Я сказал:

— Мы должны остановить его.

— Этого копа?

— Да.

— Остановить его... от чего?

— От убийства, — пояснил я. — Он собирается кого-то убить.

— Они все собираются кого-то убить, — напомнила Райа. — Это их занятие.

— Нет, я имел в виду... сегодня вечером. Он собирается убить кого-то сегодня вечером.

— Ты уверен?

— Скоро. Совсем скоро.

— Кого?

— Не знаю. Думаю, он и сам пока не знает. Но скоро... может, меньше чем через час он найдет возможность. И ухватится за нее.

Позади нас светофор мигнул желтым и красным, и в тот же момент переключился на зеленый в другом направлении, поэтому патрульный автомобиль завернул за угол, направляясь в нашу сторону.

— Следуй за ним, — велел я Райе. — Только, ради бога, не слишком быстро. Мы не должны дать ему понять, что он под наблюдением.

— Слим, у нас тут более важное задание, чем спасение одной жизни. Мы не можем рисковать всем только потому...

— Мы должны. Если мы позволим ему уехать, зная, что он собирается убить невинного человека этим вечером...

Патрульный миновал нас, направляясь на восток по Дунканнону.

Райа отказалась последовать за его машиной:

— Послушай, остановить одно убийство — это все равно что пытаться заделать огромную дыру в плотине куском жевательной резинки. Нам лучше затаиться и заняться расследованием, чтобы обнаружить, как мы сможем нанести удар по всей гоблинской сети здесь...

— Китти Дженовезе, — произнес я.

Райа уставилась на меня.

— Вспомни Китти Дженовезе, — сказал я.

Она моргнула. Поежилась. Вздохнула. Нажала на газ и нехотя последовала за копом.

23

Скотобойня

Он ехал по пригородам, среди ветхих домишек: полуразрушенные тротуары, расшатанные ступени, сломанные перила на крылечках, обветшалые от непогоды и времени стены. Если бы эти строения были наделены даром речи, они бы стонали, горестно вздыхали, хрипели, кашляли и дружно жаловались на несправедливое время.

Мы спокойно ехали следом.

Еще днем, после подписания договора об аренде, мы приобрели на заправочной станции тормозные цепи. Стальные звенья позвякивали, ударяясь друг о друга, а на больших скоростях пронзительно пели. То и дело дорога трещала под нашей утяжеленной машиной.

Коп медленно миновал несколько закрытых лавок — магазин вязаной одежды, магазин обычной одежды, заброшенную станцию техобслуживания, — скользя лучами света мощных фар патрульной машины вдоль затемненных рядов строений в поисках возможных грабителей — кто бы усомнился, но выхватывая одни лишь блуждающие тени, которые кружились, метались и исчезали в дрожащем пятне света.

Мы держались примерно на квартал позади него, давая ему возможность сворачивать за угол и пропадать из виду на довольно долгое время, так, чтобы он не заметил, что за ним следует все время одна и та же машина.

Наконец его путь пересекся с «загоравшим» водителем, чья машина стояла у обочины возле сугроба, рядом с перекрестком Дунканноновской дороги и Яблоневой тропы. Сломавшийся автомобиль был «Понтиак» четырехлетней давности, покрытый дорожной грязью, въевшейся в краску. Короткие, тупые, грязные сосульки намерзли на заднем бампере. На нем были регистрационные номера штата Нью-Йорк, и эта деталь подтвердила мое ощущение, что здесь-то коп и найдет себе жертву. В конце концов, путешественник, проезжающий через Йонтсдаун, может стать безопасной и легкой добычей, потому что никто не сможет доказать, что он пропал именно в этом городе, а не в любом другом месте на своем пути.

Патрульный автомобиль свернул к обочине и остановился возле неподвижного «Понтиака».

— Езжай мимо него, — велел я Райе.

Привлекательная рыжеволосая женщина, лет около тридцати, в высоких ботинках, джинсах и коротком сером пальто из пледовой ткани, стояла перед «Понтиаком». На ледяном воздухе дыхание вылетало у нее изо рта морозными клубами пара. Капот был поднят, и она с забавным видом уставилась на двигатель. Она сняла одну перчатку, но явно не знала, какое применение найти обнаженной бледной руке. Она с сомнением потянулась к чему-то под капотом и смущенно отдернула руку.

