На то есть спец. службы.
«Вышел ночью в поле с конём», сказал громко:
— Начальник наш — ворует.
Рассказал коню подробно причины такого своего мнения. И можешь спокойно отправляться спать: изложенные факты будут услышаны и проверены. Не конём, конечно, но — резво.
Ничего нового: Русь всегда «прозрачная» страна. При дерьмократах, коммуняках, кровавом царизме… И «Святая Русь» — тоже. Проблема не в «стуке», проблема в адекватной реакции на «стук».
«Посади друга» — эффективная сингапурская технология. «Скажи мне — кто твой друг, и скажу — кто ты» — русская народная мудрость. Вот как бы их совместить… Не доводя дело до «Большого террора», когда — «а приятель не поленился, позвонил»…
Забегая вперёд скажу, что подобная «общественной приёмной» структура была создана под эгидой Дворцового приказа. То есть — Гапы. Устоявшееся общее мнение:
— Гапка — врунов бьёт тапком. А Воевода — по ноздри заколачивает.
повышало достоверность сообщаемых сведений.
Исконно-посконное правило: «доносчику — первый кнут» у меня не действовало. Но лже-доносительство, как и вообще — лжесвидетельство, наказывались беспощадно. По Закону Божьему — «смертный грех», по моему привычному — «лыко — в строку», «за базар — отвечаешь».
По «стуку» не бывает «нулевого результата» — кто-то должен «сесть».
Эта команда занималась не только сбором жалоб и доносов, но и их проверкой. Несколько молодых парней и девчонок, не отягчённых семьями и родословными, вносили свою лепту в поддержание в тонусе моей административной машины.
Особенно — недопущением коррупции. Тема — та же: забивает информационные каналы, блокирует эффекторы.
И приходит социуму — п-ш-ш…
Надо понимать полную «не-русскость» моей администрации. На «Святой Руси» «кормиться от должности» — само собой разумеющаяся аксиома. Как одевать шапку или креститься. «Все так живут».
Принимая людей в службу, часто видел я в глазах их изумление: казна ещё и платить будет?! И ещё большее потрясение: от кого другого — брать нельзя. Столь непривычна было сия новизна, что иные — пугались и от службы отказывались. Иные же соглашались, но правило моё не исполняли. За что я взыскивал. Многих добрых людей, просто недостаточно умных, чтобы сиё понять, я потерял, прежде чем выросли в приютах моих сироты. Коим закон мой с младых ногтей внушён был.
Харальд торчит маковкой под потолок моего балагана. И смотрит оттуда… встревоженно.
«Обдирание» Тверского каравана не прошло для нурманов бесследно.
Дело — не в барахле, шмотках, оружии. Многим из них доводилось в жизни терять всё имущество. В боях, в кораблекрушениях. Хуже — они Родину свою потеряли! В ходе тамошней династически-гражданской войны.
Дело в непонимании моей системы, здешнего образа жизни. Как можно — нурмана! — за пару шкурок! — взятых у вонючих туземцев! — ободрать кнутом?! Ладно, такое в воинских отрядах временами бывает — неисполнение приказа наказывается. Но сунуть в колодки, в «известь тереть»?! Воина!
Да ещё и кузена этого Харальда! Родовая честь! — Пшла в задницу.
Сигурд сумел хорошенько промыть своим парням мозги: «нонече — не как давеча». Мои хохмочки с прошлогодним перегрызанием хрипа на пару с князь-волком, пересказанные и приукрашенные старожилами, нынешние игры с головой епископа, «Ледовое побоище» в формате «трое против тьмы», лодочка эта косопарусная… Ребята ведут себя осторожно. Чтобы не нарваться по незнанию. Потому-то с таким восторгом пошли в лесные походы этим летом — подальше от «психа лысого».
Сходили они хорошо. Лучше всех — сам Сигурд.
Это счастье моё, что внятный мужик оказался! Маршрут Ветлуга-Вятка-Кама-Волга — пройден успешно.
Дорогой имели место быть разные негоразды, хеппенсы, трамблы… а также — случаи.
Удмурты помнили и своё участие в Бряхимовском походе под знамёнами эмира, и союз с унжамерен, который закончился общим разгромом.
