Это христианство?! Это вообще — монотеизм?! Парень «знает», что богов много. Что некоторые — будут «обижены» последствиями его дел. Поэтому он переходит под власть другого, одного из многих, но более сильного. Христа. Обычная сделка в феодальном обществе. Курбский так и писал: «право отъезда от одного государя к другому со своим уделом».

Вот только мне сейчас теологией заниматься! И я позвал Чимахая.

Зачем я его сюда притащил? — А что, были варианты? — Он сказал, что пойдёт.

Вы что, думаете, что «вручение себя» означает утрату собственной воли? — Это вы так думаете. У Чимахая своя точка зрения.

Спорить с «железным дровосеком православия»? Явного вреда я не видел, а возможная польза… была возможна. Да вообще: я стараюсь не мешать своим людям проявлять их таланты.

Иеромонах Теофил дрался… громко. Вполне по-Чимахаевски. Как на лесосеке, но с приговором. В ярости орал молитвы, пополам с матюками, и рубил топорами с двух рук. По-христиански: крест-накрест. Эффективно.

Что это отнюдь не «кроткая проповедь смирения и любви»… Ну, извините, в этот раз не получилось. А такое: «Не мир я принёс вам, но меч» — не слышали? У Чимахая ни одного «принесённого меча» не было, но в наших местностях и топоры не худо применяют. Чимахай на «лавры» Иисуса и не претендует. Просто вразумляет упорствующих. С двух рук.

«То — вместе, то — опять,
А то — попеременно».

Соратники — впечатлились. Нурманы потом спрашивали — где я такого бешеного берсерка откопал? А литвины интересовались новостями из Ромова — явно человек от Криве-Кривайто, прямиком от Перуна.

Отмывшись от чужой крови и выковыряв чужие мозги из швов кафтана, Чимахай, после боя, приступил к умиротворению и в последний путь провожанию всех желающих.

Язычники приходили в восторг от кадила, одеяния и песнопения. Умирающие звали для собственного отпевания. Ежели такой боец перед своим богом за уходящую душу попросит — будет правильно.

Два уцелевших карта-жреца популярностью не пользовались — пересидели весь бой в лагере. Мулл и раввинов у нас не было. Так что Чимахай давал утешение и грехов отпущение за все пользующиеся спросом религиозные системы.

* * *

Когда из тебя вытекает кровь, когда ты видишь это снаружи и чувствуешь изнутри, когда конец твоей, именно твоей, личной, единственный, уникальной жизни… вот он. «До рассвета не доживёт». Нужно быть очень… цельным человеком, чтобы не испугаться неизвестности, не возжелать хоть какого-нибудь, хоть в шкуре козла или муравья, в сомне ангелов или тенью в Элезеуме, продолжения существования. Себя.

«А что потом? Что прячут небеса?
Куда летят отпетые из гроба?
Они увидят Господа глаза?
Иль, может, снова матери утробу?».

«Дальше — тишина» — требует очень большой… самодостаточности.

* * *

Пришлось оторвать моего «бесогона» от утешения умирающих.

«Мёртвым — покой, живым — забота».

Развернул «железного дровосека» в сторону «заботы». И «бесогон» повёл обряд крещения. В походных условиях по сокращённой программе. Но вода — была. Много: инязор предложил креститься всем своим. Принять «свет истины» от «славного героя», рубившегося с ними в одном строю, в одном бою… Это было уместно, «правильно».

Чисто для знатоков.

Обряд крещения, как и другие основные христианские обряды, может выполнять только поп. Принятие монашества — постриг — такого права не даёт. Чимахай прошёл обряд рукоположения перед отправкой ко мне. Мануил Кастрат и его окружение понимали, что помимо «мирного пастыря» для «окормления» уже существующей паствы, в моих местах будет происходить и крещение «диких язычников». Для чего потребен «пастырь воинствующий».

Ещё: в православии по канону обряд крещения совершается троекратным погружением всего тела с головой в купель. Не по здешним погодам. Однако допускается, в особых случаях, и, близкий к Католическому, вариант обливанием или окроплением.

