1945

«Чтоб стать мужчиной — мало им родиться…»

Чтоб стать мужчиной — мало им родиться,
Как стать железом — мало быть рудой:
Ты должен переплавиться. Разбиться.
И, как руда, пожертвовать собой.
Готовность к смерти — тоже ведь оружье.
И ты его однажды примени.
Мужчины умирают, если нужно,
И потому живут в веках они.

1941–1943

Высота

М. Г. Фомичеву

Комбату приказали в этот день
Взять высоту и к сопкам пристреляться.
Он может умереть на высоте,
Но раньше должен на нее подняться,
И высота была взята,
И знают уцелевшие солдаты —
У каждого есть в жизни высота,
Которую он должен взять когда-то.
И если по дороге мы умрем,
Своею смертью разрывая доты, —
То пусть нас похоронят на высотах,
Которые мы все-таки берем.

1944

«…Фотокорреспондент Толя Григорьев…» (Б. Галанов)

…Фотокорреспондент Толя Григорьев снимает пулеметный расчет, в упор скосивший целую роту автоматчиков. Он суетится, неутомимо щелкает затвором — забегает то сбоку, то сзади, то вдруг бросится на землю и нацелится спереди, в упор. Но съемки, по-видимому, не задаются. Все выглядит как-то буднично, негероично.

— Переживайте… — молит Толя пулеметчиков. — Изображайте, волнуйтесь. Немцы от вас в пятидесяти метрах… В пятнадцати… Представляете, в пятнадцати… Измените свой вид.

— А у нас вид не менялся, — флегматично цедит сквозь зубы сержант-украинец. — И когда немец был еще в четырехстах метрах, и когда на пятнадцать подошел. В нашем деле волноваться не приходится. У нас главное, чтобы спокойствие…

(Из фронтовых записей Б. Галанова)

«..Как завороженный стоял я перед домом…» (Д. Драгунский)

…Как завороженный стоял я перед домом, только что очищенным от гитлеровцев. Взгляд прилип к надписи. Я тогда не знал, что в Берлине насчитывается десяток улиц, носящих имя Вильгельма Первого и Второго, и мне казалось, что это именно та самая улица…

Когда я учился в Военной академии имени Фрунзе, немецкий язык в нашей группе преподавала Майя Михайловна Забелина… Как-то на одном из очередных занятий Майя Михайловна неожиданно вручила каждому из нас зачетную работу… На листе бумаги аккуратно были написаны десять вопросов на русском языке. На них надлежало ответить по-немецки… Через несколько дней состоялся разбор, и мне досталось больше всех.

— Какой позор! В одном слове «Вильгельмштрассе» — три ошибки!..

В таком духе она отчитывала меня несколько минут. Потом, немного сбавив «разносный» тон, она перешла на более спокойное поучение:

— А если вдруг вспыхнет война с Германией, как же вы будете воевать? Как будете допрашивать военнопленных? Нет, только представьте себе — три ошибки в слове «Вильгельмштрассе»!

Жирная «двойка» стояла на моей контрольной работе.

Вот почему, оказавшись на улице Вильгельмштрассе, я не мог удержаться от смеха…

И не думал я, не гадал в тот апрельский день, что предстоит мне еще раз встретиться с моей учительницей Забелиной… Она была довольна встречей. Особенно ее тронул мой рассказ о Берлине, о случае на Вильгельмштрассе у дома № 76. Выслушав его, она «учительским» тоном произнесла:

— Ну что ж, слушатель Драгунский, оценку за контрольную работу я готова исправить. Отныне считайте, что у вас «пятерка». Три балла прибавляю сразу за успешное практическое применение языка. Но скажите все-таки по буквам, как пишется слово «Вильгельмштрассе»…

(Из воспоминаний дважды Героя Советского Союза Д. Драгунского)

Первый день

П. Чувизову

Отбоя нет от толп народных
Верст семьдесят подряд,
Как будто здесь не марш походный,
А вышли на парад.
А нам нельзя и раскричаться:
У нас в зубах песок.
А нам нельзя и целоваться:
Песок к губам присох.
Мы отвечали, как умели,
Восторгам шумных сел.
Но только танки там шумели —
Водитель молча вел.
Еще мы павших не забыли,
И больно нам кричать.
Пусть нас простят. Мы победили.
Нам можно помолчать.

1945

Письмо

Возможно, будет мрачная погода,
Тебе покажется, что мало строк,
Что я тебе за целые полгода
И полстраницы написать не смог…
Не доверяй погоде и досаде
И хоть открытку в ящик оброни…
Торопимся к берлинской автостраде
И письма пишем не сходя с брони.

Апрель, 1945

«Мы в землю стольких положили…»

Мы в землю стольких положили,
Мы столько стойких пережили,
Мы столько видели всего —
Уже не страшно ничего…
И если все-таки про войны
Я думать не могу спокойно,
И если против войн борюсь —
Не потому, что войн боюсь,
А если даже и боюсь —
Не за себя боюсь — за тех,
Кто нам теперь дороже всех,
Кого пока что век наш нежил
И кто пока еще и не жил,
Кто ни слезы не уронил,
Кто никого не хоронил.

1956

Николай Фомичев

Николай Петрович Фомичев родился в 1917 году в селе Калитинка, Рязанской области. В 1933 году переехал в Москву, здесь окончил школу, поступил в институт. В 1939 году был призван в армию. С первых дней войны на фронте. Летом 1942 года тяжелоконтуженый попал в немецкий плен. В плену, в тюрьмах и лагерях, начал писать. Его стихи и песни нелегально распространялись среди советских людей, томящихся в фашистской неволе. В 1945 году был освобожден из плена и вернулся на Родину. Первая книга «Забыть нельзя» вышла в 1960 году. В предисловии к ней С. С. Смирнов писал: «Николай Фомичев — человек уже зрелый и много испытавший. Он один из тех, кто в первые годы войны, сражаясь на фронте с оружием в руках, волею судеб оказался в страшном фашистском плену — среди „мрака и тумана“ фашистских лагерей. Все прошел пленный № 4466, бывший студент, а потом солдат Николай Фомичев: голод и унижения, побои и вечное ожидание смерти, невыносимый труд и бесчеловечные пытки. И только сила духа советского человека, неугасимая вера в свой народ и армию, вера в дело коммунизма помогли ему, как и многим его товарищам по несчастью, с незапятнанным достоинством и честью пройти через все эти испытания».