— Не стоит недооценивать таких людей. — я покачал головой. — Если они прибыли сюда и ведут себя здесь по-хозяйски — будь уверена, у них есть гарантии, обеспечивающие им подобное поведение. Подобные люди не занимаются обманом, потому что те, с кем, а, вернее против кого они обычно работают, слишком опасны, чтобы рисковать возможностью всплытия правды и последствиями, которые оно принесет.

— Хочешь сказать, у них есть право так себя здесь вести? — насупилась Ника.

— Начнем с того, что пока что они себя никак и не вели. — возразил я. — Я всего лишь сказал, что эти люди выглядят опасно, а если они выглядят опасно, то они и являются опасными. А вот чего от них ждать и для чего они прибыли — это большой вопрос.

— И кто они вообще такие. — поддакнула Ника. — Может быть, это то самое управление ноль?

— Тоже склоняюсь к этой мысли. — признался я. — Гражданская неприметная одежда, темные очки, которые не только скрывают глаза, но и сильно скрадывают черты лиц, затрудняя опознание, никаких отличительных черт — ни татуировок, ни шрамов на видных частях тел, все даже почти одинаковые по росту. Идеальная группа для работы в любом общественном месте.

— Ты опять говоришь непонятными мне словами. — сощурилась Ника. — То есть, слова понятны, но непонятно, откуда у тебя такие знания.

— Жизнь на отшибе цивилизации, в трущобах. — усмехнулся я. — Мы выживали как могли.

— Это не отвечает на мой вопрос. — вздохнула Ника. — Впрочем, как я понимаю, ответа я все равно от тебя не добьюсь.

— Да нет никакого ответа. — я пожал плечами. — Просто бывают люди, на которых ты смотришь и понимаешь — он опасен. Это может быть неуравновешенный какой-то, угашенный, неадекватно себя ведущий человек, мало ли какие люди бывают.

— Ну да. — Ника кивнула. — А еще это может быть абсолютно адекватный, прилично одетый и нормально ведущий себя человек, глядя на которого ты, — именно ты! — все равно скажешь, что он опасен. И ладно бы еще так, но ведь потом действительно окажется, что он опасен. Меня интересует вот этот момент — как в этом случае ты определяешь опасность, а? Или ты хочешь сказать, что к нас заявилась семерка угашенных неадекватно ведущих себя неуравновешенных людей?

Да твою же мать. Вот знал же, что когда-нибудь до этого дойдет. Ника все же не дура, и постоянно увиливать от ее вопросов, как прямых, так и косвенных — не выйдет. Собственно, уже не вышло — все, закончилось мое свободное пространство для маневра. Слишком часто я говорил и делал вещи, которые не свойствены для подростка моего возраста.

Но ведь и правду ей рассказать я тоже не могу.

Хотя, если подумать — почему, собственно, не могу? Сейчас у меня в голове нет даже богини, которая могла бы предостеречь меня от необдуманных шагов, так что я действительно могу делать все, что захочу.

Не то, чтобы я не мог до этого — просто теперь никто мне не будет зудеть на ухо по поводу того или иного решения.

Правда легче от понимания этого не становится — я все равно не горю желание рассказывать Нике, кто я и откуда я. Это действительно усложнит все во много раз.

— Понимаешь, в чем штука… — медленно начал я, лихорадочно придумывая, что бы ей ответить. — Дело в том, что…

— …я вас не понимаю. — перебил меня громкий голос, разнесшийся по всей округе.

Голос директора.

Я быстро вскинул ладонь, показывая Нике, чтобы она не вздумала проронить ни звука, и прислушался.

Над головой что-то едва слышно потрескивало.

Я поднял глаза и нашел над входом в общежитие динамик — один из тех, что были развешаны по всей академии и использовались для того, чтобы передавать по ним сообщения для всех студентов.

И сейчас этот динамик говорил голосом директора.

И не только директора.

— Повторяю — мы прибыли сюда по указанию объединенного директората Земли. — ответил директора неизвестный мне бесцветный и ничем не примечательный голос — такой же неприметный, как строгий серый костюм. — Вас не предупредили, потому что директорат опасался, что вы можете распустить студентов и эвакуировать их куда-то в другое место, что недопустимо.