С явной надеждой на помощь она поглядела на нас, когда мы показались на перекрестке.

На краткий миг я увидел безглазый череп там, где должно было быть ее лицо. В костяных глазницах, казалось, таится огромная, бездонная глубина.

Я моргнул.

Сумеречным Взглядом я увидел, что в ноздрях и во рту у нее кишат личинки мух.

Я снова моргнул.

Видение прошло, мы проехали мимо нее.

Этой ночью она умрет — по крайней мере, если мы не сделаем ничего, чтобы помочь ей.

На углу следующего квартала находился бар-ресторан. Это было последнее освещенное место перед тем, как Дунканноновская дорога поднималась в угольно-черные, покрытые лесом предгорья, окружавшие Йонтсдаун с трех сторон. Райа свернула на автостоянку, припарковала автомобиль рядом с пикапом, к которому был прицеплен туристский трейлер, и погасила фары. С этой позиции, глядя из-под нижних ощетинившихся иглами ветвей большой ели, отмечающей край территории ресторана, мы могли наблюдать за перекрестком Дунканнона и Яблоневой тропы в квартале от нас. Там, перед «Понтиаком», рядом с рыжеволосой, стоял гоблин-патрульный, являя своим видом образец утешителя дамы в беде.

— Мы оставили оружие дома, — сказала Райа.

— Мы не думали, что война уже началась. Но с сегодняшнего вечера ни один из нас никуда не выходит без оружия, — трясущимся голосом произнес я, все еще не отойдя от видения облепленного личинками черепа.

— Но в данный момент, — возразила она, — мы безоружны.

— У меня есть нож, — ответил я, коснувшись ботинка в том месте, где скрывалось лезвие.

— Не густо.

— Хватит.

— Может быть.

На перекрестке рыжеволосая садилась в патрульную машину, без сомнения, с легким сердцем от того, что нашла помощь в лице улыбчивого и любезного представителя закона.

Мимо проехало несколько машин, разбрасывая из-под колес комья снега, куски льда и кристаллы дорожной соли. Однако по большей части Дунканноновская дорога была почти пустынна в этом отдаленном глухом углу города и в этот час, поскольку движение на горные шахты и обратно вниз на сегодня уже закончилось. И сейчас, если не считать патрульной машины, выруливающей с обочины и движущейся в нашу сторону, шоссе было безлюдно.

— Приготовься снова ехать за ним, — велел я Райе.

Она тронулась в путь, но фары не включила.

Мы сжались на сиденьях как можно сильнее, едва высунув головы над приборной доской. Мы наблюдали за копом, точно пара бдительных песчаных крабов во Флориде, чьи глаза-стебельки еле-еле торчат над поверхностью песка.

Когда патрульная машина проехала мимо нас, сопровождаемая печальным пением и ритмичным постукиванием своих тормозных цепей, мы заметили, что гоблин в униформе ведет автомобиль. Рыжеволосой было не видно. Она сидела на переднем сиденье рядом с водителем — это все, что мы установили. Но сейчас ее там не было.

— Где она? — спросила Райа.

— Как только она села в машину, мимо них проехали последние автомобили по Дунканноновской дороге. Их никто не видел, и я готов поклясться, что этот ублюдок воспользовался предоставленным ему шансом. Должно быть, он нацепил на нее наручники, скрутил ее на сиденье. Может, даже огрел ее дубинкой так, что она потеряла сознание.

— Может, она уже мертва, — предположила Райа.

— Нет, — ответил я. — Поехали. Следуй за ним. Он не стал бы убивать ее так просто, когда может увезти ее куда-нибудь в укромное место и прикончить медленно. Это то, что им нравится — если предоставляется возможность, — долгая, неторопливая смерть, а не внезапная и мгновенная.

К тому времени, когда Райа вырулила с ресторанной автостоянки, патрульная машина почти исчезла из виду на Дунканноновской дороге. Вдалеке красные габаритные огни поднимались выше, выше, выше, и на какое-то мгновение показалось, что они подвешены в темном воздухе высоко над нами, затем они исчезли за гребнем холма. Райа нажала на педаль газа, цепи откликнулись отрывистым тяжелым звуком, и мы погнались за патрульной машиной на самой большой скорости. Дунканноновская дорога сузилась с трехполосной до двухполосной проселочной дороги.