Понятно, что ни белых одежд новообращённым, ни предшествующего сорокадневного поста не было. Но вид Чимахая в золочёной робе, препоясанного воинским поясом с заткнутыми за него блистающими, свеже-наточенными топорами, помахивающего кадилом и рычащего сорванным в бою голосом обязательные тайносовершительные слова — внушал, просветлял и способствовал.

Наверняка, не все из присутствующих хотели. Но Вечкенза был… несколько напряжён. А процесс сбора в обратный путь убедил многих, что наука Ноготка… от частоты применения только улучшается.

* * *

Ярость людей, потерявших близких, не получивших ожидаемой добычи, вынужденных следовать правилам какого-то чужака, просто замученных ночёвками на холоде, под открытым небом, рвалась наружу. Общенародную злобу одним блеском палаческой секиры не остановишь. И тогда, на общем собрании командиров отрядов, подняв в свой черёд поминальную чашу, я задал вопрос:

— Что дальше?

Самород переводил, и я видел: нет, не этого ожидали от меня вожди ополчения. На поминальной тризне говорят о прошлом — не о будущем. Извините, ребята, но «Зверь Лютый» живёт не по обычаю, а по нужде. Даже на похоронах. Как минимум — на чужих.

— Здесь говорят о павших героях. Я буду говорить о не павших. И — о не героях.

Проливать слёзы о прошлом — нормально. «Чтобы помнили». Но мне важнее — не «проливать слёзы» в будущем.

— Вот, были люди, которые пришли с нами сюда, на поле битвы. Но струсили и убежали. Мы их наказали. Смертью. За то, что они предали нас, оставили умирать под саблями кыпчаков. Их — не стало. Но есть другие. Когда вы, там, на засеке, все как один, грудью, дружно, очертя голову, встали на пути нашествия, ради спасение вашей отчизны… А вы знаете, как давно кыпчаки мечтают захватить Эрзянь Мастор? Поставить свою юрты на пепелищах ваших кудо, истоптать копытами своих коней ваши луга. Надеть колодки на ваши шеи, гнать вас плетями перед собой. Таскать на кошму и брюхатить ваших жён и дев. Чтобы славная сильная кровь эрзя влилась в поганую кровь этих… бараньих пастухов. И вот вы, по призыву мудрого и храброго инязора встали на защиту отеческих нив, весей и пажитей. И выстояли. Против бесчисленных ордынских полчищ. Вы — победили! Вы — храбрецы! Вы — герои! Вам — слава! Но множество таких же, прекрасных, храбрых героев — легли в эти снега. Потому что вас было мало. Потому что многие — не пошли с вами. Они взвалили на вас этот труд. И эту смерть. Они спрятались в своих тёплых домах. Они решили: «Мой кудо далеко. Авось, кыпчаки не дойдут. Авось, если и дойдут — я откуплюсь».

Я внимательно оглядел толпу нынешних командиров. Почти никого не осталось. Из тех, кто начинал поход. Другие люди. Моложе, жестче, свободнее. Они стали лидерами не по длине бороды, не потому что — «атя», а по длине топора, потому что — убийцы.

Фраза: «я — откуплюсь» вызывает у них… очень нехорошее чувство. Потому что «откупиться» в их жизнях до похода, они могли только работой. Своим трудом, куском своей жизни, своей свободы.

— Вы — проливали кровь. Вы хороните своих боевых товарищей. Ваших братьев. Вы защитили свою родину. Теперь будет правильно, если те, кого вы защитили — вам заплатят. За вашу храбрость, за вашу доблесть. Если они согласны откупиться от кровожадных кипчаков — смогут поддержать и своих защитников.

Идея воспринималась с восторгом. Это ж — по правде! По справедливости! «Каждому — по труду» — почти социализм.

— Инязор Вечкенза Пичаевич! Тебе, как Ине, как великому азору всей Мордвы, придётся взять на себя труд. Труд установления справедливости. Вот сидят перед тобой герои. Которые, не щадя даже и живота своего, защищали отчизну от злобных врагов. Теперь каждый из них должен получить вознаграждение. Достойное. За проявленную им храбрость. Доброго коня, молодую жену, булатную саблю, крепких волов, кусок пахотной земли, людей для её обработки, кудо для жизни. Да, инязор. Эти герои достойны целого дома. Дома, к котором они будут азорами. Не по праву рождения, не по прожитым годам, но по своей доблести. И по твоей воле.