— Что значит «недопустимо»? — с металлом в голове спросил директор. — От чего я должен эвакуировать детей?

— Среди этих ваших «детей», и не только детей, а среди взрослых преподавателей тоже — могут присутствовать ненадежные элементы. Заговорщики, проще говоря.

— Заговорщики? — усмехнулся директор. — И о каком же заговоре идет речь?

— Вы же наверняка в курсе, что не так давно один из ваших студентов вернул директорату АГАТ, не так ли? — безэмоционально, словно и не нуждаясь в ответе, спросил неизвестный. — После этого машину отдали на полное изучение в управление ноль, где ее разобрали до винтика и кое-то нашли. Остаточные эманации реадиза, причем сразу трех видов, но это еще цветочки. Ягодками оказался обнаруженный под полом каменный шип, так же несущий на себе остаточные эманации реадиза… И кровь. Кровь одного из людей, что составляли первый тестовый экипаж АГАТа.

Голос замолчал, словно вынуждая директора что-то возразить на это.

Но директор оказался умнее и на провокацию не поддался:

— И что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, что АГАТ пропал не сам по себе, не в силу какой-то поломки или некоего неучтенного фактора. АГАТ был атакован реадизайнером, который уничтожил весь экипаж.

— И вы хотите забрать моих студентов, которые вернули этот АГАТ вам?!

— Нет, эти студенты здесь ни при чем. По крайней мере, есть вероятность, что они ни при чем. С этим мы разберемся в процессе расследования.

— Какого еще расследования?! — возмутился директор. — Что вы собираетесь расследовать в моей академии?! Здесь учатся дети!

— Здесь есть не только учащиеся, но и преподаватели. Не говоря уже о том, что учащиеся третьего курса — это уже готовые реадизайнеры, которые по силе ничем не уступают свои коллегам. В ходе расследования мы уже выяснили, что геомант, а это был безусловно геомант, не мог оказаться внутри АГАТа сам по себе, ему кто-то помогал. Кроме того, остается открытым вопрос, почему экипаж АГАТа не передал сигнал бедствия на базу и вообще никак не сообщил о том, что происходит какая-то не предусмотренная программой ситуация. Это означает, что либо нападающие обладали устройствами для подавления радиоволн, либо с ними был реадизайнер соответствущей направленности. В свою очередь, это приводит нас к неутешительному выводу — против АГАТа работало как минимум несколько реадизайнеров, а как максимум — это настоящий заговор нескольких кланов, а в таком виде это уже тянет на преступление против человечества.

— Вы сами себя слышите? — изумился директор. — Какое преступление против человечества? Люди испокон веков сражались бок о бок с реадизайнерами против общей угрозы! С чего бы сейчас этому измениться?

— Это уже решать не нам. — бесцветно ответил неизвестный. — Наша группа послана сюда в качестве контрольной. Наша задача — установить периметр вокруг академии, и следить за тем, чтобы его никто не пересек. После этого мы организуем вывоз студентов и преподавателей из академии малыми группами и под охраной. С сегодняшнего дня работа академии и обучение в ней новых реадизайнеров официально приостановлены. Все, до единого, покинут территорию кольца пустоты, и до конца расследования в него не вернутся.

— Бред какой-то… — пробормотал директор. — Вы не можете нас закрыть!

— Вы видели наши бумаги и приказ. — продолжал гнуть свое неизвестный. — Мы действуем в рамках наших полномочий.

— Нет, я отказываюсь в это верить. Позвольте я совершу один звонок?

— Сожалею, но это невозможно. В связи с возможной, и, разумеется, нежелательной утечкой информации, как от студентов, так и от преподавателей как только мы вошли в ваш кабинет, было активировано устройство подавления радиоволн. Так как сейчас операции, аналогичные нашей, проходят в любых структурах обитаемого мира, так или иначе связанных своей деятельностью с реадизом, мы не можем допустить, чтобы кто-то из студентов или преподавателей рассказал о происходящем тем, к кому еще не применили санкции. Любая связь изнутри кольца пустоты с внешним миром сейчас невозможна и так будет до самого конца нашей операции.