Тьма. Но не полная, не чернильно-чёрная, а какая-то бурая. Круглый, похожий на гофрированный шланг, коридор. Его стенки казались живыми, напоминая чем-то кишечник изнутри. И свет впереди, будто маленький, далёкий светлячок. Потянулся к нему, полетел, мечтая вырваться из этой непонятной трубы, которая давила на психику, пугая до панического состояния.

Я умер, что ли? Нет, не может быть! Наверное, попал в реанимацию, где вкололи обезболивающее, поэтому в этом наркотическом беспамятстве мерещилась всякая бредятина. Сосулька. Даже не сосулька, а целая глыбища льда вдруг начала сползать и полетела вниз, прямо на меня. Единственное, что запомнил. Я парил, а светлое пятно всё увеличивалось, пока не окутало со всех сторон сияющим блаженством, дающим успокоение.

— Так-так. Кто у нас тут? — услышал вдруг мелодичный голос.

Огляделся. Казалось, что звук шёл отовсюду, но кто именно говорил, рассмотреть в ярком сиянии не мог.

— Ээээ… простите. Я вас не вижу. Можно немного свет приглушить? — обратился в пространство.

В ответ нежным колокольчиком раздался смех. Свет, действительно, перестал резать глаза, и ко мне приблизилась фигура… ангела? Белые одежды, белокурые локоны до плеч, крылья. Не грубо-материальные, как их обычно рисуют художники, а будто потоки белой плазмы, имевшие форму крыльев, но постоянно пульсировшие, переливавшиеся и живущие своей особой жизнью. А лицо! Человеческий язык не в силах описать эту красоту, от неё просто слепнешь. Только миг удалось посмотреть прямо в его глаза. Какого они цвета? За мгновение разве разберёшь? Лишь ощущение бесконечного участия и сострадания, что пролилось на мою душу из невероятных сияющих очей. Я мог лишь украдкой бросать короткие взгляды на высокую фигуру, любуясь совершенным творением.

— Арсений Беляев, двадцать один год, третий курс юридического факультета, не женат, не замужем, в связях, порочащих… ммм… Экстраверт, любит экстрим и приключения на свою… ага. Что? Не может быть! Ты не должен был сегодня умереть. Произошла ошибка или это разгильдяйство твоего ангела-хранителя?

Дивное создание вдруг нахмурило брови и щёлкнуло пальцами. В это же мгновение возникла другая фигура, такая же прекрасная. Она склонилась перед вышестоящим начальством в приветствии, а затем выпрямилась, молча переминаясь с ноги на ногу, совсем как нашкодивший подросток перед строгим учителем.

— Барадиэ́ль, как это понимать? — спросил первый ангел у второго, указывая сияющим перстом на меня.

— Эээ… не досмотрел. Исправлю. Честно-честно! — затараторил провинившийся, и я с удивлением понял, что этот ангел — совсем ещё юный и, похоже, такой же раздолбай, как и я сам.

— Исправишь? Как же, интересно, ты это сделаешь? Твой подопечный уже́ умер в своём мире. Он не может воскреснуть и дожить отпущенное ему время.

— Но, в соответствии с пунктом семьсот семьдесят семь, душа, раньше срока покинувшая своё физическое тело в одном мире, может воплотиться без стирания памяти прошлой жизни в другом мире, в другом теле, из которого предыдущая душа ушла по доброй воле, искупив свой срок страданий. Либо по иным причинам, — отчеканил мой ангел-хранитель какой-то местный Устав.

— Ты всегда отличался сообразительностью, Барадиэль. И сейчас выкрутился. Хорошо. Ты — его ангел-хранитель, недосмотр — твой, вот и сам исправляй его, — произнёс первый ангел и пропал.

— Прости, братиш, с кем не бывает, — обезоруживающе улыбнулся персональный хранитель.

— Ага, — только и смог произнести, ещё не до конца поверив в то, что увидел и услышал.

На Барадиэля я, как ни странно, мог смотреть спокойно: он не сиял ярким маленьким солнцем. В такой же белой хламиде, как и старший, с плазменными крыльями, блондинистой шевелюрой и яркими глазами цвета голубого топаза на идеально красивом лице, он казался ближе, роднее, чем тот, первый, и не вызывал во мне безумно-трепетного благоговения. Напротив, весёлые чёртики, скакавшие во взгляде, говорили о родстве наших душ, если это можно так назвать.