И что они — к нам ходили, и что мы — их побили.
Помнили и не простили.
Проводники из мари, которые называли местных вотяками, вызывали озлобление, вид вооружённых нурманов — опасение. Комбинируя эти два качества, дополняя их нашими товарами и скоростью движения, Сигурд сумел поставить пару погостов на Ветлуге, присмотреть ещё с десяток подходящих мест, описать огромный полукруг по лесным рекам и перевалить в Вятку.
Тут… моя ошибка — низко он на Вятку вышел. Надо было не от истока Ветлуги, а раньше к востоку уходить. Там речка есть. Со знакомым названием — Молога. А так выскочили прямо по Пижме на булгарский погост.
Официальный отчёт содержал фразу типа:
«Мы поговорили, поторговали и расстались в любви и согласии».
В рассказах всё выглядело несколько… разнообразнее. К устью Пижмы собралось до двух сотен вооружённых вотяков, которые край хотели порвать чужеземных находников.
«Чтобы неповадно было! По нашим рекам ходить».
Гарнизонная команда булгар в составе аж 4 инвалидов, тоже не возражала «порвать». У Сигурда не было к этому моменту и тридцати человек, из которых бойцами можно было назвать десятка два. Половина — нурманы.
Тут Сигурд велел своим воинам надраить доспехи.
Объясняю: нурманы получили назад своё собственное вооружение. С моими «панцирями за подкладкой» — такая штука не прошла бы.
В 1251 г. в походе Даниила Галицкого на ятвягов русские приготовились к бою:
«Щите же их, яко зоря бе, шелом же их, яко солнцю восходящу, копиемь же их дрьжащим в руках, яко трости мнози, стрелцем же обапол идущим и держащим в руках рожанци свое, и наложившим на не стрелы своя противу ратным».
Устрашённые зрелищем «яко солнцю восходящу», ятвяги не выдержали и отступили без боя.
Вотяки тоже разбежались.
Может, зря я требую, чтобы мои воины были малозаметными, навязываю маскировку, защитную окраску? Выйти в схватку смертную блестя и блистая — это ж так по-русски…
Потеряв туземных союзников, булгары стали разговаривать.
Пара проживавших там купцов, изошли на желчь. От одного вида чужаков в их исконно-посконной кормушке. В смысле: на их рынке. А вот булгарский десятник…
Есть разница между купцом и воином. Воину конфликты — свою личную голову подставлять.
Туземные вожди шипели и рычали:
— Уг яра! Уг яра! (Нельзя! Нельзя!)
Но булгарин помянул аллаха, шикнул на неверных и сообщил:
— Приказ от эмира — блюсть порядок. Русские порядка не рушат. Грабежей, убийств — нет. А торговать им дозволено. Беспошлинно. Вон, у них и печать есть.
Сигурд старательно плямкал, «бил себя пяткой в грудь» и доказывал, что он не просто так, не «нурман с бугра», а слуга доброго друга пресветлого эмира Ибрагима — Воеводы Всеволжского.
— Да разве ты не видишь?! Меж нашими государями — мир да любовь! Мы ж — русские люди!
И тыкал пальцем в своих «русских людей» — сборную солянку из нурманов и тверяков, мещеряков и мари…
Булгарин посчитал количество клинков, прикинул рост бойцов, впечатлился, порадовался на подаренную ему латку — глиняный аналог сковородки с рельефными изображениями коней на боках, дал проводника и расстался с Сигурдом весьма дружественно.
Дальше караван шёл спокойно — проводник из булгар первым выскакивал из лодки на берег, вопил, махал руками и тем успокаивал очередной погост, Сигурд миролюбиво плямкал, приказчики предлагали товар, а картографы вели съёмку местности.
Биляр, как известно, стоит на Малом Черемшане. Который впадает в Большой Черемшан, который впадает в Волгу аж вона где… Много ниже Камы. Так что Сигурд скромно прошёлся по северному краю булгарских земель, полюбовался издалека на отстроенный заново Янин, поглядел на суету на холме в устье Казанки, устроил днёвку на крутом острове в устье Свияги… и пришёл домой. Попутно ухитрившись мирно посадить погост в устье Илети. Обозначив, таким образом, нашу новую восточную границу.
