«Ухожу. Вернусь ли я — не знаю…»

Ухожу. Вернусь ли я — не знаю.
Встречу ль вновь когда-нибудь тебя?
Ухожу туда, где умирают,
Молча ненавидя и любя.
Ухожу. Будь верной в дни тревоги.
Ну, чего ж еще тебе скажу…
Нелегки солдатские дороги, —
Вот и все, родная. Ухожу…

«Пришел и рухнул, словно камень…»

Пришел и рухнул, словно камень,
Без сновидений и без слов,
Пока багряными лучами
Не вспыхнули зубцы лесов.
Покамест новая тревога
Не прогремела надо мной…
Дорога, дымная дорога —
Из боя в бой, из боя в бой…

1944

«Мы вышли из большого боя…»

О. Корниенко

Мы вышли из большого боя
И в полночь звездную вошли.
Сады шумели нам листвою
И кланялися до земли.
Мы просто братски были рады,
Что вот в моей — твоя рука,
Что, многие пройдя преграды,
Ты жив и я живу пока.
И что густые кудри ветел
Опять нам дарят свой привет,
И что еще не раз на свете
Нам в бой идти за этот свет.

Леонид Шершер

Леонид Рафаилович Шершер родился в 1916 году в Одессе. Отец его — служащий. Стихи начал писать еще в школе, печатался в «Пионерской правде». С 1935 по 1940 год учился в ИФЛИ, редактировал очень популярную среди студентов той поры факультетскую стенную газету «Комсомолию». В 1940 году был призван в армию. Служил вначале в артиллерийской части, а затем в театре Красной Армии. В августе 1941 года Шершер добивается перевода в газету авиации дальнего действия — «За правое дело». С фронта он писал: «От работы я получаю огромное удовлетворение. Люди, с которыми мне приходится встречаться, потрясающи по своей простоте, отваге, человечности. Газету нашу за последнее время начали очень хвалить, да и, объективно говоря, есть за что — много лучше она стала за это время». Работая в газете, Шершер неоднократно участвовал в боевых вылетах в качестве стрелка-радиста, чаще всего в составе экипажа дважды Героя Советского Союза А. Молодчего. Печатался в годы войны в «Известиях», «Комсомольской правде», «Новом мире».

Леонид Шершер погиб 30 августа 1942 года во время боевого вылета.

«…Утром мы снова идем…» (В. Гроссман)

…Утром мы снова идем на аэродром. День боевой работы. И теперь я вижу нового человека Немцевича — сурового, собранного, резкого и деловитого.

Опускается самолет, вернувшийся с боевого вылета. Подходит, вернее, подбегает к нам человек с красным, безумным, пьяным от радостного возбуждения лицом и кричит: «Товарищ командир полка, разрешите доложить, во славу моей Советской Родины только что сбил своего первого „Юнкерса-88“!» Один миг я уловил выражение его глаз, и точно на миг для меня, человека земли, стало понятным то, что происходит там, в небе, во время воздушного боя. Какие чудные страсти там, какое опьянение!.. Летчик этот — майор Рязанов, он дрался в Испании, сегодня его первый полет за время нашей войны, его первая победа.

При мне вылетели на задание командир эскадрильи Поппе, Смирнов, Левша, Шорохов, Мануйленко, Михайлин, Матюшин. Рев, заведены моторы, пыль, ветер, какой-то особенный самолетный ветер, плоский, прижатый к земле…

(Из фронтовых записных книжек В. Гроссмана)

Ветер от винта

Как давно нам уже довелось фронтовые петлицы

Неумелой рукой к гимнастерке своей пришивать,

Золотые, привыкшие к синему птицы

По защитному небу легко научились летать.

Хоть клянусь не забыть — может, все позабуду на свете,

Когда час вспоминать мне о прожитых днях подойдет,

Не смогу лишь забыть я крутой и взволнованный ветер

От винта самолета, готового в дальний полет.

Не сумею забыть этот ветер тревожной дороги,

Как летит он, взрываясь над самой моей головой,

Как в испуге ложится трава молодая под ноги

И деревья со злостью качают зеленой листвой.

Фронтовая судьба! Что есть чище и выше на свете!

Ты живешь, ощущая всегда, как тебя обдает

Бескорыстный, прямой, удивительной ясности ветер

От винта самолета, готового в дальний полет.

Тот, кто раз ощущал его сердцем своим и душою, —

Тот бескрылым не сможет ходить никогда по земле,

Тот весь век называет своею счастливой звездою

Пятикрылые звезды на синем, как небо, крыле.

И куда б ни пошел ты — он всюду проникнет и встретит,

Он могучей рукою тебя до конца поведет —

Беспощадный, упрямый в своем наступлении ветер

От винта самолета, готового в дальний полет.

Ты поверь мне, что это не просто красивая фраза,

Ты поверь, что я жить бы, пожалуй, на свете не мог,

Если б знал, что сумею забыть до последнего часа

Ветер юности нашей, тревожных и дальних дорог.

А когда я умру и меня повезут на лафете,

Как при жизни, мне волосы грубой рукой шевельнет

Ненавидящий слезы и смерть презирающий ветер

От винта самолета, идущего в дальний полет.

1942

В день Победы

Да будет веселым день нашей победы!
Мы снова сойдемся в круг —
Друг налево, и друг направо,
И прямо напротив друг.
Когда этот час неизбежный настанет,
Я встану, подняв стакан:
«Не все здесь с нами. Одни убиты,
Лечат других от ран».
Но я от имени всех живущих
И тех, кто погиб в бою,
В слове, простом и взволнованном слове
Прославлю страну мою.
Что я скажу, как сумею найти я
Лучшие в мире слова!
Я даже не крикну, а тихо скажу вам:
«Да здравствует наша Москва!».
Мы в окна посмотрим — увидим: снова
Звезды горят на Кремле,
Весна начинается, пахнет весною
По всей молодой земле.
Вот они, школы, где мы учились,
Сквер, куда шли гулять.
Вокзалы, с которых мы провожали,
Зовут нас теперь встречать!
А если мне суждено в сраженьи
Погибнуть до этого дня —
Ты тогда поднимись со стаканом
И это скажи за меня.
Сделайте все, что я не успею
Сделать в моей стране.
А любимую пусть никто не целует,
Пусть помнит она обо мне!