— Ладно, в виде бонуса за мой косяк могу исполнить твоё желание. В пределах разумного, конечно. Какую жизнь ты хочешь прожить?

Вот ведь спросил! Хорошую. Весёлую. Чтобы не бедствовать и не считать копейки до зарплаты. Я растерялся. Что можно просить, а чего нельзя?

— Ээээм… — проблеял невнятно.

— Ладно. Я понял. Скучать ты точно не заскучаешь, обещаю. Ну и с деньгами будет всё в порядке, — сказал он, прислушиваясь к чему-то своему. — Погоди-ка секундочку, я скоро вернусь.

Мой ангел-хранитель исчез на несколько мгновений, а затем появился вновь, но уже не один. Рядом стоял прозрачный силуэт ребёнка, кажется, девочки. Со словами: «Нам надо торопиться», — Барадиэль схватил меня за руку. Сознание снова погасло.

Запах. Это первое, что почувствовал, когда очнулся. Он мне сразу не понравился — какая-то дикая смесь приторных женских духов или восточных ароматических палочек, жареного мяса, приправ, а ещё давно не мытого тела, но без ожидаемого резкого запаха пота. Вот ведь вчера нажрался-то! И куда меня с перепоя занесло? Лежать, вроде, мягко, однако воспоминания приходить не спешили. Голова, как ни странно, совершенно не болела, хотя во рту было… Там, похоже, не один кот нагадил, а целая стая бездомных, грязных и злых кошаков с городской помойки справила все свои физиологические надобности. Я поворочал языком. Зубы явно давно не чищены. Это сколько же в отключке провалялся?

Помню — пили. Обмывали почти всей группой окончание семестра. Потом — пели в караоке-клубе. К нашей дружной мужской компании присоединились левые девчонки, тоже не сильно трезвые. Может, потом одна из них меня подзасняла. Или я — её. Но этот запах! Вроде бы, бомжих среди них тогда не наблюдалось, хотя бомжихи наверняка пахнут ещё колоритнее.

О! Следующее воспоминание соизволило всплыть в памяти: мы стояли на остановке и горланили песни, пугая прохожих и пытаясь тормознуть хоть какую-нибудь машину. Такси проезжали мимо, не рискуя останавливаться и связываться с неадекватными молодыми людьми. Себе дороже. Либо в табло настучат, либо денег с них не дождёшься. С нас, то есть. Нуууу… не дождёшься. И что? Мы — бедные студенты. Да, о чём это я? О таксистах. Правильно. Козлы они все. За бесплатно никто работать не соглашался. И зря. Люди должны помогать друг другу в тяжёлых жизненных ситуациях.

Ещё картинка: бредущий я по практически пустынной улице. Ага, решил идти домой пешком. Прогуляться немного, проветриться, а то «стёкл, как трезвышко». Встречные прохожие от меня, такого красивого, шарахались. Мама огорчится. Мама… Точно. Вытащил мобильник и посмотрел, пытаясь сфокусироваться. Двенадцать пропущенных!

— Жив, здоров, иду домой, — только и смог произнести заплетающимся языком, набрав мамин номер, и отключился.

В смысле — телефон, а не сам. Отключился, чтобы не услышать от неё в ответ поток упрёков. Вот доберусь домой, тогда хоть сковородкой в лоб. Заслужил.

Навстречу шла женщина с мраморным догом на поводке. Пёс, проходя мимо, злобно зарычал и дёрнулся в мою сторону. Он был в наморднике, но я инстинктивно отпрянул и прижался поближе к стене дома. Собака Баскервилей хренова!

— Зальют глаза и шляются, животных нервируют, — заворчала тётка, оттаскивая псину от меня. — Фу, Милорд. Не нюхай его. Пошли.

Милорд. Бррр! Не люблю собак. В детстве ещё как-то испугался и теперь каждый раз вздрагиваю, когда мимо пробегает даже безобидная маленькая шавка. А они, собаки такие, ведь чуют, когда их боятся. Вот и сейчас я стоял ни жив ни мёртв — аккурат под огромным ледяным наростом. Нагрянувшая оттепель в снежном январе украсила крыши сосульками, а городские службы, видимо, ещё не успели сбить опасные ледышки. Заметил я это слишком поздно…