ярким световым лучом.

А еще две стрелы — просто лежали, ожидая своего часа.

С реальным луком я бы никогда не смог такого провернуть, только если бы у него были три полки. Двумя стрелами еще можно выстрелить, расположив вторую на указательном пальце лучной руки, и то это будет жутко неудобно, и, скорее всего, жутко неточно.

Тремя же выстрелить возможно только если разворачивать лук горизонтально.

Физический лук.

Но сейчас в моих руках порождение моей же праны, и я могу располагать его в пространстве как хочу. Хоть пристроить стрелы вместо тетивы, а стрелять голыми хвостовиками.

Поэтому и три стрелы могу зарядить. И выстрелить могу. И попасть, куда только ни захочу, даже если это три разные точки — например, потолок коридора, пол коридора и самый центр коридора! Пустота, в которой стрела засядет, остановится в той точке, в которой я захочу, чтобы она остановилась — не проблема! И заложить в стрелы все, что захочу — тоже смогу! Вообще похеру!

Я — стреломант!

И, когда Амина пробежала мимо меня, когда вал стрекочущих и шуршащих многоножек на стенах, навис надо мной, я выстрелил.

Стрела ушла вертикально вверх.

Стрела ушла вертикально вниз.

Стрела повисла в воздухе, едва оторвавшись от лука.

И исчезла.

А потом все пространство коридора перекрыло сплошной прановой стеной — точно такой же, какой Персефона прикрывала Амину от моих стрел на тренировке!

Прана вырвалась снизу, прана вырвалась сверху, и в самой слабой точке, где ее могло не хватить — в центре, я тоже подстраховался, подвесив там еще одну заряженную стрелу!

Вал скопий ударился в прозрачную фиолетовую стену, мгновенно затянул ее, скрыл под своими телами! Многоножки бесновались, отделенные от меня такой тонкой, но совершенно непреодолимой преградой, видели меня в каком-то дециметре, но не могли добраться! Много, очень много, столько, сколько я только смог себе вообразить, слоев тончайшей прановой пленки отделяли меня от них и не было никакой возможности ее преодолеть.

По крайней мере, быстро.

Щелк! — лопнул один слой. Какая-то скопия решила попробовать прановую стену на зубок.

Щелк! — лопнул еще один. От моего пранозапаса, моего пранового двойника, словно бы резким щелбаном выбили крошечный кусочек, который тут же испарился. Оставшаяся прана спешно затянула появившуюся крошечную прореху, но…

Щелк! Щелк! Щелк!

То ли эти твари и вправду как-то обмениваются информацией, то ли у них просто такой рефлекс — все грызть, но слои прановой стены посыпались один за другим! Дырки в моем прановом теле стали появляться с такой скоростью, словно его расстреливали из пулемета, и совершенно ясно становилось — долго так не продлится! Поддерживая стену собственным пранозапасом, я автоматически дал скопиям возможность полностью истощить меня, когда падет последний слой.

А значит — надо бежать.

Не в том смысле, что я не собирался бежать…

Просто надо бежать прямо сейчас!

И, развернувшись, я побежал вслед за Аминой, которая успела ускакать на добрых десять метров вперед.

Те скопии, которых она отбросила вперед, все еще были тут — они за стену не попали. Чувствуя, как с каждой секундой, буквально на глазах, тает мой пранозапас, я даже не рисковал доставать лук — предоставлял скопий Амине, благо, она довольно ловко с ними справлялась. Если же находилась какая-то тварь, которая пропускала мимо себя девушку, но решалась потом напасть на меня — я сбивал ее в воздухе ударом ноги, а то и кулаком, и растаптывал по камням.

Поодиночке они оказались совершенно не опасными. Не опаснее собаки.

Стена лопнула, когда до спасительного выхода, который даже отсюда казался достаточной ширины, чтобы не пришлось мучиться с его расширением, оставалось метров двадцать.

Говоря вернее, стена не лопалась. Это я ее убрал, решив оставить хоть чуть-чуть праны, хотя бы на один выстрел, на всякий случай.

И надеясь, что мы достаточно далеко убежали от основной массы членистоногих.

Завибрировал в руке телефон, отчего луч фонаря мелко затрясся, но, конечно же, я не стал смотреть, что с ним происходит — скорее всего, батарейка садится от такого долго использования в качестве источника света.

Плевать. Мы уже почти у выхода. Двадцать метров — это несколько секунд бега. Три-четыре секунды. А там уже поверхность…

Правда что мы будем на поверхности… Ведь скопии не боятся ни солнечного света, ни поверхности, ничего…

Кажется, пора придумывать план Б…

На бегу я обернулся, пытаясь понять, преследуют ли нас скопии, которых я остановил своей прановой стеной, но ничего не разглядел в темноте, а разворачивать руку с телефоном не стал — боялся потерять равновесие на бегу. Будет очень глупо, если я его потеряю, споткнусь, упаду и меня сожрут те самые скопии, на которых я хотел посмотреть. Я уж лучше добегу до выхода, и там, на поверхности, уже узнаю — преследует нас кто-то или нет.

Мы выбежали наружу и тут же увязли. Ноги, только что ступавшие по твердым и острым камням, провалились в горячий желтый песок, по глазам, привыкшим к полутьме, резануло яркое солнце. Я чуть не потерял равновесие от резкой остановки, и взмахнул руками, возвращая его.

Из руки выскользнул и упал на песок телефон. Упал и принялся трястись, будто в припадке, словно ему тоже было горячо.

На экране появилось сообщение о входящем звонке. Звонила Ника.

Нашла время!

Я оглянулся, но в темном зеве пещеры, из которой мы выбежали, ни хрена не было видно. Преследуют нас скопии или нет — непонятно, но, черт, я лучше буду считать, что да, и постараюсь оказаться как можно дальше отсюда!

— Поднимайся! — я дернул за локоть Амину, которая, в отличие от меня, не удержала равновесие и растянулась на песке. — Мы еще ни хрена не в безопасности!

Амина ничего не ответила, только злобно зыркнула на меня, вскочила на ноги и снова чуть не упала:

— Горячо, твою мать!

Еще бы — она была обута в легкомысленные босоножки. Странно, что из пещеры она вообще не босиком вышла!